что он попытался отравить надсмотрщика. (246)
Завершив гран-тур по Средиземноморью и Вест-Индии, в августе 1772 года Эквиано вернулся в Лондон. «Испытывая уже утомление от морской жизни», он обратился к «старому доброму хозяину доктору Ирвингу», который сразу принял его обратно на службу, где «целыми днями бывали мы поглощены сокращением владений старины Нептуна, подвергая очистке солёную субстанцию и превращая её в пресную». Его «склонность к кочевой жизни» вскоре вновь проявила себя.
«Голос славы призвал меня к новым приключениям в поисках… прохода в Индию через Северный полюс», и в мае 1773 года Эквиано отправился вместе с доктором Ирвингом в самое значительное из совершенных им до сих пор путешествий, в экспедицию, возглавляемую Константином Джоном Фиппсом. Мысль о возможности отыскать путь из Атлантического океана в Тихий, чтобы достигнуть Ост-Индии через север и запад вместо юга и востока, будоражила европейцев с начала шестнадцатого века. Такой маршрут на много месяцев сократил бы почти двухлетнее плавание из Европы в Азию вокруг мыса Доброй Надежды на южной оконечности Африки. Но к поискам арктического прохода в Азию подталкивали не только торговые интересы: самостоятельные путешественники искали славы, ученые надеялись обрести новые знания, а правительства рассчитывали получить военное преимущество или укрепить национальный престиж. До 1773 года предпринималось множество попыток обнаружить и северо-западный проход через Канаду или вокруг нее, и северо-восточный – вдоль северного побережья России или сквозь льды через Северный полюс. По меньшей мере трое китобоев достигали широты 80°: Томас Робинсон на St. George (81°16′), Джон Кларк на Sea Horse (81°30′) и капитан Бейтсон на Whale (82°15′).[197] Чтобы представить, как далеко на север им удалось проникнуть, достаточно вспомнить, что Нью-Йорк расположен чуть выше 40° северной широты, Лондон – чуть севернее 50°, а Шетландские острова – на 60°. Северное побережье Исландии касается Полярного круга на широте 66°32′, самая северная точка Норвегии находится немного выше 70°, а Свальбард (также известный в восемнадцатом столетии под названием Новая Гренландия), группа гористых островов, крупнейшим из которых является Шпицберген[198], лежит примерно в 370 милях к северу от Норвегии, доходя до широты 80°.
Интерес к отысканию полярного прохода стал расти с 1765 года, когда швейцарский географ Сэмюэл Энгель опубликовал “Memoires et observations geographiques et critiques sur la situation des pays septentrionaux de I’Asie et de lAmerique”,[199] где выдвинул не замутненную арктическим опытом теорию, согласно которой полярный и северо-восточный проходы существуют по той причине, что льды образованы пресной водой материковых рек, а само Арктическое море совершенно свободно ото льда, надо лишь достаточно удалиться от прибрежных вод. Постоянный солнечный свет, перемешивание морской воды и тот факт, что соленая вода, по его мнению, не замерзает, означали, что Арктика представляла собой открытое море, во всяком случае, в теории. Одним из иностранных корреспондентов Энгеля был Дэйне Баррингтон, адвокат, знаток древностей и натуралист, член Совета Лондонского королевского общества. Долго убеждать его не пришлось. Он немедленно принялся за беспорядочный сбор любых сведений и сообщений о полярном проходе, которые могли бы подкрепить теорию Энгеля, а также поделился идеей финансируемой правительством научной экспедиции со своим другом, Джоном Монтегю, четвертым графом Сэндвичем и Первым лордом Адмиралтейства. В январе 1773 года Баррингтон поднял этот вопрос на заседании Совета, сообщив, что уже обсудил его с лордом Сэндвичем. На основании доклада Баррингтона секретарь Королевского общества оптимистично обратился к лорду Сэндвичу с предложением организовать экспедицию для отыскания полярного прохода. Его оптимизм оправдался.[200]
В начале февраля 1773 года лорд Сэндвич представил королю Георгу III проект «экспедиции, имеющий целью выяснить, насколько далеко в направлении Северного полюса осуществимо мореплавание». Король горячо одобрил проект.[201] К счастью, мы располагаем тремя опубликованными отчетами об экспедиции и можем сопоставить с ними рассказ Эквиано. «Путешествие к Северному полюсу» Константина Джона Фиппса – это официальный иллюстрированный отчет о плавании, дополненный многочисленными приложениями с результатами научных экспериментов и измерений. Когда пятнадцать лет спустя Эквиано работал над автобиографией, он ознакомился с отчетом Фиппса, чтобы освежить события в памяти, и заимствовал оттуда некоторые пассажи. Кроме того, один из членов экипажа Carcass анонимно опубликовал «Журнал путешествия, предпринятого по приказу Его королевского величества». Автор именуется «нашим журналистом» и упоминает, что команда работала в то время, как он делал записи, а кроме того, демонстрирует хорошую осведомленность о корабельных припасах. Эти внутренние свидетельства позволяют предположить, что автор был одним из корабельных «бездельников»[202], возможно, казначеем или стюардом. Как одному из не морских специалистов, в число которых входили казначей, стюард, плотник и врач, ему не надо было стоять вахты[203]. И, наконец, третий рассказ представляет собой незаконченный дневник одного из товарищей Эквиано по экипажу Racehorse, мичмана Томаса Флойда, которому во время экспедиции было около девятнадцати лет. Его рукопись увидела свет только в 1879 году[204]. Дневник Флойда и несколько повествующих об экспедиции страниц Эквиано позволяют увидеть ее глазами нижних чинов.
Фиппс, впоследствии[205] лорд Малгрейв, вызвался командовать экспедицией, как только узнал о проекте. Лишь годом или около того старше Эквиано, Фиппс служил в королевском флоте с 1760 года. Во время Семилетней войны он сражался с французами в Вест-Индии, в 1763 году его произвели в коммандеры, а в 1765 – в пост-капитаны. В 1768 году он стал депутатом Парламента от округа Линкольн. Он также входил в Совет Королевского общества и с детства был знаком с сэром Джозефом Бэнксом, выдающимся натуралистом своего времени, другом и научным советником короля с 1772 года. Флотские, личные и политические связи Фиппса делали его идеальным командором флота, состоявшего из двух кораблей – Racehorse под его личным командованием и Carcass под началом капитана Скеффингтона Латвиджа. Это были бомбардирские кечи, относительно небольшие корабли, использовавшиеся в качестве платформ для морской бомбардировки наземных целей, для чего несли на палубах тяжелые мортиры, способные выпускать снаряды по более крутым траекториям, чем орудия нижних палуб линейных кораблей. Помимо чрезвычайной тяжести мортир, палуба должна была выдерживать еще и отдачу от выстрела, поэтому бомбардирские кечи отличались особенной прочностью. Racehorse имел водоизмещение 350 тонн и нес восемь шестифунтовых орудий и четырнадцать фальконетов – больше для подачи сигналов на Carcass, нежели для обороны, поскольку время было мирное. Carcass имел водоизмещение 300 тонн и соответственное число орудий.
Первый лорд Адмиралтейства сделал все, что было в его силах, применив все известные в восемнадцатом веке технологии, чтобы превратить Racehorse и Carcass в ледокольные корабли для экспедиции Фиппса:
Корабли, на которых остановили выбор, были самыми подходящими
