прижав ступню дочери к груди.
– Выпить?
– Ты вроде не глухой.
На ватных, подгибающихся ногах Юрий подошел к пластиковому ведерку и вынул оттуда бутылку, в которой пузырилась темно-красная жидкость.
– Ты считал, что со мной можно было играть в подобные игры? – вкрадчиво спросил Ох.
Юрий торопливо открутил крышку и, резко выдохнув, прильнул к горлышку бутылки. Острый кадык мужчины заходил вверх-вниз.
– Боже, – вырвалось у Жанны, и она отвела горящий взгляд в сторону. Происходящее казалось ей нескончаемым безумным кошмаром.
Сипло закашлялся Алексей – из глубины желудка с готовностью устремилась кисловатая желчь. Юрий, зажмурив глаза, продолжал торопливо глотать смесь из крови и мочи, часть «коктейля» проливая на себя. Кровь чертила по его поджарому телу пурпурные дорожки.
– Ты думаешь, плесень, что со мной можно так шутить?!
Доносящийся из динамиков голос Оха нарастал, словно ураган. Казалось, от его воплей даже начало дрожать пуленепробиваемое стекло.
– Отрезанная нога – сущие пустяки, что я могу сделать с тобой и твоей дочерью! – бушевал Ох. – Я пришью девчонку к Таро! Ртом к его заднице, понял?! А этого горе-писателя буду кормить селедкой с молоком! И он будет круглосуточно гадить в твою дочку! До самой смерти! И все это будет происходить на твоих глазах! А между делом я дам ей послушать твою исповедь! Уверен, ей будет интересно узнать, как на самом деле умерла ее мамочка! И как ее папочка трахнул мамочку, уже дохлую!
Юрий упал на колени, выронив почти опустевшую бутылку – лишь на донышке оставалось совсем чуть-чуть жидкости. Из глотки мужчины вырвался сдавленный крик, он вцепился пальцами в побагровевшее лицо, затем с силой впечатал лицо в пол. Удар слегка оглушил Юрия, вдобавок хрустнул сломанный нос, но это не остановило его. Раз за разом обезумевший пленник долбился лицом в стальную обшивку, превращая собственное лицо в кровавый фарш.
– Ты даже не представляешь, что я могу с тобой сделать! – прорычал Ох. – То, что от вас останется в конечном счете, проще замазать краской, нежели отскрести!
От шума проснулся ребенок и громко заплакал. Жанна ушла с ним в самый дальний угол, тщетно пытаясь успокоить.
К Есину, который к тому времени уже выбился из сил, приблизился Рэд. Осторожно коснувшись плеча мужчины, он тихо произнес:
– Не надо. Если ты умрешь, пользы от тебя уже не будет.
Юрий свернулся клубком, обеими руками сжимая ногу дочери.
– Этого не должно было случиться, – проскулил он сквозь слезы. – Кристина… Она должна была улететь на отдых… с подружкой…
– Да, она говорила про море, – подтвердил Ох. – Но теперь, вместо того чтобы купаться и загорать, она будет сидеть в нашей читальной комнате и слушать книгу Таро.
– Этого не должно было случиться, – как заведенный, повторил Юрий.
– Ладно, проехали. Сейчас будет кино, – будничным тоном объявил Ох. – За сеанс уплачено, прошу занять свои места.
Никто не шелохнулся.
– Считаю своим долгом напомнить, что отныне каждый сеанс будет платным, – предупредил Ох. – И да, чуть не забыл. Если вы надеетесь, что я могу наказать только этого грубияна Фила, вы ошибаетесь. На каждого из вас у меня есть свой рычаг давления. Эй, Карпыч!
Алексей мгновенно поднял голову, готовый внимательно слушать Оха.
– Скоро в моих апартаментах будет новый гость, – сообщил тот. – Точнее, гостья. Наталия Балашова.
Одутловатое лицо банкира скисло.
