Сопя, Мишка борется со злостью, диким желанием секса и наваливающимся тяжестью сном. В этом сне неожиданно появляется московская адвокатша. В черном костюме бэдээсэмовской доминанты она не спеша поднимается по лестнице и подходит к сидящему на полу Мишке. Рассеянный свет тускло облизывает обтянутые черной кожей бедра и задницу законницы, Мишка едва ворочающимся языком облизывает пересохшие губы.
Слегка расставив ноги, наверное, для большей устойчивости на фантастически высоченных каблуках, Альбина с презрением смотрит вниз. Мишка опасливо поглядывает на острые носки лакированных туфель. Взгляд помимо его воли ползет вверх по длинным голым ногам, пробегает платье, отзывается странным чувством в паху на ярко-красные губы, сложенные в презрительный знак, и останавливается на стеке в руках женщины.
***
— Альбина среди нас, как Гулливер в стране лилипутов, — высказывает свое видение новой знакомой Диана Рудольфовна. За столом в большой кухне городочной квартиры Афанасьевых собрались все — сама Диана, Павел Юрьевич, Рита с Ольгой и не по-детски серьезная сегодня Соня. Она не шумит, как обычно, а просто «сидит и присутствует», как выразилась она же сама.
— Почему? — спрашивает Павел Юрьевич. Он, к своему сожалению, познакомиться с Альбиной не успел и теперь с интересом слушает впечатления очевидцев.
— В ней спрятана просто колоссальная энергия, — охотно делится Диана. — Наверное, настоящий адвокат или юрист такой и должна быть. Она видит все, но дает ход на словах лишь тому, что считает в данный момент главным.
— Да, — негромко соглашается Рита, — ее сегодняшний диалог с Никитой Михайловичем — это новая страница в его жизненной истории. Надеюсь, она его не добьет окончательно. Мне не хотелось бы.
— Юморок у тебя сегодня, — тут же реагирует Диана Рудольфовна, вскользь глядит на Ольгу.
— Вполне в духе сложившейся ситуации, — замечает та, — всё нормально.
Она не стала спорить с Ритой по телефону и даже не помнит, ответила ли ей вообще. Она просто вышла из номера, взяла такси.
У Афанасьевых было тепло. Это нормально для ясного июльского вечера, но тепло у них было еще и самое главное в душевном смысле.
Диана Рудольфовна приготовила долму. Как и у всякой хозяйки эти кавказские голубцы из виноградных листьев имели свой оригинальный вкус с изюминкой, присущей исключительно Дианиным творениям. Готовить она любит и умеет отлично.
Павел Юрьевич не удержался от воспоминаний о совместной некогда работе с Федором Игнатьевичем, его память почтили минутой молчания и затем целой галереей картинок из жизни инженера, конструктора, архитектора, пока незаметно не перешли на события с непосредственным участием нового в Городке человека — Альбины.
Передумав за последнюю половину дня миллион всевозможных вариантов, Рита теперь выглядит заметно спокойнее того момента, когда Ольга оставила их в кафе. Она решила не задавать Кампински вопросов, рассудив, что если та посчитает что-либо нужным или необходимым, то расскажет сама, а если нет — то это, опять же, ее право и ее личное дело.
«Я только хотела сказать про Мей, — начала Рита, когда, встретив Ольгу у старой кондитерской, куда та подъехала на такси, шли к дому Афанасьевых через бульвар. — Я про нее тебе писала, когда спрашивала…».
«Не нужно, — остановила Кампински. — Я хочу тебе верить. Я тебе верю, а все эти слова выглядят оправданиями. Это унижает нас обеих».
За ее словами Рите слышалась Ольгина философия свободных отношений — мы вместе, пока нас тянет друг к другу, пока мы интересны и взаимны, но как только влечение всех мастей начнет переходить во взаимные претензии с недоверием, то лучше сразу расстаться.
«Может быть, она по-своему права, — молча признала Рита. — Хуже нет семейных дрязг вроде — я тебе всю жизнь отдала, а ты не ценишь. Вместе нужно быть по взаимному согласию и притяжению, а не под давлением долга или иных обязательств».
