было худшей идеей. Неприметную панель выдавала ручка – белоснежная, как и все в этом центре. Он приложил усилие, потянув дверь на себя, и не мешкая скользнул внутрь.
«Ты должен…»
Стены были покрыты светящимся ковром анимонов. Пол – черными плетьми побегов, влажными, слегка подрагивающими. Эти «щупальца» сходились к единому узлу в центре комнаты.
За прошедшие годы цветок стал больше – футов десять в диаметре как минимум. Бутон раскрылся, и края лепестков трепетали, осыпая изумрудную пыльцу. Где-то в глубине, в завязи, пульсировало сердце. Противоположной стены не было: корни уходили далеко за пределы лабораторной комнаты – вглубь, быть может, ниже фундамента комплекса, он мог лишь догадываться, насколько.
– Если ты Скорбь, – выговорил он хрипло, – тогда почему выбрала эту форму?
Сочетание прекрасного и ужасного рождало куда более сильный эффект, чем если бы Уяга была чудовищем – одним из тех, что предстают в мифах.
– Зачем ты забрала Черри?
Он приблизился; анимоны плясали вокруг. Хоть что-то было привычным.
Интересно, как скоро Голдсмит обнаружил Ее в недрах Пустоши и дал новый «дом»? Пытался вмешаться или просто наблюдал, позволяя Скорби быть? При всем интеллекте их отец был ограничен рамками мира. Он даже не представлял, что происходит за пределами A9-3. Не видел того, что видел Игнас, путешествуя между «зернами» единой Кукурузы.
Он и сам не помнил, откуда пришло сравнение. Поначалу оно казалось забавным, а после… Так было проще объяснять. Спрячь сложную идею в простую картинку – и тебя поймут.
Понимание – вот что важно.
Липа поняла его с первого слова, хотя ее родным языком был не английский. Ее уникальное свойство, аналогов которому он не встречал, пришлось бы кстати сейчас, но Игнас мог рассчитывать только на себя.
– Ответишь мне?
Ровный голос, без агрессии и обвинений. Гнев был заперт глубоко внутри.
Времени осталось мало. Счет шел на минуты – или секунды – до тех пор, пока Девятого не обнаружили.
Игнас усмехнулся. Ему любезно открыли дверь. Даже Сирены со вторым уровнем доступа вряд ли будут допущены в святую святых. Голдсмит пригласил его, решив провести очередной эксперимент и узнать, что будет. Как поведет себя Девятый в компании иномирной гостьи. И выживет ли после аудиенции.
– Я должен, помнишь? – сказал он тише. – Я пришел.
Ему хотелось обратиться к Черри, думать, что она его слышит. Ждет где-то там.
Лепестки шевельнулись. Сердце застучало быстрее. Игнас протянул руку; страха не было. Его окутали холод и темнота.
Дом, милый Дом.
– Не думал, что когда-нибудь буду скучать по этому месту. – Джек откашлялся. – Над техникой надо поработать.
– Техникой чего?
– Перемещения. – Он подмигнул. – А ты о чем подумала?
Липа тряхнула головой. После лондонских приключений она отказывалась думать. Зато Джек был настроен игриво. Кажется, после разговора на мосту у него сработал защитный механизм, отсюда и многословие.
– Как думаешь, мы сможем вздремнуть пару часиков, прежде чем…
– Что?
– Ну, грандиозные планы, спасение мира. Хотя нет. Сначала я вмажу падре от души, чтобы челюсть хрустнула, а потом уже все остальное.
Липа ответила невнятным протестом и подхватила пышные юбки. Только драк им не хватало!
Со стороны они наверняка напоминали парочку навеселе: нетвердая походка, несмешные шутки и общий потрепанный вид.
– Будто из канавы, честное слово.
– Мы все равно прекрасны, Деревце. Как там в песне было? You’re a shooting star I see.
– We’re like diamonds in the sky[43], – подхватила Липа.
Они рассмеялись в унисон.
Прислонившись к стене, Липа хохотала и не могла остановиться, пока не настигла боль в солнечном сплетении, под тугим корсетом.
