— Нет его.
— Вот как!
— Где-то шатается, уважаемый человек. Небось, у своей подружки.
— У него тоже есть подружки?
— Наверное. Мне безразлично. Отстань!
Горчаков заметил, что обычно веселая Лена вела себя с ним настороженно, глаза были тревожными. Но внимание этому факту не придал.
— Я выйду подышать воздухом, — сообщил он служанке. Вечер выдался чудесным. Иным он и не мог быть: май плавно переходил в июнь, лето весело подмигивало: «Я пришло!». Как не согласиться с Тургеневым: лето — лучшее время в году, время терпких запахов, звонких птичьих песен, летних отпусков. День по-прежнему стремится увеличить свои горизонты, а ночь — крохотная, искрометная. Чуть потемнеет, и уже опять чернота тает под белыми красками; красок больше и больше, а затем вспыхивает золотом далекий горизонт, и небесное светило заступает на свое дежурство.
Но пока еще город во власти ночи! Горчаков упал на траву и глядя на темное небо, думал. Дум много и разных. Однако главная — о Валентине. Завтра она уезжает, а он?.. Так и не сможет помешать отъезду? Все остальное отошло на второй план, даже таинственный убийца. «Я мужчина или нет? Я обязан поговорить с ней еще раз, убедить ее остаться. Должна же она почувствовать, понять.»
Чем ее убедить? Какие аргументы использовать, чтобы окончательно разрушить ее сомнения? Родители останутся в заложниках. Серьезная проблема. Но у профессора Репринцева имя! Можно затребовать его через международные организации, не захотят же большевики полностью дискредитировать себя.
Стремление Валентины вернуться на родину тоже понятно. Тут для нее другой мир, с иной психологией. Но ведь и это ее Родина! Даже большая родина, чем Москва, она сама говорила, что корни ее родителей отсюда. Нельзя же любить какой-то клочок земли лишь потому, что ты там родился.
«Видимо, их в СССР так воспитали: любить родину, несмотря ни на что. Любить, как любят мать. Очень удобная позиция: человека изничтожают, а он все равно любит и считает, лучше здесь прозябать в нищете, даже умереть, чем где-то благоденствовать. Так рождается армия духовных рабов. Они не задумываются над тем, что и родина должна их точно также любить. Даже больше, как мать обожает дитя, не чураясь возможной ответной неблагодарности». Горчаков настолько ушел в собственные мысли, что не услышал телефонный звонок. Лена поговорила с Репринцевой, однако решила не передавать разговор Александру. Она вдруг ощутила дикую ревность. Раньше у хозяина были только увлечения, а теперь он. влюбился?
Она готова была простить ему бесконечные любовные связи (про свои она выдумывала, из-за желания отомстить), там все было несерьезно, а тут. Журналистка из Москвы уезжает в семь. Когда он придет в гостиницу, она будет далеко.
И они никогда больше не увидятся!
Он ее забудет, и очень скоро. Жизнь наладится, потечет как прежде. Но в ней не останется места заезжей гостье.
Александр вернулся, спросил, не звонил ли кто? Лена ответила отрицательно, а потом упала на кровать, вцепилась пальцами в подушку, терзаясь за совершенную подлость.
Она ждет и надеется! А он не знает и потому опоздает! «Какая же я сволочь!»
Корхов пришел домой подавленным и злым. Жена прекрасно понимала, что в такие минуты лучше не беспокоить его вопросами. Молча подала жаркое и рюмку водки. Анатолий Михайлович выпил, крякнул и вновь поплыл по извилистым течениям своих мыслей.
После долгой паузы наконец-то обратил внимание на жену. И то — по делу:
— Настенька, меня никто не разыскивал?
— Несколько человек. Вот я их всех записала.
Анатолий Михайлович глянул на список звонивших, и лицо недовольно скривилось.
— Опять глава администрации. Требует отчета. А я не могу отчитаться! Но отчитаюсь.
— Обязательно поймаешь этого ублюдка, — робко вставила жена.
— Еще станет уговаривать сотрудничать с органами нашей госбезопасности. Они ведь наверняка нажаловались, что я человек конфликтный. Ладно, проехали. Этот мне тоже не нужен. И следующий. Внезапно его взгляд изменился, он воскликнул:
— Шумаев звонил?
— Да, Виталий Андреевич просил тебя срочно с ним связаться. Оставил телефон для связи.
— Вот это важно.
— А он причем? — не удержалась жена. — Он ведь в Москве?
— То другое дело, — отмахнулся Корхов.
Покачиваясь на больных ногах, он подошел к аппарату, набрал номер. После нескольких долгих гудков ему ответил старый друг:
— Нашелся, неуловимый Джо!
