— Не плачь, Руна. Иди ко мне.
Сестра села Ливию на колени и спрятала лицо у него на груди. Он погладил ее по волосам, поцеловал в лоб и прижал к себе.
— Все хорошо, дорогая. Клянусь именем нашего отца — тебя больше никто не обидит. Я всегда буду рядом.
Руна шмыгнула носом и вытерла слезы со щек, размазывая потекшую тушь.
— Ты больше не сядешь в тюрьму? — с надеждой спросила она.
— Нет. Мне не нравится тамошняя еда. И кровати чересчур жесткие.
— Ты идиот. Когда ты перестанешь доказывать всему миру, что ты мужик?
— Будь ты мужиком, не спрашивала бы.
— Ладно. На обед я хочу равиоли со сливочно-фисташковым соусом, греческий салат и рисовый пудинг.
Глава восемнадцатая. Эоланта. Прошлое
1962 год
Багдад, Ирак
— За самую красивую женщину в двух мирах.
Пригубив вино, на бутылку которого ему, наверное, пришлось копить деньги целых полгода, Леон принялся за лежавшие перед ним устрицы. Эоланта много раз бывала в этом ресторане с Сезаром и Кантарой и была уверена, что подобное ее новому ухажеру не по карману, но ошиблась. Оставалось верить, что дурак не залез в долги ради ужина, состоящего из вина и маленькой порции даров моря. Фрак был Леону к лицу, но начальник тюрьмы вел себя как оборванец, внезапно попавший на прием к богатому бизнесмену: изучал обстановку, оглядывал присутствующих и глуповато улыбался, когда на него смотрели вышколенные официанты в идеально отглаженной форме. Эоланта выбрала для вечера простое платье из белого шелка и туфли на невысоком каблуке. Единственной дорогой вещью в ее образе была длинная накидка из эльфийского кружева, подаренная братом на позапрошлые именины. Ровно два года назад. Откуда Леон узнал, что сегодня она, как говорят смертные, отмечает день рождения? Должно быть, кто-то из девочек разоткровенничался. Свои именины Эоланта не любила и каждый год надеялась, что Сезар о них забудет. Но он, скорее, забыл бы дату собственной свадьбы, день рождения жены или дочери. В прошлом году он взял ее в Париж, и они провели долгие семь дней, путешествуя по знакомым с детства местам. Если брат был в отъезде, то звонил и поздравлял именинницу. А сегодня телефон угрюмо молчал.
Во время их последней встречи Сезар не задал ни одного вопроса о том, что происходит между ней и Ливием, но вел себя подчеркнуто вежливо и отстраненно. На месте мужчины, который был ее лучшим другом и наставником, она увидела незнакомое существо с холодным взглядом и неопределенной улыбкой. Эоланта подумала, что таким, наверное, Сезара видят его подчиненные. В кругу семьи — весельчак с прекрасным чувством юмора, носящий застиранные джинсы и мятые свитера. Вне этого круга — одетый с иголочки джентльмен, сдержанный, сконцентрированный только на делах. Как же он отличается от Ливия. И как больно осознавать, что эти двое могут прекрасно работать вместе, но в личном общении взаимопонимания не достигнут никогда. С кем-то из них Эоланте рано или поздно придется расстаться. Чудовищный, невозможный выбор, но она должна будет его сделать.
— Твое здоровье, Леон. Спасибо за приглашение.
— У тебя, наверное, были другие планы? Хотела отпраздновать с семьей?
Эоланта сделала маленький глоток и вернула бокал на тонкую медную подставку.
— Нет. Сезар уехал, ничего мне не сказав, а Кантара пропадает в городе с очередным ухажером. Я была предоставлена сама себе и намеревалась пить в одиночестве, горюя о неумолимо надвигающейся старости.
Леон беззаботно рассмеялся.
— Люблю твой юмор. Что об этом говорит Сезар?
— О том, что он уехал, хотя помнил о моих именинах? Он вернется и привезет подарок. Или о том, что он отлучился, не поставив меня в известность? Мы не расспрашиваем друг друга о работе.
— Я о нас с тобой, — уточнил начальник тюрьмы. — О наших отношениях.
