— Знакомься, Тара Ганим, — представил Ливий. — Дорогая, это Рамон Эверетт, мой хороший друг.
— Наконец-то я увидела вас, мистер Эверетт.
— Вашу ручку, миледи, если позволите.
Тара протянула руку, и он, привстав, поднес ее пальцы к губам.
— Ливий много рассказывал о вас, — продолжила эльфийка.
— Надеюсь, только хорошее?
— Он говорил, что вы самый отъявленный блядун из всех, кого он встречал, и самый преданный друг в двух мирах. Будь я мужчиной, сочла бы это весьма лестной характеристикой.
Рамон отпустил руку Тары и посмотрел на Ливия, который наблюдал за этой сценой как за театральной постановкой.
— Льстить Халиф всегда умел, спору нет. Хотя зависть ему тоже дается неплохо.
— Даже если бы я завидовал твоему сексуальному темпераменту, мне до тебя как до луны. Тара, дорогая, мы должны уехать. Будь добра, развлеки Руну, она вернулась в расстроенных чувствах, и ей необходима поддержка. Выпейте шампанского, поплавайте в бассейне, погуляйте по магазинам. Я распоряжусь, чтобы Насир отвез вас в город, если это потребуется, и снабдил деньгами.
Эльфийка изогнула бровь.
— Вы уезжаете? Надолго?
— Я позвоню тебе и попрошу приехать.
— Ты можешь хотя бы однажды ответить на мой вопрос, не переводя тему?
— Я рискую испортить Рамону сюрприз.
Тара скрестила руки на груди.
— Будь мужиком и скажи, что ты едешь к потаскушке Гвендолен, хотя обещал нас познакомить.
— Так они еще не знакомы? — вмешался друг. — Боюсь и подумать.
— Не о чем тут думать, — отрубил Халиф. — Ты останешься дома, Тара. Твоя роль на сегодня — развлекать мою сестру.
— Я трижды стучала в ее дверь, но она не открыла. Потом я видела ее на балконе, она курила сигарету за сигаретой и рыдала в три ручья, а на мое приветствие даже не отреагировала. Как прикажешь с ней разговаривать?
— Ты должна ее понять. Когда один твой брат — работорговец, второй — серийный убийца и насильник, а сестра остаток жизни проведет в закрытой психиатрической лечебнице, у тебя есть все право в двух мирах рыдать в три ручья и курить сигарету за сигаретой. А, забыл добавить бывшего хахаля-сутенера, которому выпустили кишки. Утром она спустится к завтраку с идеальной прической и макияжем. Я знаю свою сестру не первый день. Плакать дольше суток она не способна физически. Поднимись к ней прямо сейчас и скажи, что хочешь поговорить… о нижнем белье, о пирожных, о моделях на обложках модных журналов, о чем там говорят женщины.
Эльфийка обреченно кивнула.
— Ага. Поговорю с ней про чулочки. У меня есть потрясные чулочки из Франции, они должны ей понравиться. Покурим «траву», расслабимся. Нам обеим не помешает.
— Если она сделает хотя бы одну затяжку «травы», я убью вас обеих. Моя сестра может употреблять сколько угодно дури, но не в этом доме.
— Ладно, суровый старший братик. Сделаю ставку на чулочки и буду надеяться, что это сработает.
***
— Джентльмены. Вот это сюрприз. Предупреди вы о своем визите, я бы накрыла стол и достала побольше вина.
Брике, одетая в вечернее платье из темно-зеленого бархата, стояла на пороге своего заведения и переводила взгляд с Ливия на Рамона и обратно. Наконец жрица совладала с собой и улыбнулась.
— Мистер Ковалев. Кажется, в последний раз вы были здесь больше десяти лет назад. Рада, что мы вновь видим вас в нашем гнездышке разврата.
Друг, которого, судя во всему, сюрприз шокировал не меньше, кивнул.
— Взаимно, миледи. Вы все хорошеете и хорошеете. Надеюсь, и ваши дела пошли в гору?
— Мы переживали сложные времена, но наш покровитель вернулся, и мы забыли обо всех проблемах. — Она оглядела две кожаные сумки, которые нес Халиф. — Скажи мне, что вы не ограбили склад оружия и не планируете устраивать здесь засаду в ожидании Фуада Талеба.
Ливий широко улыбнулся.
— О нет. Это кое-что более полезное, чем железные трубки, воняющие оружейным маслом. Мы можем войти? Или у вас тут веселье в самом разгаре, и чужаки разрушат интимную атмосферу?
