этом знаю!
– Нет, Фома Фомич.
– Наш губернатор не берет взяток?
– Савотеев пропал!
– Как пропал?
– Очень просто, пропал, и все. Нет нигде!
– Что говорит мать?
– Говорит, уехал на Торфяную и не вернулся!
– Зачем он туда поехал, ведь Подкорытина больше нет?
– Мать говорит, там какой-то дальний родственник живет и Савотеев его навещает…
– С родственником говорили?
– Говорили.
– И что родственник?
– Сказал, что Савотеев к нему не приезжал.
– Мать сильно печалит пропажа сына?
– Да, можно сказать, убивается!
– Убивается, – повторил вслед за Кочкиным фон Шпинне и задумался.
– Будем искать Савотеева? – поинтересовался Кочкин.
– Нет, Савотеев, даст бог, сам найдется. Да и не наше дело искать, наше дело ловить! Вот мы этим и займемся.
– Кого же мы будем ловить?
– Человека опасного, который, если мы его не поймаем и не запрем на большой замок, может натворить больших бед… и знаешь, мы видели его с тобой, разговаривали с ним…
У Кочкина от такого сообщения вытянулось лицо. Как бы повторяя ход мысли, быстро-быстро забегали глаза. Он пытался припомнить, кто из тех, с кем они беседовали, мог подойти на роль ужасного злодея. Вернее, кто был этим злодеем. Но в голову, увы, ничего не приходило.
– Сдаюсь! – после непродолжительного раздумья выдохнул Кочкин.
– Вот видишь, насколько он опасен, этот человек. Его трудно усмотреть…
– Ну так кто он, Фома Фомич?
– Я не могу тебе сказать, кто он, потому что не знаю этого.
– Но вы же говорили, что мы беседовали с ним…
– Беседовали, это верно. Кучера, что подъехал к нам на Торфяной, помнишь?
– Ну как же, помню!
– Так вот, нет никакого кучера! Я еще до поездки провел небольшое расследование. Мне показалось странным, что кучер видел женщину в черном с букетом белых цветов, а никто из жильцов Пядниковского дома не видел…
– Как, а жилец?
– Но он ведь видел ее намного раньше, за два месяца до убийства Подкорытина, а я сейчас говорю о дне убийства. Представь себе, женщина в черном платье с букетом белых цветов, она как плавающая в молоке муха, ее невозможно не заметить, и тем не менее ее никто не видит!
– Кроме кучера!
– Да, кроме кучера. Вопрос, почему ее никто не видел? Ответ очевиден: потому что ее там не было! Женщины в черном платье с вуалью на лице и букетом белых бумажных цветов там в тот день не было. Я допускаю, что она там была раньше, хотя еще тоже вопрос. А вот в тот день никакой женщины с известными нам приметами там не было. И если это так, то выходит, что кучер врет! Но зачем кучеру нам врать, если он кучер? – Сказав это, фон Шпинне выпрямился и вопросительно посмотрел на Кочкина. Тот молчал и ждал продолжения. – Подумав над этим, я и послал агента на Байканово поле, ведь кучер сказал, что живет там, на Байкановом поле. И ты знаешь, Меркуша, наш агент этому удивился, как если бы я отправил его в тридевятое царство. Знаешь почему?
– Почему?
– Потому, что Байканово поле – это такое место, которого нет. «Утопос», сказочное поле, вроде Лукоморья. Тем не менее я настоял (памятуя, что всякое может быть), чтобы агент отыскал такую улицу. Вдруг кому-то в голову пришло подобное название? Агент был вынужден подчиниться приказу, отправился на поиски, но, как ты уже догадываешься, такой улицы он не нашел. Ее просто нет в Татаяре. Тогда я послал агента к извозчикам, с заданием отыскать кучера Захара Микошина…
– Которого среди них не оказалось?
– Совершенно верно, Меркуша, совершенно верно. Вернее, они сказали, что был такой извозчик, но уже лет десять как помер! И получается, мы с тобой, Меркурий Фролыч, должны ловить вот этого самого лжеизвозчика.
– Как же мы его найдем, если он такой ловкий? Наверняка все, что на нем было, – Кочкин обвел ладонью свое лицо, – все это не настоящее!
– Разумеется, пытаясь отыскать его по внешним приметам, мы обречены, сразу же обречены на неудачу. Нам можно даже не выходить из сыскной, все равно никого и ничего не найдем. Но к нашему с тобой счастью, есть одна зацепочка…
– Какая зацепочка?
– Пролетка, ведь где-то же он ее взял.
