сказал Таликтрум, выглядя скучающим и раздраженным. — Умоляют
во имя Рина, его Ангела и Молока Единого Древа. Всего того, чему, как
92
-
93-
утверждают гиганты, они поклоняются. Бесполезно.
— Большинство убьет нас, если представится такая возможность, —
согласилась Дри. — Однако не все. Если мы хотим выжить в этой миссии, мы не
должны упускать из виду этих немногих драгоценных людей.
— Ты считаешь, что он придержал язык ради нас? — сказал Таликтрум.
— Я считаю, что он ормали, как ты уже догадался. Это означает, что он, возможно, не испытывает любви к этой империи.
— В таком случае он выбрал странную команду для путешествия.
Теперь некоторые открыто хихикали. Дри подождала, пока они замолчат, затем сказала:
— Подростки иностранного происхождения не служат империи для своего
удовольствия. Они служат для того, чтобы держаться подальше от канав и цепей. И
вы полагаете, что кто-нибудь из них имеет представление об истинной цели этого
путешествия? Как они могут, если мы сами, после десяти лет шпионажа, все еще
вынуждены гадать?
— Я расскажу вам свою догадку, — сказал Лудунте. — Этот мальчик-монстр
обязательно расскажет о нас кому-нибудь.
— И этот кто-то расскажет еще кому-нибудь, — продолжил Таликтрум. — И
так далее, пока о нас не заговорит весь « Чатранд». Груз все еще загружен только
наполовину. Гиганты могут позволить себе разорвать корабль на части в поисках
нас, вполне в состоянии. Нет, надо ударить именно сейчас. Пожар, начавшийся в
пучке травы, можно оставить распространяться до тех пор, пока не загорится вся
равнина. Или его можно погасить в зародыше.
— Или, — сказала Дри, — пучок травы можно отнести к очагу и зажечь
поленья, чтобы мы не замерзли. Подумайте, каким союзником он мог бы стать! Мы
могли бы говорить с ним в присутствии других гигантов. Мы могли бы сказать ему, о чем спрашивать, на что обращать внимание, когда он будет ходить по кораблю.
— Он мог бы принести нам пресной воды, — сказал кто-то.
— Он мог бы оставить двери приоткрытыми.
— Он мог бы бросить кошку ведьмы в море.
— Может быть, — холодно сказал Таликтрум, — он мог бы отрастить себе
крылья и перенести нас всех, завернутых в одеяло, в Убежище-за-Морем. Во имя
Рина! Зачем ты усиленно угощаешь нас фантазиями, Дри?
— Основатель Дома Иксфир был спасен от смерти женщиной-великаном, —
сказала Дри. — Сто шестьдесят лет назад, в садах Аккатео Лоргут. Это не фантазия.
Без нее нас бы здесь не было.
— Легенда, — сказал Таликтрум. — Красивые сказки для детей перед сном.
Будешь ли ты по-прежнему утешаться ими, когда твои нежные великаны убьют нас
всех?
Было уже поздно, когда совет прервался. Дри велела им всем отправляться
отдыхать на спальные полки, и они отправились с беспокойством, но без ропота. В
кругу клана икшель каждый говорит, что хочет, но когда обмен мнениями
93
-
94-
заканчивается, необходимо подчиняться предводителю.
Она была измучена: ребра все еще горели огнем после му́ки на крысиной
воронке. Абсурднее всего было то, что проклятые устройства никогда не работали: корабль кишел крысами. Они проскальзывали по сходням, зарывались в тюки
соломы, которые несли на борт для яслей, или просто перепрыгивали через
воронки, как и сами икшели. И как они размножались! Корабль мог отправиться в
плавание всего с несколькими дюжинами и пристать к берегу через несколько
месяцев с тысячами голодающих животных в трюме.
Лежа на своей полке, она слышала, как они суетятся в носовом трюме, болтают и распевают свои алчные песни. Ее народу приходится защищаться от них.
Крысам нельзя доверять. Они обещали мир, и иногда пытались сохранить его в
течение недели или двух. Но когда еды становилось все меньше, в их глазах
появлялся определенный блеск. Они собирались по краям бункеров икшель, или
угрожающе следовали за разведывательным отрядом, или лежали в засаде…
Но люди не крысы, Таликтрум, подумала она с мольбой, которую никогда бы
не позволила себе озвучить. Она почти слышала его смеющийся ответ: Совершенно
верно, тетя. Они еще хуже.
...не двигайся, мальчик ормали, проснись и не двигайся. Ты слышишь меня, не
так ли? Проснись; и поскольку ты ценишь свою жизнь, не двигайся.
Пазел открыл глаза. Темнота. Он лежал в своем гамаке среди пятидесяти
других смолбоев, подвешенных на душной жилой палубе, как окорока в коптильне.
Рейаст спал в двух футах под ним, а Нипс — в двух футах выше. Храп и сопение
разносились по темной палубе.
Но голос не был сном.
Он исходил откуда-то прямо из-за его головы. Женский голос, но у него был
такой