Брике жестом опытного конферансье, открывающего занавес, распахнула двери и подняла руки, привлекая внимание.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Дамы, у нас важные гости, — сказала она. — Организуйте для них ужин. Малена, принеси лиру, ты будешь услаждать их слух прекрасной музыкой. Августина, ты будешь рассказывать баллады. Только не слезливые стихи о любви, они испортят всем аппетит.
Сидевшие на подушках женщины повскакивали со своих мест и окружили новоприбывших. Рамон переводил взгляд с их лиц на одежду, которая больше походила на изящные пеньюары из тонкого кружева, чем на вечерние платья. Ливий перехватил его взгляд, и читавшееся в нем недоумение красноречиво говорило о том, что первая стадия сюрприза удалась.
— Где мы накроем стол, госпожа? — осведомилась одна из женщин, совсем молоденькая, с волосами цвета спелой пшеницы, уложенными в крупные локоны, и большими серыми глазами.
— В большой трапезной. — Все, помимо Брике, называли эту комнату большой столовой, но она упорно использовала популярный в Средневековье термин. — Не забудьте свечи, красавицы. И принесите из моего кабинета хрусталь.
— Ты вытащил меня из дома ради ужина в борделе? — спросил обретший дар речи Рамон у Халифа, понизив голос.
— Совершенно верно. Знаю, что ты не ешь после семи, но сегодня придется сделать исключение. Ты на востоке и не можешь обидеть хозяйку отказом. Мадам Брике расстроится, если это произойдет, я прав?
— Мистер Ковалев никогда не отказывается от ужина в компании красивых женщин, — с улыбкой кивнула хозяйка.
— Рамон Эверетт. Теперь я ношу такое имя.
— Идеальное имя для представительного мужчины, который, к тому же, является тонким ценителем женской красоты.
— Право, миледи. Тонкий вкус заставил бы меня делать невозможный выбор между дамами, которые здесь работают, и я бы рисковал обделить вниманием самую достойную.
— Льстец хренов, — пробурчал Ливий и продолжил, уже громче: — Брике, кажется, здесь кого-то не хватает. А где…
— Мой господин!
Гвендолен вихрем пронеслась по комнате, подбежала к Халифу и крепко его обняла.
— Наконец-то ты пришел… я так ждала! Я думала о тебе! Шептала твое имя каждую ночь. Молила первых богов о том, чтобы они посылали тебе хорошие сновидения… ты видел меня во сне?
— Конечно, милая. — Он поставил сумки на ковер и обнял ее в ответ. — Я представлял, что засыпаю не в тюремной камере, а в твоей постели. Твоя голова лежит у меня на груди, и я глажу тебя по волосам. Это всегда помогало мне успокоиться, помнишь?
Отстранившись, Гвендолен посмотрела Ливию в лицо.
— Сюда приходили люди Фуада, — сказала она. — Они устроили погром. Мадам велела нам спрятаться, но я не ушла. Один из них пригрозил, что если я не уйду, то он ударит меня. Но я осталась. Он сказал, что не будет повторять снова. И если я не хочу повторить судьбу Эоланты, то мне следует убраться поскорее. Сукин сын! — Она сжала кулаки. — Я ударила его ножом, и не жалею об этом! Если бы я смогла, то вырезала бы ему сердце!
Халиф взял ее за подбородок и внимательно оглядел нос. Врач хорошо поработал, о переломе напоминала лишь едва заметная горбинка на переносице.
— Кто это был? Помнишь его имя?
— Нет. Кареглазый, с длинными светлыми волосами. У него шрам на шее. И правая бровь рассечена.
— Салах. Ладно. С подонком разберусь позже. — Ливий погладил женщину по щеке. — Мои предки говорили, что шрамы к лицу не только воинам, но и воительницам. В моих глазах ты стала еще красивее.
— Когда ты снимешь кожу с Фуада Талеба, мой господин?
— Совсем скоро. А пока мы будем праздновать. Помнишь Владимира? Теперь его зовут Рамон.
Гвендолен чарующе улыбнулась.
— Лучший друг моего господина — мой второй господин.
— Ты должна его извинить, он слегка онемел, так как не ожидал сюрприза. А ведь он еще не знает, что будет дальше.
Женщина захлопала в ладоши.
— Я тоже хочу узнать, что будет дальше! Пристойный ужин, а потом кое-что непристойное?
