— Соседи?
— Глухо. «Глазки» заклеены изолентой. Наш похититель унес не только ребенка, но и все стоящие улики. Сработано очень чистенько. Если бы не этот дилетантский взлом и куча брошенных вещей… Сдается мне, кто-то нарочно путает следы.
— Похоже на то.
— И насчет выкупа есть сомнения: зачем дожидаться, пока Фитц поднимет всех на уши? Это не так уж сложно предугадать. Если, конечно, речь не о социопате, который вообще не думает о последствиях.
— Или это вендетта.
— Вендетта Фитцу? Брось, у него во врагах только такие парни, как мы! Ладно, серьезно. Фитц просто не дал бы нам влезть в это дело, ты и сам прекрасно знаешь. У его бывшей жены алиби, ее нет в стране, но мы проверяем вероятность «заказа».
— Я не о Фитцрейне.
— Неужто о его новой супруге? Явных врагов у нее нет. Да и Фитц был бы в курсе и не взывал бы к тебе, заламывая руки.
— Хорошо, проехали. — Дэн сосредоточенно потер правый висок. — Сперва я хочу посмотреть на то, что осталось в квартире Грега, а потом побеседовать с консьержем, няней и нынешней миссис Фитцрейн. Постарайся это организовать.
— Уже сделано. Так ты тоже считаешь, что здесь не обошлось без Чесбери?
Дэн пожал плечами:
— Жизнь непредсказуема, Коллинз — так же, как я и этот светофор на углу.
— Ох, черт! — Трей яростно ударил по тормозам.
* * *
Квартира Фитцрейнов
04:27
Он медленно обошел квартиру несколько раз. Виктория наблюдала за ним в полуоткрытую дверь детской. Заходя к ней, он приглядывался, тайком нюхал воздух своим острым бледным носом, смотрел на нее мягко, но без сочувствия. «Ты ведь знаешь, кто это был?», спрашивал его взгляд. «Это была она». Он уже утверждал, кивал сам себе и отворачивался. Грег Фитцрейн следовал за ним по пятам, словно грузное привидение.
Она старалась сосредоточиться, пока они бродили вокруг в мутном воздухе. Нет, полицейским не понять. Грегу тоже. Они ищут объяснение: месть, шантаж, но все они ошибаются. Повинен в несчастье ее дочери лишь один человек — она сама. Ее вера, что она вырвалась из Астоуна, из сердца Элинор. Это было так наивно, так нагло, что даже не имело смысла умолять о помощи.
У нее было немного радостей в жизни. Ее не научили, чему можно радоваться. То, что любили Элинор и Каталина, отталкивало ее яркостью и яростью. Она же лишь хотела подолгу мечтать, прячась в старом саду. Только когда в ее теле начала созревать Мэй, она почувствовала, как пустота отступает, заполняется чем-то весомым и бесценным, что притянуло ее к земле, ко вкусу пищи, к расстоянию до замковых ворот. Но ей не стоило верить, что пустота ушла насовсем — нет, та лишь вышла из нее, на время. Бессмысленно лгать; Элинор, как и прежде, кормилась ее жизнью, чавкала, окунув в нее грязную морду.
Виктория ничком упала на диван.
Если бы Грег не уговорил ее оставить дочку на пару лишних часов…
Если бы она могла сама кормить ее, у нее был бы повод отказать мужу…
Если бы ей не нужен был повод, чтобы отказать кому-то…
Если бы она осталась этой ночью дома…
Элинор пришла бы в другую ночь.
«Будь по-твоему… Но это в последний раз».
Виктория уткнулась в заплаканные детские одеяльца, стараясь не видеть никого вокруг. Она ждала, пока полицейские оставят ее в покое.
Глава одиннадцатая
Возле отеля «Прибрежный дом»
05:01
С каждым днем Алекс тратил всё больше времени на попытки понять, спит он, в сознании или бредит, забывшись на крепостной стене. Сон и явь путались, — но в Астоуне будто не замечали странностей. Алекс был лишь одной из них. Еще никогда ему не было так страшно. И еще никогда он не испытывал похожего мрачного удивления, глядя на себя словно бы со стороны и понимая, что он не столько боится сойти с ума, сколько не найти того, что с таким искренним, остервенелым отчаянием требует его естество. Необъяснимая мука терзала каждую клетку тела, и звала, звала, заполняя голову неотвязчивой мелодией…
После встречи с Тэйси Райну всё время казалось, что на зубах хрустит песок. Было проще решить за всех, избавить Рональда и Джулию от случайного соприкосновения с тем, что рвалось из него наружу и, похоже, не знало меры. А заодно не позволить им ненароком спугнуть наваждение, ждавшее по другую сторону предчувствий. Никто не посмеет ослушаться — Алекс знал это, как и то, что никогда не пожелал бы себе подобной участи. Он мог часами балансировать между раскаянием и стыдом, но стоило вспомнить об Эрике, как всё распадалось и теряло смысл. Она была ключом, который мог отомкнуть его. Ради нее он был готов на всё.
