С него все и началось!
– Мне очень жаль, что так вышло с твоей дочерью, – ответил Рэд, но в его голосе не было даже намека на сочувствие. – Но и перекладывать вину только на меня ты не вправе. Никто тебя силком не тащил на съемочную площадку. Ты знал, чем рискуешь, так что теперь мы все в одинаковых условиях. И знаешь… на тот момент ты не особо жаловался, – бесстрастно добавил Рэд. – Тебя все устраивало, парень. Более того – ты выглядел счастливым. Ты и твой приятель, балбес Карпыч. Который только что готов был мастурбировать, глядя, как громила в маске лапал твою дочь.
– Именно здесь и сейчас должен страдать ты. Первым, – сказал Юрий. Он приблизился к стеклу и стукнул по нему ногой: – Отпусти мою дочь! Она совершенно ни при чем! Что я должен сделать, чтобы ты не трогал ее?!
Картинка с разлагающимся телом Ах исчезла, на мониторе вспыхнула красная полоска. Она медленно поползла вперед, словно угольную ночь рассекали острейшим ланцетом. Ох вышел на связь.
– Я… сделаю все, – продолжал Юрий, переведя дух. – Могу перегрызть глотки всем, кто здесь находится. Могу убить себя. Только отпусти Кристину. Она – все, что у меня есть.
– С ней все в порядке, – откликнулся Ох, когда тот закончил говорить. – Эх просто слегка расшевелил ее, она даже не поняла, что это было. Возможно, пребывая в полудреме, она даже испытала удовольствие, решив, что ей снится эротический сон.
Услышав эти слова, Юрий заскрежетал зубами.
– Я хочу видеть ее. Покажи мне дочь, – хрипло попросил он.
К всеобщему удивлению, Ох согласился.
– Не вопрос, – весело проговорил он. – Ай момент, как говорят. Минута терпения, я как раз туда направлялся.
Красная линия исчезла, экран погас.
– Кто он такой? – свистящим шепотом произнес Юрий. – Дух мщения? Карма? Кто этот вездесущий Ох, мать его?!
– Я задаю себе тот же самый вопрос с тех пор, как повесилась его подруга, – так же тихо откликнулся Рэд. – Но так и не нашел на него ответ. Он не похож ни на одного из моих недоброжелателей. Ни на одного из тех, который высказывал недовольство фильмом и критиковал меня. Я не знаю, Фи… Юрий.
– Я Фил, – кивнул Юрий. – Все правильно. Называй меня именно так. Мы все вернулись в фильм, Рэд. Только теперь ты уже не режиссер, ты вместе с нами на съемочной площадке, среди актеров. Чего он хочет от нас? Во имя всего святого?!
Его глаза полыхали огнем. Он посмотрел на Жанну, и та отшатнулась, настолько страшными были его горящие сумасшедшим огнем глаза.
– Успокойся, дружище, – начал Рэд, но Юрий не дал ему закончить фразу:
– Успокоиться?! Я не могу успокоиться, когда какой-то психопат отрезает от моей дочери куски, словно от колбасы! А жирный урод в маске трахает ее пальцем! И если потребуется разорвать на молекулы каждого из вас, чтобы ее спасти, я сделаю это, не задумываясь!
На полу завозился ребенок, и Жанна осторожно взяла его на руки. Внутри все ходило ходуном, от голода и усталости кружилась голова, виски ломило, будто в кость вколачивали гвозди.
– Если ты попробуешь приблизиться ко мне или к ребенку, я убью тебя, – пообещала она, выдержав взгляд Юрия. – Только попытайся!
Ответить Есин не успел – на экране вновь началось какое-то движение. Снова возникла знакомая тесная каморка с тусклой лампочкой, свисающей с потолка.
«…Отпиленные руки Фил положил на стол, прямо перед Ольгой… – послышался неторопливый голос рассказчика, раздававшийся из диктофона. – Она непонимающе смотрела на собственные кисти, пальцы на которых скрючились, а кожа стала белой, как алебастр. Между тем Карпыч наливал из кастрюли суп. „А вот и главное блюдо!“ – радостно воскликнул он, ставя дымящуюся тарелку перед хозяйкой дома…»
Камера скользила по шершавым темным стенам, затем резко повернула вправо, выхватив из тени сидящую в инвалидной коляске съежившуюся девушку. Она все так же была облачена в голубую больничную пижаму.
– Кристина, – помертвевшим голосом выдавил Есин. Он прильнул к грязному стеклу, расширенными глазами глядя на дочь. – Кристи!
– Можешь не орать, – снисходительно произнес Ох. – Она тебя не слышит.
Камера приблизилась, и стало видно, что глаза молодой пленницы закрыты плотной повязкой. Девушка сидела смирно, ее руки были прикреплены к подлокотникам коляски кожаными ремнями. Губы несчастной слегка подрагивали, как если бы она пыталась что-то сказать, но каждый раз ее что-то останавливало. На щеках блеснули дорожки слез, и Юрий, заметив это, горестно застонал.
– Не ной, Фил, – холодно сказал Ох, отходя назад на пару шагов. – Ей недавно сделали перевязку, она в полном порядке. Она также получила укол обезболивающего. Ей просто немного страшно, и все. Но это объяснимо. Слушать такую мерзость, которую написал Таро, – тот еще подвиг. У кого хочешь затрясутся поджилки.
«…С помощью вилки Карпыч начал отделять мясо от ноги ребенка. Сваренная плоть отваливалась легко, как кожура от банана».
«Ешь, детка, – сказал Фил, обращаясь к Ольге. – Денек выдался нелегкий, ты должна набраться сил… У нас еще осталось одно важное дело».
Карпыч захихикал с набитым ртом, роняя волокна мяса младенца.
«Более чем важное! – закудахтал он. – Ты даже не представляешь, насколько оно важное!»
Ольга покорно открыла рот, и Фил сунул в него ложку с бульоном…
– Останови эту мерзость, – прошептал Юрий.
– Я тебя плохо слышу, – отозвался Ох. – Чуть громче, пожалуйста.
– Я сказал, прекрати эту мерзость! – закричал он, брызгая слюной. – Кристина не должна слушать такую книгу! Она должна быть рядом со мной!
– Ты предпочитаешь, чтобы она оказалась с вами в «кинотеатре»? – удивился Ох. – Нет, парень. Тем более у вас там сейчас такой бардак, что просто страшно становится. И кстати, там всего четыре стула, которые вы, вандалы неблагодарные, все раскурочили. Как-то нехорошо, когда зрителю приходится стоять во время сеанса.
Неожиданно раздался отрывистый стон, и камера качнулась в сторону, сфокусировавшись на другом человеке. Это был писатель Евгений Таро, сидевший по другую сторону стола. Он монотонно раскачивался взад-вперед, опустив вниз голову, на которой красовалась бейсбольная кепка, надетая козырьком назад. Руки Евгения были все так же скованы за спиной, по телу иной раз пробегали судороги, словно время от времени в него тыкали оголенным проводом. Верхняя часть грязно-бежевой футболки, надетой на писателе, была темной от крови.
– Таро всегда носит эти дурацкие кепки, – известил Ох. – Наверное, хочет таким образом скрыть свою плешь – он рано начал лысеть. Но как по мне, так уж лучше при облысении побриться наголо, чем носить на голове эту дрянь, подобно малолетним фанатам рэпа. Вот и сейчас он зачем-то попросил кепку. Эй, Женек!
Камера приблизилась.