Джек смотрел на нее, не отводя взгляда.
– Это было то еще приключение.
– Хочешь, повторим как-нибудь? You and I, you and I…
– Ну уж нет!
Он, конечно, дурачился, но у Джека был красивый голос. А она, будто назло, не умела петь. Только тихонько мурлыкать что-нибудь под нос, будучи в хорошем расположении духа.
Не сейчас, напомнила она себе.
Даже использовать безвременье Дома не выйдет, чтобы отдохнуть. Она все равно не сможет провалиться в сон, пока не получит подтверждение своим догадкам.
– Акто!
Малыш вынырнул из-за угла и на радостях запутался в мокрых волосах. Липа только сейчас огляделась по сторонам, пытаясь понять, на каком этаже Дома они находятся. Песенное настроение сдуло порывом сквозняка.
– По этому коридору мы шли к Глотай-комнате.
– Плюй-комнате.
– Неважно! – Она махнула рукой. – Значит, лаборатория О’Доннелла в той стороне.
– А кто «мы»?
– Меня Игошка провожал.
Джек усмехнулся.
– Нашла общий язык с чертенком? Никто из наших не сумел, только Баб-Уля подкармливает, как родного.
Липа улыбнулась, вспомнив про «увнуковление». Ее знакомство с Домом было таким далеким… и все было в новинку: дико, страшно, непонятно. Хотелось прижаться к Игнасу и стоять, пока иллюзия не рассеется.
– Джек? – Он смотрел на нее уже серьезно. – У тебя есть своя комната?
Раз у Игнаса была – и у Баб-Ули, – то наверняка каждый обитатель дома мог выбрать для себя подходящий уголок.
– Решила все-таки вздремнуть?
– Да нет, я бы… – Липа перестала подбирать слова и сказала как есть. – Мне нужна твоя одежда.
– Motörhead или Metallica?
– Чувствую себя как на модном показе. Давай «Метлу».
Джек протянул ей футболку и отвернулся. Какое же счастье снова оказаться в человеческой одежде! Даже если она больше на несколько размеров. Прикосновение белого хлопка к коже и ощущение свободы – вот ради чего она жила последние часы.
От верхнего платья и юбок Липа избавилась сама: они лежали на полу грудой тряпья. С крючками и шнуровкой помог Джек. На сей раз без шуток и «тонких» намеков. Молча и сосредоточенно.
Его комната находилась под крышей. Чем-то напоминала ее мансарду на острове, хотя сиренью здесь не пахло. Если бы не сырость и творческий беспорядок, жилище было бы уютным. Низкая кровать, встроенный в стену шкаф с двумя полками, кипа журналов, которые Джек вряд ли читал – скорее прикрывал дыры в полу, – и мягкое кресло-пуф, в котором он сейчас развалился.
– Говорил же, запасы небогатые.
– Все нормально, спасибо. – Расправив низ футболки, которая больше напоминала платье, Липа надела джинсы и потуже затянула ремень. Подвернула штанины до щиколоток. Довольно крутнулась вокруг своей оси. Благо лондонские лужи были нестрашны верным кроссовкам. – Ну как?
– Тру. – Он одобрил пальцем вверх. – And nothing else matters[44].
– Классика! У меня дядя был металлистом. Пел в группе Sentenced to Death, пока ребята не распались. До сих пор бережет свои гитары.
Он кивнул не без уважения.
– Считаю, ты обязана нас познакомить.
– Мы не на той стадии отношений, Хиггинс.
– Эй! Ты стоишь в моих джинсах. В моей спальне.
– Весомый аргумент.
– А то! – Он резко и быстро вскочил из кресла. – Готова?
Расчесав пятерней подсохшие волосы, она заплела их в косу и перекинула за спину.
– Теперь да.
– Время наведаться к падре. И узнать, for whom the bell tolls[45].
Акто летел впереди, словно маленькое знамя. Его цвет темнел, становясь все ближе к изумрудному и теряя теплые оттенки, но даже так
