— Ден. Денис, конечно я в курсе! Я только выехать не могу! Я…
— Заберу тебя, — пообещал голос парня. — Родоки на машине, а я харлеем. Через полчаса буду.
Был он, на удивление, в назначенные минуты. Остановил волнующий пространство двора низкими вибрациями мотоцикл. Здесь его уже ожидали бледная нервная Рита и убийственно спокойная Мей. Это она уговорила Риту надеть теплую водолазку, ветровку и плотные джинсы несмотря на двадцать три градуса тепла, выдаваемые заоконным термометром.
— Хорошо бы еще чуть повыше обувь. Это не от холода, а чтобы ноги не обжечь выхлопными. На всякий случай.
Ден снял шлем, повесил на ручку мотоцикла.
— Покурим? — вместо приветствия предложил он. На миг Рите показалось, что они с Мей знакомы. В дальнейший их отрывистый, специфический диалог она не вдавалась. Ехать с Деном, если честно, ей было страшно, а не ехать не вариант.
«Я должна была сразу» — винила себя и оправдывала.
— Белка еще гоняет… Лапинец тоже… — изредка до сознания Риты доносится голос Дена. Ответов Мей она не разбирает, кроме прощального, когда уже сидела позади Дена на его самособранном раритете.
— Довези ее, — серьезно (как обычно) напутствовала Дена Мей. — Все хорошо будет, — кивнула она Рите. — Не забудь условные сигналы.
Дальнейшее поглотил рев мотора. Рита кивнула Мей и вцепилась в Дена, мир понесся ей навстречу с абсолютно непривычного ракурса.
Впереди лежал Городок — философская величина, через прошлое к будущему.
Место, где Ольга растерянно стоит над незаконченной работой деда, с которым в последние дни перемолвились не больше пары слов. Где Диана рвется увидеть средоточие своей вселенной — черноглазую внучку, а ее не пускают даже дальше калитки. Нина Андреевна не сказочным, а вполне себе реальным драконом стоит в узкой щели крашеных дверей и только что не дышит пламенем.
— У неё все хорошо. Она спит, — повторяет в сотый раз, а в глазах такая уверенность в своей правоте, от которой Диане хочется выть.
Стоя у окна своей комнаты, Соня молча смотрит вниз. Смотрит на одну бабушку, начиная ненавидеть другую. Молчит. С тех пор, как Ольга привела ее обратно, она вообще почти не разговаривает, будто боится разбавить иными словами то единственное, которым обменялась с Кампински.
Мишка, неслышно остановившись в дверях детской, смотрит на Соню, глядящую на галдеж у калитки. Дианы Рудольфовны не слышно, голос Нины Андреевны заглушил бы даже идущий на посадку бомбардировщик.
Соня знакомо сжимает губы. Мишке кажется — еще чуть и она повернется, посмотрит на него и произнесет адским заклинанием Кампинский «Ленинград», а потом по щеке ее сбегает слезинка, и девочка резко стирает абсолютно Ритиным жестом.
Ненависть душит Золотарева. Жжет изнутри, оставляя вместо мифической души настоящую пустыню. Он ненавидит Ритку за то, что она одним своим дурацким желанием какой-то там придуманной жизни разрушила его, их с Соней мир. Своим капризом, блядством, тупостью взорвала изнутри, лишила его, Мишку, простого, правильно человеческого счастья.
«Это, черт возьми, нифига не смешно!» — орет он себе в тишине забытого жизнью дома.
— Ведь было же всё… — шепчет сейчас у двери. Соня поворачивается на его голос. Из-за окна слышны крики Нины Андреевны.
— И не приезжайте вы сюда больше. Вас здесь никто не ждет. И дочке вашей, гулящей так и скажите…
Сорвавшись с места, Мишка бежит вниз. За его спиной мир рушится невидимым камнепадом — вы убили меня, я убью вас.
***
Когда мотопоездка наконец-то завершилась прибытием к дому Кампинских, Рита осторожно слезла с «железного коня». Перед глазами её всё плыло, в ушах еще ревел мотор, хотя в натуре уже минут десять как молчал.
