году уже пропали три корабля – два английских и один голландский. Несколько дней спустя другой китобой сообщил, что «лед был в десяти лигах от мыса Хаклюит, на северо-востоке»[225]. Фиппс направился прямо туда и 5 июля достиг ледяного поля, издали напоминавшего надвигающийся с горизонта шторм:
В полдень следовали северным курсом, не наблюдая никакой земли; вскоре сообщили, что виден лед: я поднялся на палубу и заметил что-то белое со стороны носа, а также услышал шум, похожий на прибой; спустил лиселя и сообщил на Carcass, что намерен пройти дальше и выяснить, что это такое, а также вызвал всех людей наверх, чтобы были готовы поднять паруса в любую минуту; ввиду плотного тумана передал на Carcass, чтобы держались поблизости и были готовы незамедлительно повторять наши эволюции, и приказал оставить довольно парусов, чтобы сохранить возможность управления кораблями без риска потерять друг друга. Несколько времени спустя мимо проплыли два небольших куска льда площадью не более трех квадратных футов, двигавшиеся, как мы полагали, от берега. Очень скоро со стороны носа заметили нечто частью черное, а частью покрытое снегом, мы приняли это за острова и решили, что находимся в опасной близости от них; взяли круче к ветру к северо-северо-западу, и вскоре наше заблуждение рассеялось, это оказался лед, от которого не удалось отвернуть оверштагом; мы произвели поворот немедленно, однако нам противодействовали и ветер, и течение, так что мы стремительно приближались к ледяной кромке и остановиться сумели не более, чем в кабельтове[226]. При столь крепком ветре кораблям угрожала большая опасность ото льда с подветренной стороны, но офицеры и все люди при управлении судном были настороже. Лед тянулся, насколько доставал глаз, примерно с северо-востока на юго-запад. В половине восьмого вечера корабль двигался ровно на юг, и погода немного улучшилась, я сделал оверштаг и двинулся в направлении льда. Завидев его, прошел по ветру, чтобы получше рассмотреть; в десять часов лед лежал уже с северо-запада на восток без малейшего просвета. Весь день сильный туман, слабый ветер, но не холодно. В одиннадцать часов спустился густой туман. В половину первого ночи услышали треск льда и взяли курс на восток.[227]
Вскоре так похолодало, что «людям выдали дополнительную порцию портера и бренди; теперь каждый получает две кварты портера и пинту бренди в день», а «нескольких человек свалила простуда, вызвал ломоту в костях».[228] Несмотря на надвигавшиеся льды, кораблям удалось продвинуться еще немного на север, до 80°37′, пока не пришлось признать, что «сплошной монолит гладкого нетронутого льда»[229] полностью преградил путь. В поисках обхода вокруг льдов у них оставалось время для наблюдений и охоты на китов и других морских животных, особенно «морских лошадей», или полярных моржей.
Беспорядочное уничтожение дикой жизни было одним из немногих развлечений команды. «За это время мы подстрелили много разных животных, и среди них девять медведей», вспоминает Эквиано (251). Самым же знаменитым медведем, встреченным в экспедиции, стал тот, что удрал от Горацио Нельсона. Появившийся в девятнадцатом веке рассказ Латвиджа об этом происшествии и его изображения очень скоро стали частью легенды о Нельсоне. Однажды поздней ночью он уговорил приятеля сбежать с Carcass, чтобы отыскать во льдах полярного медведя и «привезти его шкуру отцу [Нельсона]». Когда Латвиджу стало известно об исчезновении людей, он подал сигнал к возвращению. Спутнику Нельсона не удалось убедить его вернуться, отчасти потому, что тот уже находился лицом к лицу с медведем, от которого его отделяла лишь трещина во льду. Когда «ржавое ружье» дал осечку, он решил справиться со зверем при помощи приклада. Увидев, какая опасность грозит Нельсону, Латвидж выстрелил из пушки, чтобы отпугнуть медведя. Расстроенного неудачей Нельсона «сурово отчитали за безрассудство и поведение, неподобающее его положению».[230]
Нельсон был не единственным членом экипажа, чье желание убивать едва не стоило ему жизни. Эквиано пишет, как после их с Ирвингом возвращения из поездки для исследования флоры и фауны одного острова «однажды несколько человек стали стрелять из шлюпки по моржу и ранили его, после чего тот сразу же нырнул на глубину, но через малый промежуток времени поднялся наверх в сопровождении множества сородичей. Все они объединились в атаке на шлюпку, пытаясь разломать или перевернуть, чего удалось избежать лишь с большим трудом; однако пришедшую на подмогу шлюпку с Carcass они все-таки разбили после того, как вырвали весло у одного из гребцов. Еще раньше другая шлюпка была атакована тем же самым способом, но, к счастью, осталась цела. Хотя мы и ранили несколько моржей, добыть ни одного так и не удалось» (251). Биографы Нельсона в девятнадцатом веке утверждали, что спасателями в «шлюпке с Carcass» командовал будущий герой Трафальгара[231].
Порой Эквиано выпадало время полюбоваться красотами Арктики: «29 и 30 июля мы уже видели только единую непрерывную поверхность гладкого нетронутого льда, ограниченного лишь горизонтом; мы пристали к льдине толщиной 8 ярдов и 11 дюймов. Солнце сияло теперь непрерывно, и дневной свет стал нескончаем, придавая живость и новизну поразительной, величественной и необыкновенной сцене[232], и, словно чтобы еще усилить впечатление, солнце, отражавшееся во льду, придавало облакам совершенное великолепие». В начале августа красота Арктики показала свою оборотную сторону, когда, как вспоминает Эквиано,
оба корабля оказались полностью заперты льдами, который нагнало из открытого моря. Положение стало угрожающим и тревожным, а 7-го числа мы стали всерьез опасаться, что льды могут раздавить корабли. Офицеры собрали совет, чтобы решить, что следует предпринять для спасения наших жизней, и было постановлено, что необходимо попытаться протащить лодки по льду до свободной воды, которая, однако, оказалась намного дальше, чем кто-либо из нас мог помыслить. Решение привело нас в глубочайшее уныние и погрузило в отчаяние, ибо надежды на осуществление задуманного были невелики. Однако же мы опилили лед вокруг кораблей, чтобы он не причинил им вреда, так что они оказались в своего рода пруду. Затем мы начали перетаскивать лодки в сторону моря, но по прошествии двух или трех дней трудов достигли весьма малого успеха, так что иные совсем пали духом. Я тоже начинал уже всерьез прощаться с жизнью. (252)
Фиппс допустил оплошность, пристав для исследования острова к примыкавшему к суше ледяному полю, и свободный лед нагнало с моря так быстро, что водный проход оказался заблокирован прежде, чем они успели стронуться с места. Сначала Фиппс попытался прорезать проход для кораблей, но оказалось, что толщина льда достигала двенадцати футов, и люди быстро выбились из сил. А кроме того, как убедился Эквиано, это была опасная