— Накопал что-нибудь?
— Накопал.
— Рассказывай.
Шумаев вкратце сообщил обо всем, что с ним случилось. Корхов слушал и сердито сопел:
— Значит, ее отца арестовали, он умер. И мать умерла.
— Получается так.
— Девчонке нельзя возвращаться в Москву.
— Правильно мыслишь. Тут ей придется несладко. Да и не к кому возвращаться.
— Спасибо, старина. А драться не разучился. Молодец! После он сразу позвонил в гостиницу «Белогорье». Администратор сонным голосом спросил:
— Слушаю!
— Это начальник полиции Корхов Анатолий Михайлович. С кем я говорю?
— Администратор Водорезов, — сонливость сразу испарилась.
— Ваши туристы из Москвы — Репринцева и другие.
— Да, да, у нас есть такие!
— Знаю, что есть. Они на месте?
— Уже отдыхают.
— Я сейчас приеду. Хотя нет, в котором часу они завтра уезжают?
— В десять.
— Точно?
— Точнее не бывает.
— Я заеду попрощаться.
— Будем ждать.
— В случае каких-либо изменений с их отъездом позвоните мне, — Корхов продиктовал номер телефона.
— Конечно, господин начальник полиции.
— Не забудьте.
— Обязательно, господин начальник полиции. Правда я к этому времени сменюсь. Вместо меня будет Терехина Анна Игнатьевна. Я напишу ей записку.
— Спасибо.
Корхов вернулся за стол, попросил жену налить еще рюмашку. На лице ее читалось сочувствие:
— Еще что-то произошло?
— Да. Одна журналистка из Москвы Валентина Репринцева завтра возвращается к себе, а у нее арестовали отца, и он умер. И мать умерла. Она сирота, но еще этого не знает. Дома ее наверняка ждет арест.
— А ее за что? — спросила Анастасия Ивановна.
— Она дочь врага народа.
— Но лично она в чем виновата?
— Какая ты глупая и. счастливая!
Анатолий Михайлович поднялся, крепко обнял жену. Анастасия Ивановна никак не могла взять в толк, в чем ее счастье? И пусть! Она была слишком рада редким объятиям сурового мужа.
— И я перед ней виноват. Они с одним парнем написали статью о нашем убийце, а подписала ее одна Валентина. Если серьезно задето самолюбие преступника, он постарается свести с девушкой счеты. Надо будет где-то спрятать ее. Спрятать так, чтобы он не нашел.
— Я знаю это надежное место. Дом начальника полиции Корхова. Поселю ее вон в той комнате.
Корхов вторично обнял жену:
— Ты права, пусть поживет у нас. По-моему, она очень хорошая девушка. И потом, ты всегда мечтала иметь дочь.
— Она согласится остаться?
— Согласится. Я ей все доходчиво объясню.
Внезапно ему показалось, будто ощущает чье-то незримое дыхание. И следом — ядовитые слова: «Думаешь здесь самое надежное место? Не надейся. Сам знаешь, почему. Тот, кого ты разыскиваешь, рядом. Догадался, кто он?..»
Валерий вернулся за полночь. Бросил беглый взгляд на жену, которая находилась в кровати, но не спала, а что-то читала. Как обычно, вокруг нее — столб табачного дыма.
— Опять припозднился? — сказала Алевтина.
— Неужели тебя это волнует?
— Нисколько.
— Тогда зачем спрашиваешь?
— Все-таки ты мой муж. Хотя бы на бумаге.
— Ай, бумажный муж.
— И по улицам города разгуливает убийца.
— Я его не боюсь.
— Ты, оказывается, смелый?
— Не трус. Недаром несколько лет прожил на Востоке. Владею боевыми искусствами.
— Те, кого он убивал, тоже к слабакам не относились. Валерий посмотрел в окно на темную улицу и вдруг сказал:
— Я хорошо помню, что ты говорила об этом маньяке. Он оказывает городу услугу. И ты бы многое отдала, чтобы лично познакомиться с ним. Не поменяла свое мнение?
— Пока нет.
— Вот тебе и рассуждения христианки.
— Разве с нами всегда поступают по-христиански?
— Безумие, Алевтина! Завтра он посчитает, что именно ты, редактор «Оскольских вестей», приносишь вред Старому Осколу. Что тогда?
— Но я не совершила никакого предательства против своих соотечественников.
— Знаешь, кто первыми гибнут от рук маньяков? Их верные сторонники и почитатели.
— Это против правил.
— Как и лишать человека самого дорого для него — жизни.
Образовалась невыносимо тяжелая пауза. Первой ее нарушила Алевтина:
— У меня такое ощущение, что ты хочешь что-то сказать? Объяснить.