Сняв шлем, Рита встряхнула головой. Почуяв волю, кудри немедленно взбодрились. От вида знакомых улицы, машины, места в целом Рите резко захотелось плакать, увидев Ольгу, вышедшую за ворота старого дома на звук мотоцикла, Рита буквально вцепилась в нее, прячась от нахлынувших чувств.
Оля обняла Риту за плечи, прижала к себе, чувствуя, как та дрожит — то ли от испуга, то ли от невидимых слез. Так и стояли на виду у всего мира, пока эмоции не схлынули, позволив дышать.
Ден топтался рядом, говорил о времени в пути — они быстро долетели, и Рита, как пассажирка, просто мечта. Ольга отвечала, что он молодец, настоящий товарищ и друг. Рита молчала, все еще не веря в реальность происходящего.
— Пойдем, — потянула ее Оля к машине, — заедем в кафе поедим, а потом я тебя кое с кем познакомлю.
Поблагодарив Дена, Рита садится в Ольгину машину.
— Может быть, к нам? — слабо предлагает она, когда Оля садится рядом. — Хотя, я не знаю, где мама сейчас.
Кампински заводит, сдает назад, разворачивается.
— У тебя будет самый зверский адвокат из мне знакомых, — теперь машина едет вперед. — Я дала слово.
Плохо понимая, о чем Ольга говорит, Рита просто касается рукой ее руки. Машина сбавляет скорость, останавливается у обочины затрапезной городочной улочки. Чуть склонившись, Ольга привлекает Риту к себе. Живое тепло растекается с губ, задает новый ритм обеим сердцам.
— Я люблю тебя, — едва слышно произносит Ольга. Рита закрывает глаза и, обняв Ольгу, прижимается лбом ко лбу.
— Я не могу без тебя.
Диана заканчивала рабочий день (после скандала у калитки Золотаревского дома она снова вернулась в институт), когда Рита позвонила и сообщила о своем пребывании в Городке.
Не говоря больше ни слова, не задавая лишних вопросов, Диана лишь коротко бросила — «я бегу к вам».
Риту и Ольгу она нашла в кафе. Ольга показалась Диане чересчур грустной или серьезной, а Рита и вовсе выглядела растрепанно.
— Меня Ольгин брат привез на мотоцикле, — пояснила она матери, введя последнюю в еще большее недоумение.
— А почему нельзя было спокойно на электричке или автобусе?
— Мама, потом, — не совсем свойственным себе жестом оборвала Рита. — Все потом.
— Здравствуйте, — неожиданно прозвучало над столиком очень адресно и совершенно незнакомо. Подняв глаза, все трое онемели перед женщиной в черном платье и черной повязке в светло-русых волосах.
— Моя мама, — отделавшись от первого шока, произносит Ольга.
— Дарья Федоровна, — негромко представляется женщина. Сходство с Ольгой у них минимальное и неуловимое — рост, что-то в строении фигуры. Разница в жестах и осанке — колоссальна. Там, где в Ольге чувствуется сила, энергия и уверенность — у Дарьи Федоровны скорбь и усталость. На ее плечи будто давит небо вместе с зодиаками, двойной гравитацией и горестями человечества. Вместе с тем, лицо ее интересно. Такой трагический образ пережившей многое Джульетты (яд выдохся, кинжалы затупились, Ромео влюбился в соседку).
— Что-то случилось? — поднимается Ольга. Они с матерью одного роста.
— Нет, — отрицательно качает головой женщина, смотрит на Риту. — Денис сказал, что вы здесь. Я хотела увидеть сама.
— Диана Рудольфовна, Рита, — вынуждена представить Ольга. Женщины обмениваются взглядами, а лицо Ольги темнеет не лучшим предчувствием.
— Сегодня ночью скончался Федор Игнатьевич, — возможно, для того, чтобы объяснить свой наряд, произносит Даша. Диана бросает взгляд на Риту и, кажется, понимает спешку.
— Вы садитесь, — предлагает Диана Даше.
— Спасибо, — остается стоять последняя. — Я ненадолго, лишь хотела кое-что для себя прояснить.
— Думаю, что не стоит, — холодно произносит Ольга. Она так и стоит рядом с матерью, и в ее глазах сейчас настоящий лед. Даша переводит взгляд на дочь. Лед в глазах Ольги ничто по сравнению с холодным презрением в глазах Даши, и произносит так, чтобы слышали сидящие за столом.
