— На Сантьягу.
* * *
В неволе
Москва, 28 июля, среда, 07:24
Яну втолкнули в подвал, где помещались четыре похищенные девушки, незадолго до приезда Секиры. Стараясь сохранять испуганный вид, она тихо жалась у дверей до тех пор, пока Красные Шапки не затолкали их в черный фургон, и только здесь к новой пленнице проявили интерес.
— Как ты здесь оказалась? — шепотом спросила у Яны маленькая сероглазая девушка. — Алик помог?
— Ага, — так же тихо ответила Яна.
— Сволочь, — прошипела из угла брюнетка, — сволочь, сволочь.
Ее голос сорвался, и до девушек донеслись странные нечленораздельные звуки с элементами рыданий. Брюнетка готовилась к истерике.
— Как ты думаешь, куда нас везут? — снова обратилась к Яне сероглазая.
— Какая разница. Везут, значит, мы им нужны.
— Нас не убьют?
— Убьют? Всех нас убьют! — завизжала брюнетка.
— Заткнись, дура, — оборвала истеричку Яна и, обернувшись к сероглазой, ободряюще улыбнулась. — Хотели бы убить, уже убили бы. Скорее всего, мы окажемся в каком-нибудь притоне.
— Ты смелая, — уважительно прошептала сероглазая, — как тебя зовут?
— Яна. А тебя?
— Марина, — сероглазая вздохнула, — хотела бы быть такой же, как ты. Я ужасная трусиха.
— Мне тоже страшно, — подумав, призналась Яна.
Девушка действительно чувствовала себя не в своей тарелке. Единственным снаряжением, которое Сантьяга разрешил ей взять с собой, была маленькая пластиковая капсула с шестипроцентным раствором разрыв-травы (номер 14 по каталогу «Современные средства освобождения», стопроцентная гарантия избавления от любых оков, наручников и замков, высылается с курьером), а единственной гарантией — его слово. В обычной ситуации этого было бы более чем достаточно, но Вестник не был обычной ситуацией, и девушка нервничала.
Автомобиль остановился. В наступившей тишине Марина судорожно вздохнула и крепко сжала руку Яны, словно пытаясь почерпнуть у нее храбрости. Брюнетка громко всхлипнула, закрыв лицо руками, а две другие девушки испуганно прижались друг к другу. Дверь распахнулась, и в салон заглянула круглая голова, обтянутая ярко-красным платком.
— Ты первая, — голова кивнула на Яну, — выходи.
Это был Секира, девушка узнала его по зеленой татуировке фюрера на скуле. Она спрыгнула на асфальт и деловито огляделась по сторонам. Фургон стоял в подземном гараже, рядом с грузовым лифтом. Ворота на улицу были закрыты, и догадаться, где находится дом, не представлялось возможным.
— Стой ровно! — рявкнул стоящий рядом охранник и грубо дернул девушку за локоть. — Не вертись!
Опомнившаяся Яна испуганно съежилась и что-то пискнула.
— Да не пугай ты ее, — лениво проворчал Секира и тут же обернулся к стоящим у фургона воинам: — Ну что вы возитесь? Гоните остальных в лифт!
Следующей из фургона показалась брюнетка.
— Не трогайте меня! Не трогайте!
— Будешь вякать, сука, убьем прямо здесь, — равнодушно буркнул Секира.
Пленница послушно замолчала.
Лифт поднялся на двадцать четвертый этаж, и, когда двери открылись, девушки оказались в комнате охраны. Грубо подгоняемые Красными Шапками, они прошли в сводчатый зал, отделенный мощными, звуконепроницаемыми дверьми. Стены и пол зала были облицованы плотно пригнанными друг к другу гранитными плитами, в центре возвышались шесть мраморных колонн, а в дальнем углу наверх уходила легкая винтовая лестница. Воины подтащили девушек к колоннам и ловко сковали тонкими, но прочными цепями. Яна не сопротивлялась.
— Ты у нас молодец, — похвалил ее один из конвоиров, видя, с каким трудом его подельники тащат к столбу бьющуюся в истерике брюнетку, — тихая.
Это было нестерпимо. Яна ловко извернулась и врезала любителю спокойных женщин коленом в пах. Воин взвыл и выхватил нож:
— Убью!!
— Подохнуть захотел? — Напарник перехватил его руку. — Знаешь, что Любомир сделает, если ты тронешь эту суку?
Потрепанный боец убрал нож и злобно поглядел на Яну:
— Это твоя последняя выходка, маленькая тварь. Передавай привет Вивисектору.
Прикованная к соседней колонне, Марина громко разрыдалась. Яна же гордо присела на пол, длина цепи это позволяла, и, посмотрев на воина, не менее злобно ответила:
— Уноси отсюда то, что у тебя еще осталась, придурок, пока я не разозлилась по-настоящему. Воин вспыхнул.
— Любомиру эта сучка понравится, — захохотал второй охранник.
