то, что они напугали человека до смерти, было никак нельзя; как бы то ни было, ничего предпринимать не стали, и со временем дело забылось. А вам что-нибудь известно об этом Герберте?
– Ну, – отвечал Вильерс, – это мой старый товарищ по колледжу…
– Да что вы говорите! А с женой его вы встречались?
– Нет, не встречался. Я много лет не общался с Гербертом.
– А не правда ли, странно вот так расстаться с человеком у ворот колледжа или на Паддингтонском вокзале, годами ничего о нем не знать и вдруг услышать о нем при таких обстоятельствах? Однако ж я был бы не прочь познакомиться с миссис Герберт – о ней рассказывали преудивительные вещи!
– А что за вещи?
– Ну, я даже и не знаю, как это сказать. Все, кто видел ее в полицейском участке, сходились на том, что это самая красивая женщина, какую они только встречали в жизни, – и в то же время самая отталкивающая. Я говорил с человеком, который ее видел, и уверяю вас: он буквально содрогался, пытаясь ее описать, при том что сам не мог сказать отчего. Кажется, она представляла собой нечто загадочное; и сдается мне, будь тот мертвец способен поведать нам свою историю, мы бы услышали нечто чрезвычайно странное. И вот вам еще одна загадка: ну что такой респектабельный сельский джентльмен, как мистер Некто (будем называть его так, если не возражаете), забыл в таком странном доме, как дом двадцать по Пол-стрит? Очень, очень странная история, вы не находите?
– И в самом деле, Остин; просто из ряда вон выходящая. Когда я вас спрашивал о своем старом знакомом, я даже и не думал напасть на этакую жилу. Ну что ж, мне пора; до свидания!
И Вильерс удалился, думая о своем сравнении с китайской головоломкой, – пожалуй, шкатулка и впрямь оказалась с большим секретом!
IV. Находка на Пол-стрит
Через несколько месяцев после встречи Вильерса с Гербертом мистер Кларк, как обычно, сидел после ужина у своего камина и решительно боролся с желанием подойти к бюро. Ему вот уже больше недели удавалось воздерживаться от своих «Заметок», и он лелеял надежду, что сумеет бросить их совсем; однако невзирая на все благие намерения, Кларк никак не мог унять изумления и странного любопытства, которые внушал ему последний описанный им случай. Он вкратце изложил эту историю, насколько представлял ее себе, своему приятелю-ученому. Тот только головой покачал и подумал, что Кларк стал странным. И вот нынче вечером Кларк так и этак пытался придумать ей разумное объяснение – как вдруг стук в дверь отвлек его от размышлений.
– К вам мистер Вильерс, сэр!
– Бог мой, Вильерс, как славно, что вы заглянули! Сколько месяцев мы не виделись? Чуть ли не год? Входите, входите! Как поживаете? Вам нужен совет насчет капиталовложений?
– Нет-нет, спасибо, – по-моему, все мои капиталы и так вложены довольно надежно. Нет, Кларк, на самом деле я зашел посоветоваться по поводу одного довольно любопытного дела, которое сделалось мне известно не так давно. Боюсь, когда я вам все расскажу, вы сочтете мою историю довольно абсурдной. Иной раз мне и самому так кажется, и именно поэтому я и пришел к вам: я вас знаю как человека рассудительного.
Про «Заметки о доказательствах существования дьявола» мистер Вильерс ничего не знал.
– Что ж, Вильерс, я с удовольствием дам вам совет, насколько это в моих силах. А что это за история?
– Дело абсолютно из ряда вон выходящее. Ну, вы же меня знаете: я всегда в оба слежу за тем, что творится на улицах, и в свое время мне доводилось встречать весьма странных типов, и странных историй я тоже наслушался – но эта, я думаю, превосходит все. Месяца три тому назад, мерзким зимним вечером, я вышел из ресторана; я славно поужинал, распил бутылочку кьянти и некоторое время стоял на тротуаре, размышляя о том, какие еще тайны могут скрывать улицы Лондона и бродящие по ним компании. Сами знаете, Кларк, бутылочка красного располагает к подобным умствованиям, и смею сказать, что я успел бы нафантазировать на целую страницу мелким шрифтом, но тут вдруг меня отвлек бродяга, что подошел ко мне со спины и принялся, как водится, клянчить денег. Я, разумеется, оглянулся – и обнаружил, что этот бродяга – то, во что превратился один мой старинный приятель, человек по имени Герберт. Я спросил у него, как же он докатился до жизни такой, и он мне все рассказал. Мы бродили по одной из длинных темных улиц, какими славится Сохо, и я слушал его историю. Он рассказывал, что женился на некой красавице, на несколько лет моложе него самого, и эта женщина, как он выразился, погубила его тело и душу. В подробности он вдаваться не стал: говорил, что не смеет, что все, чего он насмотрелся и наслушался, преследует его днем и ночью, и когда я посмотрел ему в лицо, то увидел, что он говорит правду. В этом человеке было нечто, что заставило меня содрогнуться. Не знаю почему, но что было, то было. Я дал ему немного денег и отослал восвояси, и могу вас заверить: когда он ушел, я впервые вздохнул свободно. Казалось, от одного его присутствия кровь стыла в жилах.
– Не преувеличиваете ли вы, Вильерс? Бедняга просто неудачно женился – что ж, бывает, – и, говоря по-простому, пустился во все тяжкие, только и всего.
– А вы послушайте это!
И Вильерс пересказал Кларку историю, которую поведал ему Остин.
– Сами видите, – заключил он, – почти нет сомнений, что этот мистер Некто, кто бы он ни был, умер от ужаса. Увидел нечто столь жуткое, столь кошмарное, что расстался с жизнью. И что бы это ни было, увидел он это почти наверняка именно в том доме, который, так или иначе, обзавелся дурной славой среди соседей. Мне хватило любопытства сходить и посмотреть на него своими глазами. Эта улица имеет жалкий вид: дома достаточно старые, чтобы выглядеть мрачными и обшарпанными, однако ж недостаточно старые, чтобы сойти за старинные. Насколько я видел, большинство из них сдается внаем, с мебелью и без, и почти на каждой двери не меньше трех звонков, по одному на каждого жильца. Иные нижние этажи переделаны в лавчонки самого дешевого пошиба; одним словом, унылая улочка. Я узнал, что дом двадцать сдается, сходил к агенту и взял ключ. Разумеется, о Гербертах в этом квартале я бы ничего не узнал, но напрямик спросил у
