здравомыслию, которое помогало самой Алдит управлять ворами этого города. Однако лицо матери неожиданно смягчилось:
– Что ж, похоже, ты наконец готова возглавить наших людей.
Глава 25
ПЕРВЫЙ РАЗ ФЕЙН подрался в девять лет.
Ссора вышла с соседом постарше на год или два. Долговязый и нескладный, он не следил за языком: сказал что-то скверное о родных Фейна, и тот, как всякий мальчишка, в долгу не остался. Сам заметить не успел, как они с обидчиком уже катались, сцепившись, на раскисшей дороге.
Битва выдалась не то чтобы славная; пришла мама и, разняв драчунов, за руку оттащила Фейна в сторонку. Глаза ему щипало от грязи, щека саднила, но он все же выдавил:
– Зачем ты мне помешала?
– Он возил тебя лицом по земле, милый, – ответила мама.
– Я бы его одолел, – угрюмо возразил Фейн.
Мама рассмеялась – а смех у нее был веселый и заразительный, – опустилась перед Фейном на корточки и рукавом утерла грязь с его лица.
– Не одолел бы.
– Ты расскажешь папе, что я дрался? – Фейна расстраивало даже не то, что мама не верила в его победу, а то, что она смеялась. Папа же драк не терпел; в юности он отказался вступать в армию кантрефа, даже когда все его братья ушли на войну.
– Думаю, ты сам должен сказать, – ответила мама. – А можно спросить, из-за чего вы подрались?
Фейн зло засопел:
– Он сказал, что Гетин, наверное, подменыш, раз он такой тихий.
– Понимаю, – мягко улыбнулась мама, – ты заступился за брата, но, может быть, в следующий раз просто пройдешь мимо? Не стоит драться из-за всякого обидного слова.
– А когда стоит? – Фейн нахмурил брови.
Нежными пальцами мама убрала грязную челку у него с глаз.
– Когда на кону нечто большее, чем гордость.
Еще не видя стражников, Фейн услышал железо.
Оно тихо напевало об оружейном масле, о доспехах, трущихся о чистую одежду. Броня была добротная, без изъянов – не тронутая битвами. Ее носила гвардия, последний рубеж защиты гвелодского князя. Гвардия состояла из бывших солдат, выбранных за навыки и опыт. Фейн закрыл глаза и простер свои чувства, пытаясь сосчитать, сколько пар закованных в латы ног спешит к ним.
Мер взглянула на Фейна, и в ее глазах он прочел вопрос.
– Пятеро, самое меньшее, – коротко ответил железонос. – А может, и восемь.
Выругавшись, Мер потянулась за флягой на поясе. Поднесла ее к губам и, сделав большой глоток, вылила остатки воды на каменный пол. Легкое движение пальцами – и лужа замерзла.
Первый же стражник, который выбежал из-за угла, поскользнулся и под тяжестью доспехов рухнул на спину.
– Идем, – резко бросила Мер и нырнула в покои слева.
Фейн проскочил следом, притворив дверь. Он быстро задвинул засов и ощутил, как щелкнул какой-то механизм. Хотелось надеяться, что замок задержит стражников, хотя бы ненадолго.
– Забили тревогу, – мрачно проговорила Мер. – Теперь князя спрячут в его покоях.
– Надо думать, это плохо? – спросил Фейн.
Он поискал взглядом еще выход, но тщетно. Это была чья-то спальня: постель смята, на спинке кресла висела сорочка.
– Дверь заперта, так что сюда никому не войти. Петли усилены железом, и мне их не сломать. Тут бы пригодился заклинатель камня. – Мер подошла к окну – застекленному, а значит, очень, очень дорогому – и распахнула его. Глубоко вздохнула. – Высоты не боишься?
Фейн неуверенно моргнул:
– Вроде нет.
– Вот и славно.
Мер скривилась и вылезла на карниз, что узким выступом огибал цилиндрическую башню. Она смотрела прямо перед собой и двигалась ловко, словно паук.
