дольше молчал, на том конце приняли к сведению его предостережения – и действительно, уже через пять минут – ну, может, попозже, в тот момент я уже утратила чувство времени – приехала полиция, оцепила местность, потому что, если это группа террористов, есть шанс, что они все еще там, и, пока они готовят операцию, нельзя, чтобы простые граждане шастали тут между деревьями без оружия и контроля.
Меня спросили, есть ли у меня подозрение, кто бы мог причинить Оферу вред. Я замотала головой. Тем не менее, пока мы ехали в участок, я написала эсэмэску Дану: «Ты тут?» – а он ответил: «Мы же договорились, что не по субботам», а я все равно написала ему: «Офер пропал». А он: «Как это пропал?» А я спросила: «Ты кому-нибудь рассказывал о нас?» А он: «Нет, конечно», а потом: «Я не могу дальше переписываться. Мы всей семьей за столом». Я подождала еще чуть-чуть, – может, он напишет что-нибудь милое типа «обнимаю» или «все точно будет хорошо», но он не написал даже свое обычное предостережение: «Сотри». Я решила, что, как бы ни закончилась эта история с Офером, с Даном и квартирой его бабушки в Холоне покончено. Но понимала, что этому решению грош цена.
В участке меня посадили в комнатушку без окон и оставили там на час. А может, на три. Время текло иначе, как во сне, когда хочешь проснуться и словно бьешься внутри какого-то пузыря, но не можешь выбраться из него. Потом меня вывели из комнатушки без окон и перевели в комнату с окнами, где сидела следовательница, она представилась как Тирца. Своей прической – каре – и накрахмаленным воротничком она напомнила мне Хану Путерман, учительницу Талмуда, которая сказала мне при всем классе: Хели Даган, что ты сидишь как гопник, сдвинь ноги.
Следовательница долго задавала мне вопросы, пока наконец не поняла, что я не в состоянии ответить. Какие у меня отношения с мужем? В последнее время были у него сильные потрясения? Не возникали ли суицидальные мысли? Он не занимался политикой? Держал ли дома оружие?
И потом сказала: «Мы отрабатываем несколько версий». И еще: «Посмотрите на меня, пожалуйста». И еще: «Вы же понимаете, Хели, что молчание работает против вас». И только тут я въехала, то есть до меня дошло, что одна из версий – это я, и на всякий случай я сдвинула колени, чтобы хотя бы за это не огрести, взяла со стола листочек и ручку и написала: «Я молчу, потому что потеряла голос. А не потому, что мне есть что скрывать. Я в ступоре». И тогда я увидела, как ее правый глаз эмпатически округляется, а левый все еще излучает подозрение: уж чего только не наслушалась эта следовательница.
Она сказала мне:
– Пишите. Если вы не можете говорить, то запишите, как, по-вашему, развивались события.
Я не поняла, что значит «как, по-вашему». А как еще-то? Офер зашел на плантацию и не вышел. Когда это случилось, рядом никого не было. Кто еще, кроме меня, может рассказать, что там произошло? Но следовательница протянула мне ручку и блокнот с желтыми листочками. А когда увидела, что я вытаращила глаза, пояснила:
– Я верю вам, вы в стрессе, но, пока не доказано обратное, нельзя отрицать и ту вероятность, что вы причастны к исчезновению своего мужа. И как бы это ни было неприятно, мы должны делать свою работу. Сейчас мы просматриваем ваш телефон. В том числе и те сообщения, которые вы вроде как стерли. К вам домой отправили сотрудницу полиции, чтобы забрать ваш ноутбук. В конце концов мы узнаем о вас все, что нам нужно, Хели. Да мы и сейчас уже немало знаем. Вы приехали из Аргентины в семь лет. Ваш папа боролся против военной хунты, его похитили, несколько месяцев держали неизвестно где и потом внезапно отпустили, но при условии, что вы тут же покинете страну, – до сих пор все верно? В армии вы были инструктором по боевой подготовке, один раз вас посадили на неделю на гауптвахту за то, что вы нагрубили командиру. У вас есть сертификат дайвера и права категории С, вы пять лет волонтерите, тренируете новых репатриантов – вы молодец, – вас выбирали игроком года в «Мама-нет»[117] и лучшим сотрудником логистической компании, где вы пять лет работаете финансовым директором, и все равно вы почему-то скрываете от сотрудников, что вам нужно написать еще одну работу, чтобы получить диплом магистра: вы хвастаетесь, что он у вас уже есть. Понимаете, Хели? Бессмысленно пытаться от нас что-нибудь скрыть. Чем больше правдивых подробностей вы нам расскажете, тем больше у нас будет шансов найти вашего мужа.
Я хотела ей сказать, что они совсем, совсем не там копают. Но я по-прежнему не могла говорить.
Тогда я взяла листок и расписала все, что произошло с того момента, как мы отправились на прогулку, все по минутам.
Потом отступила строчку, будто нажала два раза «энтер» на компьютере, и добавила вопрос:
«А как насчет национальных мотивов? Вы действительно отрабатываете эту версию? Или решили бросить все силы израильской полиции именно на меня?»
Она взяла листок, прочла все, что я написала, и медленно закивала, как будто я ее разочаровала.
И сказала:
– Детали исчезновения вашего мужа, госпожа Раз, нетипичны для похищения по национальным мотивам. У нас не было ориентировок о возможности похищения заложников в этом районе. Ни одна из террористических организаций не заявляла, что берет на себя ответственность. И тем не менее и мы, и другие силовые структуры работаем над тем, чтобы исключить эту возможность.
И добавила:
– Я понимаю, что вы нервничаете, но мне нужно, чтобы вы помогли мне помочь вам. Того, что здесь написано, недостаточно. Вы дали общую информацию, спасибо. Но нам придется копнуть глубже, вникнуть в детали, о которых говорить не так уж приятно, ладно?
Кивая, я подумала про Дана, но она сказала:
– Для начала я попрошу вас написать пять вещей об Офере, которые мало кто знает. И пожалуйста, пишите не только то, что вы считаете важным для следствия. Вы не знаете, что важно, а что нет. Иногда то, что кажется совершенно не относящимся к делу, как раз и дает зацепку, которую мы ищем. Хобби, отклонения, секреты из прошлого. Все может пригодиться.
Этот листок остался у нее, но я отлично помню, что написала:
Болезнь. Аутоимунная. Очень редкая. Бывает у одного человека на сто тысяч. Офер решил лечиться резкой сменой рациона и йогой в больших количествах.