«Впрочем…» — некая недосказанность шмыгнула в карман и вытянула оттуда дополнительный повод.
— Кое о чем мне все-таки нужно тебе сказать, — за всеми делами последних дней Рита совершенно забыла о деньгах. — Мей заплатила за месяц, сказала, что это средняя цена за комнату по городу. Что, во-первых, не терпит халявы, а во-вторых, чтобы никто ничего не мог потом…
— Прямо героиня, — отрезала Ольга. Больше к этому вопросу не возвращались.
Купили в кондитерской утренней сдобы — вечером она со скидкой, и пошли домой.
— Сегодня пережили странный и во многом страшный день, завтра будет трудный, — видя, как у Сони да и у всех остальных начинают слипаться глаза, отмечает Диана, глядит на Ольгу. — Оставайся у нас ночевать. Не хорошо сейчас одной возвращаться в гостиницу. Ни я, ни Соня с Ритой не отпустим мы тебя сейчас, даже не думай спорить.
Слушая бабушку, Соня серьезно кивает, тараща на Кампински свои фамильно-бессарабские очи черные.
— А кто там у вас в крови намешан? Простите, — Ольга непривычно для себя смущается. За столом смеются.
— Мой брат — наш семейный археолог и архивариус в одном лице, пока не нашел только японцев и ямайцев, — отвечает Диана Рудольфовна.
— Зато Лика, — встревает Рита, — его дочь и моя кузина, нашла в нас всех Юпитерианцев, Нептуниан, транзитников с Альфа-Центавры.
— Сейчас Ольга решит, что мы спятили и отчасти будет права, — басит Павел Юрьевич.
— Ну уж нет, — устало подавляет зевок Кампински, — за мерилом нормальности это к моей матери, а про Риту я, кстати, с самого начала подозревала, что она сюда не меньше, чем с луны свалилась. Так что теперь всё сходится.
Одна из тысячи обличий ночи развалилась на подоконнике со стороны затихающего бульвара, глядела в лица беседующих за поздним чаем людей, грелась в их теплых улыбках и взглядах, обращенных друг к другу. В этой кухне ей нравилось гораздо больше, чем в той, где рычали сейчас друг на друга Нина Андреевна с Никитой Михайловичем, обсуждали и осуждали Ритку-змею со всей её компанией. Другой лик ночи взирал на Мишку, спящего прямо на полу между двумя спальнями и видящего сны, которые без его участия, правда, но по схожему сценарию реализовывались в данный момент в гостиничном номере, снятым на несколько дней Альбиной Христенко — за этими бесстыдно подглядывал третий.
Ночь-многоликая синей шалью укрыла Городок. Оплавилась о поминальные свечи, горящие в доме атеиста Федора Игнатьевича. Сгустилась тенью в его старом кабинете.
Ночь единая коснулась ресниц Джамалы, а приснилась и Талгату, и еще не рожденным близнецам.
Мы все есть лишь одно великое информационное поле, которому снится, что оно вселенная или планета, или кошка, или кошкин сон.
========== Часть 33 ==========
— Тебе точно не нужна моя помощь? — Христенко, свежий после душа, перед зеркалом зачесывает назад влажные волосы. От родителей ему достались отличное здоровье, крепкие нервы и неплохая шевелюра — многие его ровесники давно уже бреются налысо или смешно прячут предательские лысинки.
Оценив образ в зеркале и внутреннее самочувствие на «отлично», он поворачивается к Альбине. Она давно уже встала (эх, молодость! Несмотря на бурную ночь и часа три сна выглядит сногсшибательно!).
Обложившись бумагами и небрежно собрав волосы в пучок, Альбина замечает лишь движение стрелок в часах да пока не очень ясно рисующуюся линию защиты. В теории все не так сложно, а на практике ей придется иметь дело с таким иррациональным понятием, как человеческий фактор. Его нельзя не учитывать — здесь все кому-то дальние родственники или бывшие одноклассники. У судьи может быть взрослый сын-инфантил, которого тоже бросила жена, и как бы кто ни клялся в беспристрастии, а своя обида в нужный момент воткнет иголочку под ноготь.