Райн поежился на холодном ветру. Ждать было нечего.
Пять часов. Сонный портье уставился на него с опаской и почти нечеловеческой въедливостью. Но вскоре признал и, вежливо позевывая в сторону, предложил телефон. Алекс отказался, сославшись на то, что его ждут. Вряд ли она успеет почувствовать его приближение. Всё, чего он хотел, это встретиться лицом к лицу. Остальное казалось смутным, как шелковый муар утреннего неба.
Алекс начал подниматься по лестнице. Удивился, что слабые колючки в тех местах, где когда-то были сломаны кости, совсем перестали беспокоить.
* * *
Она собиралась быстро и методично — точно так же, как делала это все предыдущие годы. Сердце, странно екнувшее при пробуждении, успело присмиреть, пока она тщательно одевалась, ощупывая пальцами пуговицы и ремешки, упрямо встречая свой взгляд в каждом попадавшемся зеркале. Надобности в оружии не было, она даже хотела уничтожить документы, но в последний момент передумала: если всё удастся, они ей больше не понадобятся, но если опять придется ждать? Нельзя полагаться на случай.
Взяв с трельяжа водительские права, девушка засунула их во внутренний карман плаща. Всё было готово.
* * *
Алекс думал снять напряжение пешим подъемом, но ничего не вышло. Уже на втором этаже голова начала кружиться; в крови шрапнелью засвистел адреналин. Кое-как одолев лестницу, Райн остановился на последнем пролете и тяжело привалился к стене. Слабость развернула синюю мерцающую портьеру, ткань забила горло и легкие. Через секунду он понял, что падает.
* * *
Она бесшумно выскользнула в коридор и заперла дверь. Затаилась. Вокруг было пусто, инстинкт спал. Повернула к лифту, но внезапно передумала: трудно будет разминуться при встрече с неподходящим человеком. Быстро двинулась к лестнице.
* * *
Алекс падал и падал, но движение не прекращалось. Он мчался по разноцветным нитям, но не владел ни собой, ни ими. Незнакомые голоса, от которых сжималось сердце, смеялись, кричали, убеждали, но он не понимал ни слова. Один голос был громче остальных. Он был как хлыст и как объятие.
* * *
Она вышла на лестницу и остановилась. Кровь превратилась в ледяное молоко и прилила к вискам.
Она не желала этого видеть.
«Уходи».
На полу лежал человек в сером плаще, лицом вниз. Белые волосы сливались с фальшивым мрамором — он словно тонул в нем. Она не могла отвести глаз.
«Надо идти. Остальное не имеет значения».
Он был без сознания, но выглядел, как мертвый.
«Я не должна вмешиваться. Это не для меня».
Его сердце не бьется двадцать секунд. Двадцать одну. Двадцать две.
— Да провались оно всё…!
Перескакивая через ступеньки, она бросилась вниз.
* * *
Нити взвились, отторгая его всем соцветием разом, и Алекс рухнул в темноту. В странную темноту, заполненную облегчением. Знакомый морской ветер, аромат песка и мокрой гальки с тихим шелестом окружили его, как старые друзья. И он наконец-то увидел океан, заполненный малиновым сиянием от окоема до окоема…
* * *
— Тише… Не пытайся встать. Лежи.
Всё, что он мог — это приподнять веки. Неоновый свет, искажаясь, падал в расширенные зрачки. Он запоминал, искал за ним прочные очертания. Чья-то рука закрыла глаза, опрокидывая обратно в лазоревую дымку.
Алекс почувствовал, как сквозь иллюзорные воды маленькие ладони тянутся к его вискам, сжимают их. Он ощутил себя, словно в раковине, внутри него гудел океан. Преодолевая слабость, снова постарался видеть, но реальность проваливалась под ним, как талый снег. Сквозь смазанные линии светились два круглых камешка цвета голубой ели — они намертво схватили взгляд. Алексу почудилось, что они втягивают его в себя, и он невольно дернулся.
«Ты не можешь сам. Позволь мне управлять тобой. Доверься — я поведу».
В этом голосе тоже шумел океан. Он не мог с ним бороться.
* * *
Астоун
05:53
В комнате дымились предутренние сумерки, свет не горел. От камина шло тепло, оттеснившее холод к дверям. Девушка медленно оглядывалась вокруг. Она чувствовала себя невидимкой, забравшейся в чужой дом. Почти так и было. На высоком секретере лениво перебирали стрелками затейливые часы, но ей чудилось, что время стоит на месте, застряв в позолоченном корпусе. Здесь было уютно — в этом темном, теплом алькове, как в утробе матери. Она могла бы проспать целую вечность, стоило закрыть глаза.