– Украл! – предположил Кочкин и сам же отверг свою версию: – Нет, среди извозчиков начался бы переполох, а шум ему был не нужен… Скорее всего, он ее арендовал.
– Вот мы и должны найти того, у кого он ее взял.
– Но как мы узнаем, что это именно та самая пролетка?
– Об этом я позаботился, – сказал Фома Фомич, – когда проверял мягкость сидений. Ну, там, на Торфяной, помнишь? Незаметно поставил метку.
– И что же это за метка?
– В нескольких местах я проткнул кожу фордека перочинным ножом.
– Я бы никогда не догадался сделать подобное! – воскликнул Кочкин. Правда, есть сомнения, что это восклицание было искренним.
– Ерунда, и ты бы догадался. Просто мысли твои в тот момент были заняты другим, – скромно возразил фон Шпинне.
– Как мы будем действовать?
– По имеющимся приметам попытаемся отыскать пролетку. И кто знает, может быть, ее хозяин вспомнит того, кто брал у него коляску напрокат.
Глава 41
Мы с вами, кажись, знакомы
Поиск пролетки затруднялся тем, что им должен был заниматься сам фон Шпинне. Ведь никто, кроме него, не знал, где находятся искомые проколы. А вводить в курс дела еще кого-либо Фома Фомич не хотел.
Надев на себя костюм попроще, фон Шпинне принялся обходить извозчичьи биржи, их в Татаяре было три. Имея большой сыскной опыт, на скорую удачу Фома Фомич не надеялся. Он настраивался на долгий и утомительный поиск, который еще неизвестно как закончится. Однако жизнь полна сюрпризов и приятных неожиданностей. Они, как замечено людьми неглупыми, но завистливыми, случаются не с нами, а с нашими соседями. Но на сей раз, вопреки всему, приятная неожиданность случилась с Фомой Фомичом.
Фон Шпинне, стараясь походить на простого зеваку, остановился у витрины фотомастерской Крафта. Приоткрывши рот, стал разглядывать фотографии. Они были скучными: портреты мужские, женские, детские; истуканские позы; испуганные глаза от наведенного на них объектива. Вот купцы с золотыми по брюху цепями, аккуратно расчесанные бороды, обветренные бессовестные лица; молодой человек революционного возраста с медальным профилем; семья какого-то железнодорожного чиновника у самовара; жених подсаживает невесту в разукрашенную цветными лентами пролетку, объектив захватил и половину лица кучера.
– Постой, постой, – вслух проговорил фон Шпинне, – так ведь это наш старый знакомый! Без бороды только, значит, насчет свадеб не соврал.
Начальник сыскной вошел в фотомастерскую. Укрепленный на двери колокольчик тихонько тренькнул, сообщая о приходе посетителя.
В центре небольшой, драпированной тяжелыми материями студии, на фоне такого неуместного, да к тому же еще и неудовлетворительно нарисованного южного пейзажа, по-хозяйски раскорячив худые ноги, стоял фотографический аппарат. Объектив, напоминающий жерло артиллерийского орудия, был повернут в сторону вошедшего.
Из-за черной суконной занавеси, закрывающей вход в другое помещение, тотчас же выбежал подвижный молодой человек с мокрыми руками.
– Крафт, умеренные цены при высочайшем качестве! – сказал он скороговоркой.
Фома Фомич при виде человека снял с головы картуз и, пригладив ладонью волосы, сказал:
– Мы это, узнать…
– Что узнать?
– Там у вас карточки в окне…
– Ну да, карточки. И что?
– Свадьба там, узнать… чья она свадьба?
Фотограф подошел к Фоме Фомичу ближе и, склонив голову чуть вбок, спросил:
– А зачем вам это понадобилось знать?
– Так ведь, эта, брательник женится, а тама пролетка красивая, хотел узнать, чья…
– Брательнику на свадьбу, – понимающе кивнул фотограф, – нет ничего проще. Я знаю этого лихача и могу сказать, где он живет. Но чур уговор, я тебе его адрес, а ты приглашаешь меня свадьбу снимать!
– Снимать?
– О, брат, недоучили тебя… – вполголоса проговорил Крафт, а затем стал громко и радостно, при каждом слове чуть подавая голову вперед, объяснять: – Фотографировать, карточки делать, а потом брательника твоего вместе с невестой в окне у себя выставлю, красота! А там, глядишь, и ты в кадр попадешь…
– Как?
– Вместе с брательником!
– А-а-а!
– Ну, так что, по рукам?
– По рукам!
– Вот я тебе запишу, читать-то умеешь?
– Чуток могу.
– Ну, этого хватит! – сворачивая трубочкой записку, проговорил Крафт.
Взяв
