слезинок.
Твари очнулись, скребли когтями по дну клеток, рычали, ревели и визжали. Близость добычи будоражила их, запах моей крови пьянил.
Память невольно вернула меня в тот день, когда отец разбудил меня среди ночи и отправил в Сул, вручив запечатанный футляр.
Я мчала во весь опор, припав к шее Уголька. Когда я покидала гарнизон, не было заметно признаков Прорыва, но очень скоро небо за моей спиной заволокло багровыми тучами и воздух наполнился запахом металла. Выходит, отец оказался прав и Прорыв действительно начался.
Я летела вперед, надеясь на разумность коня, почти не управляя им. С губ Уголька капала пена, а до Сула скакать еще с десяток километров. Я оборачивалась и оборачивалась, будто мои отчаянные взгляды могли что-то изменить и замедлить приближение тьмы, встающей на горизонте. Она катилась вперед, как гигантская волна во время прилива.
Я даже думать не могла о том, что творится сейчас в гарнизоне: Прорыв такой силы невозможно удержать!
— Давай, миленький, быстрее, быстрее! — нашептывала я в прижатые уши коня.
Удар настиг внезапно. Казалось, что волна тьмы еще не докатилась до меня, что я — слава Всеблагому — все-таки успеваю добраться до городских ворот Сула. Надо предупредить о Прорыве! В каждом городе несет службу небольшой отряд одаренных.
Резкая боль в плече заставила меня выгнуться и отпустить поводья. Было так больно, что я не могла кричать, лишь хватала губами воздух и разевала рот, как рыба. Скосила глаза: из плеча, чуть ниже ключицы, торчал желтоватый коготь, пробивший тело насквозь.
Огромное щупальце дернуло меня вверх, вырывая из седла, отбросило в сторону, как щепку. Я распласталась по земле, а октопулос — это был именно он — застыл, собрав щупальца, покачиваясь на них, будто паяц. Белесые глаза изучающе разглядывали противника. Эти твари — одни из самых проворных тварей Изнанки. Октопулос опередил остальных, но и другие скоро подоспеют.
Я барахталась на земле, зажимая рану, и стонала сквозь стиснутые зубы. Из-за жгучей боли по телу разливался жар. У меня совсем немного времени, прежде чем тварь снова перейдет в наступление.
Я встала на колени, потом, рывком, на ноги. Еще в дороге, заметив признаки Прорыва, я перекинула сумку через плечо и переложила в нее стик отца. Теперь он стал моей единственной надеждой на спасение.
Глава 47
Умный конь застыл неподалеку, он прядал ушами и настороженно косил черным глазом в сторону октопулоса. Я раздвинула стик и покрепче перехватила его неуклюжей левой рукой: правая повисла как плеть.
— Уголек! Беги, мальчик, беги! — крикнула я.
Октопулос дернулся было в сторону Уголька, но я стояла ближе и от меня притягательно пахло кровью, и тварь Изнанки сделала выбор. Октопулос атаковал меня. Замельтешили щупальца. Защелкал костяной клюв на уродливой морде.
Бросок! Я наудачу ткнула в приближающуюся ко мне тушу и упала на спину, спасаясь от щупалец. Мы с октопулосом оба промахнулись. Он пронесся надо мной, втыкая в рыхлую землю длинные когти. На мгновение я увидела сероватое мягкое подбрюшье в складках кожистой мантии — острие стика без труда пробьет кожу, не защищенную костяными пластинами.
Я поползла на лопатках, не сводя взгляд с твари, готовящейся к новому броску. Свернула стик и держала его вертикально вверх. У меня будет еще одна попытка. Последняя.
— Давай! Урод! Чего смотришь! Нападай! — заорала я.
Октопулос заклекотал и защелкал. С огромной скоростью полетел ко мне, перебирая всеми восемью конечностями.
Я сжала стик в то единственное мгновение, когда он завис надо мной и затоптался, приноравливаясь, как бы получше нанизать добычу на когти, а потом полакомиться ею. Острие вонзилось в тело твари, впрыскивая смертельный яд. Мне на лицо полилась горячая черная жидкость — кровь бестии. Октопулос передернулся и завалился набок, придавливая меня тяжелыми щупальцами, каждое в обхвате с ногу взрослого мужчины.
Минуту я лежала не шевелясь, оглушенная, и не верила, что все закончилось. Почему-то казалось, что тварь притворяется, ждет, когда я попытаюсь освободиться, и тогда нападет снова. Но октопулос лежал неподвижно, безвольно, разом превратившись из сгустка мускулов в гору мяса.
Постанывая, я выбралась из-под туши. Я держалась на одном адреналине, но голова кружилась все отчаянней, плечо горело огнем.
Надо убираться! Нельзя терять сознание: следом за октопулосом придут другие твари. Я зашарила рукой в сумке. Наткнулась на аккуратно завернутый отцом в бумагу хлеб и сыр, глаза защипало от слез: он торопился и все равно не забыл позаботиться о перекусе. Отец всегда продумывал все до мелочей. И поэтому я надеялась… Нет, я была уверена, что он вспомнила о настойке жильника.
Медлительная левая рука шарила в сумке, снова и снова нащупывала свертки с едой, а правая почти потеряла чувствительность, поэтому я перевернула сумку вверх тормашками и вытрясла содержимое на землю. В предрассветных сумерках блеснули крошечные флаконы с фиолетовым настоем. Я зубами выдрала крышку и опрокинула на язык вязкий горький жильник. В голове прояснилось, и боль отступила. Сцепив зубы, я встала на ноги, придерживая левой рукой правую под локоть.
— Уголек! Иди ко мне, мальчик.
Я не увидела коня, сливающегося по цвету с встающей на горизонте чернотой, но он сам пришел на зов, испуганно фыркая в сторону октопулоса.
— Не бойся, не бойся. — Я погладила его по морде, успокаивая. — Хороший мальчик.
Ногу на круп удалось закинуть не с первой попытки: я не привыкла забираться на коня, схватившись за луку с левой стороны. Послушный конь нервно переступал ногами, но не двигался с места. Ладонь, испачканная кровью, снова и снова соскальзывала. Я закричала, завыла, как дикий зверь, вложив в этот крик всю боль и безнадежность: за моей спиной остался укрытый тьмой гарнизон, и я не сомневалась, что отец погиб. Отчаяние придало сил — я вскарабкалась в седло.
Придерживая поводья одной рукой, я поскакала в Сул.
…Из трех городов, пострадавших во время прорыва, Сул оказался разрушен меньше всего. То ли потому, что находился чуть в стороне, в низине между холмов. То ли потому, что в городке собрали небольшой, но сработанный отряд, возглавляемый молодым оградителем — вчерашним выпускником Академии. Мне рассказали, что он сумел поднять щиты и удерживал их довольно долго, дожидаясь помощи отдаленных гарнизонов.
Однако я тешила себя надеждой, что и я, опередившая на полчаса основную волну Прорыва, внесла свой вклад в спасение города.
— Закрывайте ворота! — заорала я, влетев в беспечно распахнутые деревянные створы. — Прорыв!
Я
