Валерий повернулся к жене и резко спросил:
— Почему ты разлюбила меня?
— Ты не способен на поступок. Увы! Женщины, подобные мне, любят героев.
— А если бы я. оказался тем убийцей?
— Не смеши.
— Ну почему?!
— Я уже сказала: ты не способен на поступок.
Валерий загадочно улыбнулся:
— Как знать!
В ответном взгляде жены появилось удивление, переросшее в сомнение, потом в. страх.
— Перестань так шутить!
— Да, я пошутил. Я ни на что не способен.
— Однако. — Алевтина задумалась, затем не выдержала, продолжила. — Ты возвращаешься слишком поздно. Где ты бываешь по ночам?
Он не ответил, только рассмеялся. В глазах появился странный блеск. И неожиданно он крикнул:
— Слушай!
— Что?!
— Будь очень внимательна, и все поймешь!
Они услышали оба, как в тишине ночного города раздались гулкие шаги. Казалось, это шел тот самый таинственный убийца. Он уже перестал прятаться, скрывать свои жуткие намерения под добродушной маской.
Зачем она ему, раз все равно симпатизируют.
На самом деле убийца не топал по улицам, а летал! Он поднялся высоко над домами, высматривая любую дрянь, которая мешает нормально существовать любимому городу. Любой сорняк он намеревался вырвать с корнем! Его власть ныне безгранична! Он хохотал и издевался, торжествуя окончательную победу над беспомощными стражами порядка («Не видят под самым носом, идиоты!»). А беспомощны они потому, что защищают отжившие правила и порядки.
И только он — вершитель великого вселенского правосудия!
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Томимая думами, Валентина уснула только под утро, но поспать долго не удалось. Не было и шести, как Надежда разбудила ее:
— Вставай, просыпайся рабочий народ!
— Уже? — спросонья пробормотала Репринцева.
— Уже, соня! Не будешь бегать по ночам.
Внезапно она осеклась, она хорошо понимала, что совсем скоро Валентина действительно не будет бегать по ночам. Надежда заметалась по комнате, радость встречи с советской страной соседствовала со страхом за судьбу подруги. Ведь если Валя пострадает (а пострадает обязательно!) то по собственной глупости. И, чтобы не говорили про нее, никакой она не шпион, не враг.
— Что с тобой? — спросила Репринцева. — Ты нервничаешь?
— Нервничаю? Может быть. Это от ожидания встречи с Москвой, с друзьями, родными.
И опять замолчала. У Валентины больше нет родных. Только она этого еще не знает. Жалость настолько сдавила Погребняк горло, что она не выдержала, бросилась в ванную. Лишь бы Валентина не увидела ее перекошенного лица. Возникло непреодолимое желание предупредить подругу. Она еще может спастись.
И тут перед Надеждой снова возник кошмарный образ Красной Стервы. На сей раз она ничего не сказала, только приложила палец к губам.
В номер стучали Давид и Рустам. Они ввалились безо всякого приглашения, с порога закричали:
— Как? Еще в разобранном состоянии?
— Пошли вон! — по-настоящему рассердилась Репринцева. — У меня есть право хоть немного побыть одной?
— Нет у тебя этого права? — примирительно заметил Давид. — Мы все — одна большая дружная семья.
А Рустам танцевал свою лезгинку. И гордо добавил:
— Скоро увижу моих друзей — джигитов. В Москве их уже столько!
Надежда вышла из ванной, нездоровый цвет ее лица сразу заметили остальные. Валентина тут же подошла и спросила:
— Что с тобой?
— Ясно — что, — хихикнул Давид. — Прельстилась буржуазным миром. Не хочет уезжать.
— Слушай, ты! — в голосе Погребняк было столько металла, что маленький Давид отступил. Это не гнев доброй Вали.
— Дайте нам спокойно одеться и приготовиться, — последовал новый приказ Надежды.
Ребята все поняли, быстро удалились. Валентина направилась в освободившуюся ванную, не спеша приводила себя в порядок. Почему-то на сердце было тревожно. Может, не тревога, а грусть? Как же ей не хотелось уезжать. Она больше никогда не увидит его!
Но ее ждут родители, друзья. Ждут те, кто так любит ее! Ждет родная советская страна!
Неожиданно Валентина сказала себе то, в чем раньше боялась признаться: она не слишком стремится возвращаться в родную советскую страну. Больше всего ее пугал момент, когда она пересечет границу и увидит огромный плакат вождя народов.
«Ну почему здесь нет никакого вождя?»