– Мама? – жалобно пискнул он. – Послушайте, это какая-то ошибка, она…
Но красная полоска уже исчезла – начинался очередной показ фильма.
* * *
Спустя час после завершающих кадров «Седой ночи» на экране появилось изображение Ах, которая все еще продолжала болтаться на веревке. От платья мультяшной девочки остались грязные лохмотья, сквозь которые было видно ее дрябло-серое тело. Кое-где, прорвав расползающуюся кожу, торчали ребра. Тапочки слетели с ног «повешенной», упав в кашеобразную жижу под телом Ах. «Менеджер» «кинотеатра» продолжала стремительно разлагаться. Откуда-то появилась тощая собака. Воровато оглядевшись по сторонам, она начала жадно обгладывать почерневшие ноги девочки.
– Не лень же кому-то морочиться с этими картинками, – хмуро пробормотал Алексей.
– В этом есть какой-то смысл, – прозвучал голос Рэда. Измученный голодом и шестидневным пленом режиссер сидел в самом углу, вытянув свои длинные ноги. Брючины задрались, обнажая бледные щиколотки, покрытые редкими волосками.
– Смысл, – машинально повторила Жанна, безуспешно пытаясь укачать капризничавшего малыша. Ее воспаленный и уставший мозг зафиксировал странную закономерность – как только начиналась очередная трансляция фильма, в Диму словно вселялся демон. Ребенок крутился и дергался, словно уж на сковородке, его хныканье быстро перерастало в громогласный рев, и попытки утихомирить ни к чему не приводили. Даже на материнскую грудь он не реагировал.
«Он чувствует, – думала Жанна, с тревогой вглядываясь в лицо сына, покрасневшее от пронзительных воплей. – Он чувствует, что этот фильм – зло. Безумное, яростное, грязное и тошнотворное зло».
Растущая тревога за ребенка заставляла сильнее колотиться ее сердце и ощущать пульс между бедрами, где все еще очень болело. Однако фильм уже был закончен, и Дима постепенно успокаивался. Жанна дала ему грудь, и ребенок тут же сосредоточенно зачмокал губами.
– Во всем есть какой-то смысл, – повторил Рэд.
Алексей вытянул перед собой толстые руки, покрытые грязными разводами. Их сотрясала мелкая дрожь, и банкир торопливо опустил их.
– Тот парень за стеклом пообещал привезти сюда мою мать, – сказал он, непонятно к кому обращаясь.
– Ты напоминаешь об этом? Или хочешь узнать, сдержит ли он свое слово? – спросила Жанна.
Лоб толстяка прорезали морщины, но через секунду черты лица разгладились:
– Я просто хочу сказать… Она у меня одна.
– Ясен пень, – с мрачным видом ответил Рэд. – Мать у всех одна.
– Нет, я имел в виду… – Алексей растерянно оглянулся, будто выискивая кого-то, – мы живем вместе. Семьи у меня нет, детей тоже… Мать – единственная, кто у меня есть из родных.
– Значит, приказы Оха ты будешь исполнять с еще большим усердием, – тихо проговорил Юрий. Все время, пока шел фильм, он лежал на полу, глядя на экран остекленевшим взглядом, и беспрестанно гладил уже приобретшую грязно-восковой оттенок стопу дочери.
– Послушай, братело, – заговорил Алексей, нервно поглядывая на отсеченную конечность. – Надо бы избавиться от этого. Я все понимаю, но…
– Захлопнись, – оборвал банкира Юрий. – Или я отгрызу тебе что-нибудь.
– Но твоя дочь…
– Я сказал тебе закрыть пасть! – взорвался Юрий. Он поднялся, не выпуская из рук страшную посылку Оха. – Я должен знать. Должен знать, что с Кристиной больше ничего не случится. Чтобы ни один волосок… Ни один…
– Юрий, никто не даст вам такую гарантию, – сказал Рэд.
Есин медленно повернулся, смерив режиссера уничтожающим взглядом.
– Это все ты, урод, – прошипел он. – Твоя идея с фильмом!
