как кролик на удава. Не попытался защитить ее или хотя бы убежать. Просто смирно стоял и смотрел, а по его лицу катились горошины пота. Он смотрел, а я душил ее, пока ее глаза не вылезли наружу, а из влагалища не выполз презерватив, который там оставил ее дружок. Когда моя жена перестала дышать, он словно очнулся, как будто ему нашатыря дали понюхать. Встрепенулся. Типа, представление закончено, позвольте свалить. Но не тут-то было. Пришлось повозиться.
– Что… ты с ним сделал? – Голос Алексея прошелестел как суховей.
– Ничего особенного. У меня был с собой охотничий нож, и я отрезал ему член, который сунул в бокал с шампанским, – сообщил Юрий. – Из этого бедолаги хлестало, как из сорванного крана, предбанник превратился в красное озеро. Это вам не триста граммов из вены, ребята. Тихо играла музыка, трепетало пламя свечей, пахло розами, а мы сидели друг напротив друга. Парень умолял вызвать врачей. Потом просил какой-нибудь тампон или полотенце зажать рану. Я только улыбался и качал головой. С собой у меня была фляга с коньяком, я дал ему. Сначала он плеснул на кровоточащую рану – наверное, надеялся, что это сможет как-то прижечь кровь. Но я посоветовал ему не тратить коньяк попусту, и он начал глотать его. «Бухим и умирать не страшно», – успокаивал я его, и он в конце концов согласился со мной. Парень быстро слабел, потом вообще «поплыл», у него начался бред. Когда фляжка опустела, он уже был готов. Я допил шампанское (конечно, из другого бокала, а не из того, где мариновался писюн этого придурка!), потом посмотрел на жену. Если не принимать во внимание ее распухшее лицо с высунутым языком, она была прекрасна. И я… простите, я не удержался. Она была теплая и влажная. Как раз в этот момент играла наша любимая мелодия «Иглз», «Отель Калифорния». Именно под эту композицию мы с ней переспали первый раз в две тысячи третьем году. Я был последний, кто в нее вошел. Пускай ее сердце уже не билось и губы не улыбались. Этот секс я помню до сих пор и воспоминание о нем бережно храню в своей памяти. Как… ну, как хрустальную вазу, что передается по наследству многим поколениям.
Жанна с трудом проглотила слюну.
– Ты… чертов больной ублюдок, – выдавила она. – И после этого у тебя хватает наглости в чем-то обвинять Алексея?! Да он ангел по сравнению с тобой!
– Потом у меня была истерика, – возобновил рассказ Юрий, игнорируя выпад женщины. – Я ревел как девчонка. Я любил Аллу – вот в чем дело. Ведь у нас была общая дочь, Кристина. Но и оставить все как есть я не мог. Потому что ненавижу эти фальшивые установки вроде: «Я отпустил их, пусть будут счастливы». Ни хрена. Когда мы менялись кольцами, она мне сказала «да». Когда нас венчал батюшка в церкви, она говорила «да». Так что обратной силы эти слова не имеют.
– Момент спорный, – заметил Рэд. – Но развивать дискуссию на эту тему мы сейчас не будем.
Юрий бросил на режиссера неприязненный взгляд:
– А я и не собирался с тобой спорить.
– Что же было дальше?
– А что дальше… Я замел следы. Тело этого щенка я выбросил в прорубь, а дом поджег. Следствие решило, что моя супруга напилась и уснула с сигаретой. Ко мне, конечно, возникли определенные вопросы, но в конечном итоге все обошлось. Жалко дом, я в него всю душу вложил, но ничего не поделаешь. Парня, кстати, так и не нашли, его скелет до сих пор где-то в озере. Сложнее всего было с дочкой, она никак не желала смириться со смертью матери. Но время лечит. Сейчас мы исправно ходим на кладбище к Алле. Говорим умные слова вроде «покойся с миром» и оставляем на могиле цветы.
– Ты не боишься, Фил? – задал вопрос Алексей, беспокойно заерзав. – Ведь нас прослушивают. Одно дело – травить бесхозных дворняг. Максимум, что мне грозит за это, – штраф или условный срок. И другое дело – двойное убийство. Тут уже пожизненным попахивает, не находишь?
– Ты ничуть не поумнел, Карпыч, хоть и банком управляешь, – сказал Юрий. – Вспомни о парне, который держит нас тут. Который крутит нам расчлененку пятые сутки. Грозится зажарить нас заживо. Выкачивает из нас кровь. Кидает крыс. Заставляет писателя жрать собственную книгу… Ты правда считаешь, что, услышав наши признания, он сразу побежит в ментовку?!
Рэд покачал головой.
– Я уверен, что этот Ох, или как он себя там называет, ничего никому не скажет. Потому что… – Юрий на миг замешкался, подбирая нужное слово.
– …потому что у него на нас свои планы, – закончила вместо него Жанна.
– Точно, планы. Кстати… А что насчет тебя, киса? – задал Юрий вопрос. – Мы с Карпычем выложили все как на духу. Теперь твоя очередь исповедаться.
– Мне не в чем исповедоваться, – отчеканила Жанна, хмурясь. – И самое страшное, что я сделала в своей жизни, – это связалась с вами двадцать пять лет назад.
– Полноте, Жанна, – печально сказал Рэд. – Это как в поговорке – «знал бы куда падать, постелил соломку…». Что толку сейчас обвинять друг друга?
– Обвинять никто никого не собирается, – возразил Алексей. – Ну ладно. Решила своих мертвецов придержать под ковром? Твое право, детка. А что нам скажешь ты, гениальный режиссер? Откроешь потайной чулан, где пылятся твои секреты?
– Все мои секреты давно обмусолены прессой, – ответил Рэд. – Погуглите и узнаете.
– Мы бы с радостью, да интернета здесь нет. Но, может, есть то, о чем знаешь только ты?
Режиссер неотрывно смотрел на одну из дохлых крыс, валявшихся на полу, в застывшей лужице крови.
– Есть. Я убил своего отца, – спокойно произнес он. – Этого нет ни в одном источнике.
– Во веселуха! – воскликнул Юрий, хлопнув себя по коленям засаленных джинсов. – Я так и знал, что ты преподнесешь какой-то особенный сюрприз! Все интересней и интересней…
– И как это произошло? – спросил Алексей, но Рэд покачал головой:
– Сейчас я не настроен на откровенность. Хватит моего признания.
– Я вспомнил один фильм Тарантино, называется «Омерзительная восьмерка», – сказал Есин. – Там во времена Дикого Запада в одной избушке собралось всякое отребье – убийцы, бандиты, конокрады, охотники за головами… И они в конце концов перемочили друг друга. Учитывая всплывающие подробности, у нас тут начинается свое кино. И его следует назвать «Омерзительная четверка».
– Это точно, – промолвила Жанна. – Догхантер, убийца-некрофил и патрицид. Так ведь?
– Патрицид? – переспросил Юрий.
– Все верно, – подтвердил Рэд. – Жанна хорошо образованна. Слово «патрицид» латинское и означает убийство собственного отца.
– Только меня в вашем
