Август
Меня весь август лихорадило,Весь август в крайности бросало,А рядом ликовало радиоИ лихо войнами бряцало.
А в мире спорили ученые,А в мире землю брали с бою,А в мире белые и черныеВсе помешались на футболе.
Проникновенный голос диктораКончал и начинал сначала, (может быть: Смолкал)А я не слышала, не виделаИ ничего не замечала.Я, подгоняемая страхами,Неслась, как лошадь призовая,И вещи от меня шарахались,Меня во мне не признавая.Мой стол под пальцами корежило,Мое перо из рук валилось,И зеркала кривыми рожамиВыказывали мне немилость.И было мне плевать решительноНа дыры в мировом цементе,И был мой август разрушительнейЗемлетрясения в Ташкенте.
1967–1968
Моя душа желала мира…
Базар был вовсе не библейский:Был крытый рынок в землю врыт,И рдели редкие редискиСреди бочонков и корыт.
От свеклы и от связок лукаЯ, бережа последний грош,Шла под развесистую клюкву,Где громоздились груды груш,
Где хищно скалились гранаты,Где ярлыки нелепых ценВ глазах взрывались, как гранаты,Вводя имущественный ценз.
Я выбирала, как невесту,Один зеленый огурец,И шла по тающему настуВ свой белокаменный дворец.
Моя душа желала мира,Но мир не шел к моей душе,И коммунальная квартираЖдала на верхнем этаже.
Набором вечных категорийПестрели столбики газет,И волновалась в коридореБольшая очередь в клозет.
Дымились в блюдечках окурки,Пылились книги в тесноте,Кипели чайники на кухне,И мира не было нигде…
1968
Городской ноктюрн
Когда вечер шагами заполненИ на сотни окон измельчен,Остывают июльские полдниВ подворотнях, пропахших мочой.
Остывают июльские грозыВ полутьме коммунальных квартир…На работу выходит угрозыск,На охоту выходят коты.
Бродит ветер, ленив и заносчив,И брезгливо касается стен;И дома выплывают из ночи,Осененной крестами антенн.
1968
Сиротское
Сперва мне было не до шутокНа улицах твоих, Москва,Язык автобусных маршрутовБыл непонятен мне сперва.
Но мне открылся постепенноКрылатый смысл твоих кривых,И я в лицо узнала стены,И пульс мой к скорости привык.
И, настрадавшись до отвала,Я приняла твои права,Но неизменно оставаласьТы мачехой моей, Москва.
Как ни зови, как ни аукай,Никто не отзовется мне,И ни в одном из переулковМне не зажжется свет в окне.
Меня ни братом, ни сестроюНе одарила жизнь в Москве:Лишь с матерью-землей сыроюСиротство состоит в родстве.
А мне бы только лампу в доме,Где у стола сидит семья,Чтоб затянулась на изломеИ на излете жизнь моя.
1968 * * *
Часы нанизывать, как бусы на шнурок,Так сладко, так спокойно, так утешно…И не искать подтекста между строк,И за судьбой не гнаться безуспешно,Не ведая, что в ярости поспешной,Противник нажимает на курок.
Часы разбрасывать, как бисер для свиней,Так сладко, так утешно, так спокойно…И жизнь свою, не отмечая дней,Растрачивать беспечно и разбойно,Не ведая, что будущие войныУже предел отмерили на ней.
Часы разменивать, смеясь, по пустякам, —Не сделать ни одной ошибки крупной,И постигать премудрость по слогам,Так трудно для меня, так недоступно,Что и не стоит в робости преступнойПытаться русло перекрыть стихам.
1970
Суета
Я так живу, как будто сотни летОтмерены мне щедрою судьбой:Все суета и суета сует,И некогда побыть самой собой,Чтоб в чьей-нибудь душе оставить след;Чтоб мусор от порога отгрести,Оберегая мир своей души;Чтоб удержать на время рубежи,Пока все мысли собраны в горсти,Пока еще судьба в моих руках,Пока она хранит следы тепла,Пока не растерялась в пустяках,Сквозь пальцы в суете не протекла.
1971
Так и верчусь…
Так и верчусь между вечным и срочным,Между «нельзя» и «надо».Между любовью, не лезущей в строчку,И флиртом с доставкой на дом.
Так и верчусь между данным и взятым,Между «нельзя» и «можно»,Между наследственным пышным задомИ сухощавостью модной.
Так и верчусь между мелким и ценным,Между пройденным и встреченным,Между нелепым еврейским акцентомИ нормами русской речи.
Так и верчусь между бывшим и будущим,Между кастрюль и книг,Между любовью к заботам будничнымИ нелюбовью к ним.
Так и верчусь между жизнью и смертью,Между весами и гирей,Что означает: живу на светеТак же, как все другие.
1969
Гаданье
Мне стыдно признаться: я верю в приметы, —И в цифру тринадцать, и в порчу, и в сглаз…Твердит мне кукушка сегодня с рассвета,Что задан мой день и назначен мой час.
Твердит мне кукушка, что путь мой намечен,Но, просьбы свои зажимая в горсти,С утра я гадаю на чет и на нечетВ надежде руками беду развести.
Провижу отчаянья край непочатыйИ, тщетно в закрытые двери стучась,Прошу у кукушки минутной пощады,Заведомой лжи и отсрочки на час.
Но стонет кукушка в осиновых рощах,Но судит меня по законам земным,И ставит отказа двузубчатый росчерк,И плачет сама над бессильем своим.
1970
Апрельское пророчество
Мой апрель притворялся покладистым,Весь в цветах выползал из травы,Но стрелки в бородищах окладистыхВстали в башнях его смотровых.
Притворялся он другом в ошейнике,Псом доверчивым на поводке,Но при этом приклады ружейныеПристывали к холодной щеке.
И, прикинувшись шелковой ниткою,Он ужом за иглою вился,Но таращились жерла зенитныеВ голубые его небеса.
Он хотел быть сердечным поверенным,Он при всех мне коленки лизал, —Только я обреченно не верилаНи признаньям его, ни слезам.
Я предвидела, как это будет,Завереньям его вопреки,Как за окнами грянут орудияИ ударят из башен стрелки.
Как, задохшись в угаре кровавомИ сминая цветы на ходу,Пробегу я по выжженным травамИ на желтый песок упаду.
1970
Прощание с Россией
Пришла пора прощания с Россией, —Проиграна игра по всем ходам,Но я прошу: О, Господи, прости ейПобедный марш по чешским городам!За череду предательств и насилий,Заслуженную кару отменя,Не накажи и сжалься над Россией,Отторгнутой отныне от меня!
Прошу не потому, что есть прощенье,Что верю в искупление вины,А потому, что в скорбный час прощаньяМне дни ее грядущие видны.Провижу я награды и расправы,Провижу призрак плахи и костра,И мне претит сомнительное правоИграть в овечьем стаде роль козла.
И в ореоле надписей настенных,В истошных криках: «Слава!» и «Хвала!»Я выпадаю накипью на стенахБурлящего российского котла!
1971
Дачное воскресенье