Красные Шапки ушли, факелы догорели, и зал медленно погрузился в темноту.
* * *
Лабиринт
Москва, где-то под землей, 28 июля, среда, 07:41
Болело все. Руки, ноги, голова, особенно голова. Едва наемник пришел в себя, ее сдавило раскаленным обручем, стиснуло виски, иглой пронзило мозг. Боль прошила израненное тело Кортеса, резанула по костям, заставив его резко выгнуться на бетонном полу и сдавленно прохрипеть короткое ругательство. Наркотик прекратил действие, и наемник остался один на один со своими ранами. Он не знал, хватит ли ему сил сделать еще одну инъекцию или даже просто открыть глаза. Открыть глаза. Кортес медленно поднял веки и скривился. Из полумрака пещеры на него участливо смотрел Чуя.
— Я думал, ты умер.
— Не сомневаюсь, — буркнул наемник, приподнимаясь на локте. Вдоль стены замерла шеренга крыс. — Что, пора завтракать?
— Не-е, стая сытая, — успокоил его охотник. — Нож хороший.
Чуя достал боевой нож Кортеса и с вожделением посмотрел на черный клинок:
— Очень хороший нож. Навский.
— Я знаю.
Кортес оторвал от рубашки пуговицу и проворчал заклинание. Пуговица превратилась в шприц.
— Плохо? — поинтересовался Чуя.
— Нехорошо, — процедил наемник, вкалывая себе наркотик.
— Я тебя щупал. Кости целы, и раны неглубокие. Ты поправишься.
— Все равно плохо.
— Зато у тебя нож хороший, — заключил охотник. — А у Чуй плохой нож. Сломался.
Помолчали. Кортес впитывал в себя стимулятор, а крысолов завистливо вертел в руке черный навский клинок. Каждый думал о своем.
— Бзик тоже смотрел нож, — сообщил последние новости Чуя. — Ему понравился. Так и сказал: «Хороший нож». Много мне завидовал.
— Тебе-то почему? — осведомился Кортес, не открывая глаз.
Он уже понял, что нож придется отдать, но пытался вяло сопротивляться.
— Ты ведь мой друг, — туманно пояснил Чуя. — А потом я первый увидел нож. Бзик позавидовал.
— Сколько времени?
— Скоро восемь утра, — ответил ос и со вздохом перевел взгляд на грязные стены Лабиринта.
Кортес медленно поднялся и несколько высокопарно произнес:
— Мы вместе бились, вместе проливали кровь. Прими этот нож, воин, в знак моей признательности и уважения к твоему мужеству.
Чем проще устроен мозг, тем больше напыщенности ему требуется для существования. Лицо охотника расплылось в детской улыбке, и он победно рубанул клинком воздух:
— Это поступок великого воина, Кортес. Хочешь, я подарю тебе свой лучший дротик?
Кортес поморщился:
— Лучше дай денег, мне надо позвонить.
— Позвонить? Пожалуйста.
Чуя вытащил из сумки мобильный телефон:
— Добыча!
За несколько минут ос вывел Кортеса к ближайшей станции метро и, помахав на прощание рукой, растворился в темных коридорах Лабиринта. Оставшись один, наемник быстро набрал номер.
— Это я, — Кортес привык, что на другом конце провода его узнавали по голосу.
«Скорее, по манере говорить», — мысленно поправил его Сантьяга, но в слух спросил:
— Амулет у вас?
— Нет. Артем оставил его в камере хранения на Киевском вокзале.
Сантьяга нахмурился:
— А где он сам?
— Была драка, — сухо ответил Кортес, которому очень не хотелось рассказывать, как он потерял Артема, — меня ранили...
— Он едет на вокзал?
— Скорее всего.
— Понятно, — Сантьяга на секунду задумался. — Для вас есть новое дело.
— Сейчас не могу, — угрюмо ответил Кортес, — нужно найти Яну.
— О ней не беспокойтесь. Я вытащил ее из Зеленого Дома, и она продолжает контракт.
— Что я должен делать?
— Надо найти одного чела, фотографа, — Сантьяга быстро продиктовал Кортесу имя и два адреса: студии и дома. — Как найдете, звоните мне. Я скажу, куда его привезти.
* * *
Москва, Киевский вокзал, 28 июля, среда, 07:59
— Я подожду тебя здесь, — сказала Лана, снижая скорость около здания вокзала. — А ты отправишься в камеру хранения и принесешь Амулет. Понятно?
— Да.
— Будь внимателен, там может быть засада. Сначала посмотри вокруг, а уж потом доставай Амулет. Если будет кто-нибудь подозрительный, немедленно возвращайся. Понятно?
— Да.
— И не нервничай.
— Хорошо.
Девушка нежно провела рукой по лицу Артема.
— Иди. Когда вернешься, я тебя поцелую.
Страсть вспыхнула в нем с новой силой.
— Я быстро!