Если раньше Репринцева боялась собственных мыслей, то теперь ее от них просто трясло. Так можно далеко зайти. В школе, потом в институте ей объясняли, что благодаря Сталину она получила счастливую жизнь. Это же ей говорили по радио, в газетах, в речах бесконечных пропагандистов. В Российской Империи Сталина не существует, а жизнь гораздо счастливее.
Что если она счастливей как раз потому, что Сталина не существует?
«Хватит! Хватит! Остановись!»
Но остановиться она не могла. Допустим, что она права? Что нищета проистекает от рабства? Еще Чехов писал, что следует каждый день выдавливать из себя по каплям раба. «Но его так просто не выдавишь. Рабское сознание пустило слишком глубокие корни. Если бы у нас вдруг решили поменять строй, то, наверное, остался бы точно такой же вождь, только уже капиталистический. Осталось то же холопство, только не перед партийными секретарями, а перед новыми собственниками».
В дверь ванной стучала Надя, она просила Валентину поторопиться, пришел Кирилл Прошкин.
— Иду! — с некоторой долей безнадежности сказала Репринцева.
Кирилл находился в комнате, он просил девушек поторопиться. Валентина поинтересовалась, чем вызвана такая спешка? Он ответил:
— Никакой спешки. Просто поменялся график. Вы сможете посмотреть Курск. Главное. — Прошкин сделал многозначительную паузу. — У вас прием в советском консульстве.
— Здорово! — прошептала Надежда. А Валентина вдруг спросила:
— Это обязательно?
— Ты что, Валька? — изумилась Погребняк. — Только представь, на каком уровне нас примут!
Даже здесь, далеко от ока диктатора, рабы не собирались менять свою сущность.
— Да, товарищ Репринцева, не по-комсомольски поступаете, — усмехнулся Прошкин. — Кстати, вы ведь так и не пришли к нам за сведениями о Федоровской.
— Спасибо, я уже написала статью.
— Как?
— Сегодня она выйдет. вышла в «Оскольских вестях».
Кирилл ничего не ответил, лишь скривил губы. Тут же заявил, что зайдет к ребятам Давиду и Рустаму. Попросил девушек через пятнадцать-двадцать минут быть готовыми.
— И отправляемся.
«Уже? А он успеет?!..»
Валентина повернулась к Надежде. Та была бледнее мела, руки дрожали. «Да что все-таки с ней?»
— По-моему ты больна? — Валентина коснулась пальцами ее лба.
— Отстань! — резко дернулась Надежда, оставив подругу в еще большей растерянности.
Сопровождаемая Прошкиным группа советских комсомольцев спустилась на первый этаж. Администратор Анна спросила:
— Покидаете нас?
— Да, — торопливо произнес Прошкин. — Едем в Курск.
— Успеха вам.
Едва они вышли, она достала записку и позвонила Корхову.
— Господин начальник полиции?
— Я.
— Это Анна Терехина из гостиницы «Белогорье». Вы хотели попрощаться со студентами из Москвы?
— Есть такое желание.
— Но они уже покидают нас.
— То есть как покидают?!
— Вышли из гостиницы и садятся в машину.
— Говорили — в десять! А сейчас только семь. Какого черта вы перепутали?!
— Они должны были выехать в десять.
— Вот что. Попробуйте их задержать.
— Каким образом?
— Придумайте что-нибудь. А я сейчас выезжаю.
У самого выхода стоял большой кадиллак 1932 года. Глаза Рустама загорелись.
— Мы поедем на этой штуке?
— Именно. Так что времени не теряем. Быстро садитесь и отправляемся.
Однако Рустам без конца обходил машину, качал головой, прищелкивал языком.
— Красотища!
— Откуда у коммунистов такая машина? — спросила Валентина. Она делала все, чтобы задержать отъезд. Вдруг он успеет?
— Подарок от СССР, — раздраженно произнес Прошкин.
— Да садитесь же. Чего ждете?
— Последний взгляд на город.
— Насмотритесь по дороге.
«Почему его нет?»
— Комсомолка Рапринцева, — раздраженно крикнул Кирилл.
— В самом деле, Валечка, мы же опоздаем на прием. «Он не придет! Не знаю, по какой причине, но не придет!»
Валентина обреченно открыла дверцу кадиллака, на правах комсорга села вперед, остальные забрались на заднее сидение. Машина резко дернулась и помчалась по улицам Старого Оскола. В это время администратор Анна выскочила из здания отеля. Но было уже поздно.
Валентина глядела на старинные улицы, уютные дома, окруженные цветущими садами, и глаза ее наполнялись слезами. Больше всего ее раздражали восторженные возгласы Рустама и комментарии Кирилла:
