Моя политическая нестабильность вызывала подозрение с раннего детства. Когда детсадовцы, построившись парами, шли гулять в парк к памятнику Ленину, я на вопрос воспитательницы Ираиды Максимовны «Дети! Кто это?», – ответила: «Вы что, не знаете, кто это? Это же мой дедушка Арон. У него – такая же кепка!» Не сумев переубедить меня, Ираида Максимовна оглядела окрестности, нервно перекрестилась и стала выгуливать нас на площади Свободы. Со временем я поняла, что дедушка Арон по сравнению с дедушкой Лениным – Ален Делон, но как сказать об этом вслух?
После детского сада была школа. В первом классе я, матерая антисоветчица, проглотила букву «т» в слове «страна», и вместо «Моя любимая страна» – написала: «Моя любимая срана». Хорошо, что время было другое, могла бы и по политической статье загреметь. А ну ее, эту политику. Чем больше пытаешься разобраться, тем больше запутываешься. Главное, не повторять ошибок прошлого и помнить, банты какого цвета вплетают в волосы к торжественным датам. 22 апреля мне пришло в голову повязать коричневые атласные бантики вместо белых капроновых, и этот элегантный цвет означал траур: покушение на жизнь того, кто живее всех живых. Похоронить вождя мировой революции в День Его Рождения!
Голову сломаешь, пока надумаешь, что, когда и кому сказать, чтобы не попасть впросак. Если учительница в школе спрашивает: «Дети, какое радостное событие нас ждет на следующей неделе?» – нужно отвечать: «Нас ждет радостное событие – выборы в Верховный Совет», а не «Нас ждет радостное событие – классный фильм «Три орешка для Золушки». Почему не сказать правду? Правильный и честный ответ: «Самое радостное событие – эпидемия гриппа, а еще лучше – холеры, чтобы все завидовали!»
Дабы не нервировать маму и педагогов, я удалилась от политики подальше, зато придумала сказку о бабочках, где было все, как у людей.
«Бабочки были свободными, как птицы. Они порхали с цветка на цветок, взлетая высоко в небо. Их легкие крылышки сверкали, переливаясь в лучах солнца, как драгоценные камушки.
– Когда-нибудь и я стану бабочкой, – думала невзрачная Гусеничка, с завистью поглядывая на крылатых красоток.
Над Большим Лугом, покрытым изумрудно-зеленым травяным одеялом, среди синих васильков, желтых одуванчиков, полевых ромашек и кустов шиповника изящными вертолётиками летали стрекозы. Несмотря на обвинения Крылова в тунеядстве-потребительстве, они вели себя вполне прилично. Крылов наклеил ярлык отрицательного персонажа и забыл, а им – всю жизнь оправдываться. Мало ли что кому придет в голову?
В густой траве ползали важ-жные хоз-з-зяйственные жуки в блестящих солидных костюмах. Изображ-жая з-зиц-председателей, они тягуче жужжали, з-задалбывая з-занудством. Мол, на ж-жуках все держ-ж-жится.
Шустрые длинноногие кузнечики готовились к соревнованиям, прыгая на лопухе, как на батуте. Несерьезные типы! Брали бы пример с муравьев.
Запасливые трудолюбивые муравьи улучшали благосостояние муравейника, используя научные технологии. Слишком серьезные типы! Брали бы пример с кузнечиков. Муравьям не помешало бы купить абонемент в спортзал. Работа – работой, но надо же как-то следить за состоянием здоровья!
Тихие нарядные божьи коровки флегматично обсуждали последние новости. Они не знали, идти или не идти на день рожденья к мухе Цокотухе. Муха никому не нравилась. После сказки Чуковского – зазналась, развелась с комаром и, обзывая его кровопийцей, назойливо сплетничала, доказывая свою значимость для общества.
Неумолимые осы без-з-ж-жалостно заж-жимали права пчелиных собратьев:
– З-законы Большого Луга – важ-жны, а кто не будет соблюдать, того з-затравить, застыдить, з-запретить, з-застращать, з-заклеймить, з-замуровать в кокон!
Осиную партийно-профсоюзную мафию поддерживали луговые разбойники-шмели, рэкетиры-трутни и бандиты-шершни, состоящие в правящей партии и понимающе поднимающие друг друга. Золотистые трудяги-пчелы изо всех сил делали сладкую жизнь, но кажется ли она медом?
Лысые скользкие червяки презрительно поглядывали на лохмато-пушистых гусениц, считая себя самыми умными, самыми красивыми и самыми мужественными на всем Большом Лугу, а наша Гусеничка, почесывая спинку в ожидании крылышек, мечтательно ждала, когда в один прекрасный день высоко над лугом взлетит ее бабочка.
Бабочки были свободными, как птицы: они умели летать!
Ходячие переживания, родственные узы, долгоиграющие Карлсоны, хвеноменальная дикция и совершенствование морального облика
Мама была сплошным ходячим переживанием. Переживать – так же естественно, как дышать. Переживания были ее природной стихией. По-другому она не могла, не умела и не хотела уметь. Сегодня она переживала о том, что было вчера, и самоотверженно начинала переживать о том, что будет завтра.
Увешанная переживаниями, как елка гирляндами, мама волновалась и переживала за всех и вся. За свою старшую сестру Мару, которая была больнее всех больных. За свою младшую сестру Сару, у которой было что-то с сердцем. За дочку Сары – Лилю, которую бросил жених. За дочку Мары – Арину, у которой была такая сложная личная жизнь. За папиного двоюродного брата Леву и за Левиного сына Вову, которые не ладили между собой, чем вносили диссонанс в общесемейную идиллию.
Кроме родственников, у мамы была работа, классное руководство, классные и внеклассные мероприятия, родительские собрания, тетради, контрольные. А еще (учтите девяностые годы!) постоянно существующая угроза в виде Саддама Хуссейна, угрожающего сбросить всех евреев в море. И забота о мире во всем мире. А также быт с добыванием дефицита и умением из ничего сделать все.
Маме Тамаре можно было смело присваивать звание Мать Тереза. Сеять разумное, доброе и вечное она не прекращала никогда. Под ее крыло стройными рядами становились наши родственники, как пролетарии всех стран. Она соединяла, ободряла, утешала, улаживала конфликты, выручала и при всей этой напряженке даже успевала перевести дух. Если бы богатство определялось количеством родственников, моя мама давно была бы миллионершей. Главный капитал – родственники: самое дорогое из всех богатств на свете.
Платон сказал: «Заботясь о счастье других, мы находим свое собственное». Если верить Платону, моя мама была самым счастливым человеком на свете, ибо регулярно вносила вклад в фундамент счастья ближнего. Чужие переживания впитывались, как губка, и воспринимались, как личное горе. Стоило кому-то посетовать, что на даче «не уродили» огурцы, как огурцы с нашей дачи без промедления срывались-мылись-солились-укропились-закатывались в банки и срочно доставлялись по месту жительства тех, у кого они «не уродили». Впридачу с маринованными перчиками, патисончиками, квашеными арбузиками и фирменной наливочкой. Да не оскудеет рука, дающая, дающая, дающая… Вкладывающая в руку берущую, берущую… Кхм… Загребущую…
Мамина доброта была беспредельна, как и нахальство дражайших родственников. Мама неутомимо помогала всей родне. Многочисленная родня воспринимала это, как должное. Ах, Тамарочка, бригада экстренной помощи ближнему! Наш адрес бил все рекорды популярности, будто его напечатали крупными буквами, как на афише, и вывесили на столбе, намазав сверху медом. Точнее, вареньем.
К нам, и только к нам, все ездили варить варенье! Любителей варенья не остановило бы ни извержение вулканов, ни крушение поездов, ни нелетная погода. Все лучшее – гостям! Создавался график высадки десанта. Бетя и Мотя из Кривого Рога приезжали на десять дней раньше Эллы, Беллы и Стеллы, за ними терпеливо ждали своего часа рижане, москвичи и ленинградцы. Одни гости приезжали, другие – уезжали, третьи еще не приехали, а я уже ждала, когда они уедут.
Самым безалаберным и не соблюдающим регламент было Лёвы-Мусино семейство с дочками-близняшками Майей и Раей, их мужьями-близнецами Гариком и Мариком, тремя парами детишек-близнечишек Ромой, Семой, Юликом, Шуриком, Дашей и Наташей. Впридачу с Илюшей и Андрюшей, сыновьями старшего сына Вовы, который неоднократно женился, пополняя своими женами ряды образцовых варенье-варительниц, перенимающих у моей мамы секреты варенье-варения.
Все это количество народу уплотнялось, как в рукавичке, мельтешило перед глазами, как картинки в калейдоскопе, – несказанно радуя мою бескорыстную и бесхитростную маму.
Мероприятие «варить варенье» было просто, как процесс эксплуатации ближнего ближним. Шли в бабушкин сад, собирали малину, крыжовник, красную и черную смородину, вишенку-черешенку, абрикосы. Остальное покупали на рынке. А раз только моя мама варила самое вкусное в мире варенье и в этом деле не имела равных, – право варить варенье всегда доставалось именно ей. Свита карлсонов с малышами умиротворенно наблюдала, как варится их варенье. А варилось оно прямо во дворе в нашем большом тазу на нашем сахаре. Или в нашей летней кухне на нашей газовой печке с нашим газовым баллоном. И закатывалось в наши банки нашими же, по блату добытыми, дефицитными крышками.