Услышав последнее слово, Эоланта едва заметно поморщилась. Происходящее между ними можно было назвать как угодно, но только не отношениями. Не самый лучший секс раз в неделю? Возможно. Попытка внести разнообразие в будни, серость которых в последнее время начала ее тяготить? Пожалуй. Очень глупая затея, которая не закончилась бы добром даже в том случае, если бы крестная фея одарила ее абсолютной удачей? Вот это ближе всего к истине.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Эоланта тысячу раз спрашивала себя: о чем она думала, ввязываясь в эту авантюру? Можно было напоить Леона до полусмерти, уговорить его подписать чертов приказ о досрочном освобождении. Можно было воспользоваться связями брата, наконец. Объяснить, что ни руки, ни ноги, ни пальцы начальнику тюрьмы ломать не надо — всего лишь донести важность росчерка на безликом документе. Но она решила, что для достижения наилучшего результата нужно прыгнуть к нему в постель.
От Леона Кадара нужно отделаться, да поскорее. Придется пожертвовать должностью старшего надзирателя? Уехать в другой город? В другую страну? Да и черт с ним. Она и так слишком долго здесь живет. Пора двигаться дальше. Эоланта дождется возвращения Ливия и поедет вместе с ним, куда бы он ни направлялся. Если он вернется, в чем она сомневалась. А даже если и вернется… что он сказал? «Если захотите меня увидеть, сообщите об этом своему брату».
Не отрывая взгляда от тарелки с жюльеном из даров моря, Эоланта сжала в кулаке ложку. Дура. Романтичная девчонка, влюбившаяся в мужчину с фотографии, и придумавшая себе образ, не имеющий ничего общего с реальностью. Их миры разделяет пропасть, и она знала об этом с самого начала. Ее ухажеры были другими. Обходительные, состоятельные, стильные, разбирающиеся не только в винах и в еде, но и в том, чего хочет женщина. Она могла выбрать любого из них, но сидит здесь перед человеком, от которого мечтает избавиться, и думает не о своих именинах и не о приятном вечере в хорошем ресторане, а о нищем эльфенке, отмотавшем четыре с половиной года за торговлю героином.
Она думает о нем каждую свободную минуту. Утром, днем, вечером. Перед тем, как уснуть, вспоминает ту ночь, когда он лежал рядом, обнимал ее, целовал и гладил по волосам, говоря, что еще никогда не был так счастлив. Любовник из него и вправду не ахти, чересчур нетерпелив, но другая назвала бы это пылкостью и пришла бы в восторг. Мужчин, прикосновения которых заставляли ее тело петь, как умело настроенную скрипку, Эоланта забывала на следующее утро, а сегодня даже их имен не вспомнила бы. Все, чего ей хотелось сейчас — вернуться домой и застать у своих дверей Ливия Хиббинса.
— О наших отношениях? Не могу сказать, что он в восторге, но я уже большая девочка и могу самостоятельно выбирать мужчин.
Леон доел устриц, отставил тарелку и взял свой бокал с вином.
— Старшие братья, — улыбнулся он. — Кого бы ты ни выбрала, им это не понравится. Их ревность еще сильнее, чем отцовская.
— У тебя есть братья или сестры, Леон?
— Только сводные. — Начальник тюрьмы сделал неопределенный жест. — Мы не общаемся. Живем в разных странах. Иногда они звонят и говорят, что навещали в тюрьме отца, но меня это не интересует.
— А ты его не навещаешь?
— Зачем? Сукин сын торговал оружием и заслужил наказание. Если бы твой отец торговал оружием, наркотиками или людьми и отправился за решетку, ты бы его навещала?
Эоланта задумчиво потерла щеку двумя пальцами.
— Нарушив закон, он не перестанет быть моим отцом.
Леон хмыкнул и допил вино.
— Ну конечно. Я забыл, что говорю с темной эльфийкой. Для вас кровные узы святы. Когда твой брат сидел в тунисской тюрьме, ты навещала его каждый месяц на протяжении трех лет. Что он вынес из этого периода? Стал законопослушным? Осознал, что чистые деньги лучше грязных? Он вернулся к прежним делишкам, и теперь его, с позволения сказать, бизнес называют не иначе как империей. Кстати, ты знаешь, что он работал с Ливием Хиббинсом, и именно благодаря Сезару тот угодил за решетку?
— Да, — ровным тоном ответила Эоланта.
— Это здорово осложнит работу Аднану Саркису и его подопечным. Теперь им придется самостоятельно налаживать связи со здешней таможней. В свое время Ливий и твой брат провернули много больших дел, но теперь, когда между ними пробежала черная кошка, этому не бывать.