Фейн, вылезая, немного помучился: ушиб колено и рассадил локоть. Потом глянул вниз и…
Он не врал, сказав, что не боится высоты, но прежде ему не доводилось ползать по краю морского утеса. Далеко внизу бились о камни волны, и, глядя на них, Фейн ощутил, как по шее стекает пот. Сердце тревожно заколотилось в груди.
Он всегда думал, что смерть дожидается его на кончике ножа или меча, однако падение на острые камни сулило такую же верную гибель. Ветер трепал ворот рубашки и ерошил волосы; Фейн насилу сглотнул – в горле пересохло, – заставил себя не смотреть вниз и медленно двинулся за Мер.
Казалось, этот путь отнял целый час, хотя на деле прошло минут пять. Каждое мгновение тянулось бесконечно, но вот Мер протянула руку к оконной раме и толкнула створку. Та не поддалась, и тогда Мер, сердито поморщившись, сняла с пояса нож. От удара рукояткой стекло покрылось паутиной трещин. Мер ударила снова, еще раз…
Она опасно покачнулась, и Фейн, не думая, схватил ее за лодыжку. Если бы Мер упала, то утянула бы его за собой, и все-таки он ее не отпустил.
Восстановив равновесие, Мер ударила в третий раз. Отыскала на ощупь задвижку и распахнула окно. Забралась внутрь. Фейн с облегчением вскарабкался следом; сердце так и грохотало.
Под ногами у них хрустело стекло. Это был чей-то кабинет: на тяжелом дубовом столе покоилась стопка книг.
Мер на мгновение застыла. Ее взгляд устремился в прошлое – в воспоминания, куда Фейн за ней последовать уже не мог.
– Где мы? – тихо спросил он.
Мер покачала головой:
– В кабинете Ренфру. Тут… тут он учил меня. Я думала, Гаранхир прикажет все здесь разобрать. – Она прерывисто вздохнула. – Нельзя задерживаться. Покои князя – в конце коридора. Если успеем туда прежде него…
Мер умолкла, как будто еще не придумала, что дальше. Свела брови у переносицы и резко, по-собачьи тряхнув головой, повторила:
– Нельзя задерживаться.
Она взялась за ручку двери, но в последний миг замерла и к чему-то прислушалась. Фейн не сразу заметил, что колокола смолкли. Наступившая в замке тишина пугала даже сильнее, чем тревожный набат. Твердыня будто затаила дух, приготовившись к тому, что сейчас все обрушится…
Мер подергала щеколду:
– Заперто. Ну еще бы. И ключ, поди, в океан выбросили.
– Мы заперты в кабинете Ренфру? – Фейн мог попытаться выломать дверь, хотя выглядела она крепкой, массивной.
– Дай мне минуту. – Из-за голенища сапога Мер достала два металлических инструмента, в одном из которых Фейн узнал отмычку. Опустившись на колено, Мер принялась ковырять в замке.
Фейна чуть не трясло. Хотелось метаться по комнате, но это отвлекло бы Мер, и он стал просто разглядывать кабинет. Маленькая комната ничем не уступала в роскоши другим помещениям замка. Ряды книг, дорогие чернильницы, перья для письма и оставшиеся плесневеть пергаментные свитки. Продать эти ценности – так они бы кормили обычную семью целый месяц.
На стене висела размеченная цветными булавками карта.
К горлу, как желчь, подступило отвращение. Здесь Ренфру читал донесения и строил козни, разыгрывая в голове целые войны и оставаясь вдалеке от страданий и крови. Чужие жизни ничего для него не значили, с высоты своей башни он взирал на людей, точно меняла – на монеты.
Дверной замок щелкнул.
– Ну, вот и все, – пробормотала Мер. Спрятала инструменты за голенище сапога, потянулась к щеколде и…
Фейн услышал это слишком поздно.
Железо было в двери, в оконной раме, в отмычке, в тяжелой связке ключей, свисающей с крючка под полками.
