старого князя – и появление нового Митеньки.
Старый граф вернулся с охоты внезапно, без предупреждения. Вошёл, тяжело опираясь на Митеньку. Меня поразила работа гримёров: он постарел, почернел, помертвел. Глаза провалились, глядели как будто внутрь.
– Папенька! – закричали мы с Ольгой.
– Кирилл Ильич! – лживо запричитала графиня.
– Ыс… Оставьте… – выговорил с натугой, невнятно, неправильно, подшепелявливая углом рта.
Позже Дуняша передала со слов других слуг, что всю дорогу старого графа везли в санях, он лежал, и только за два квартала до дома приказал поднять себя, перенести в коляску и усадить, чтобы не напугать графиню и нас.
А его проход по коридору! Это был шедевр пластики: с каким трудом он преодолевал каждый шаг, на подгибающихся ногах, вися на Митенькиной руке, – какой это был длинный путь, бесконечный…
И когда наконец старый граф добрался до своего кабинета – в открытую дверь было не только слышно, но прямо видно, с каким длинным вздохом он опустился в кресло… и дверь закрылась. Я остался снаружи, а Митенька – рядом со старым графом, внутри.
Нового Митеньку я узнал с первого взгляда, хотя никогда в жизни с ним не общался, только пару раз видел издалека. Звали его Артур Грдлян. Он был первым Машкиным мужем.
Вы же помните, я рассказывал про свою юношескую любовь?
Естественно, мне интересно было… хотел написать, «на кого Машка меня променяла», но это было бы нечестно. Марина уже залетела и мы расписались, когда я узнал, что Машка выскочила за какого-то циркача.
Меня тогда особенно удивило, что она взяла его фамилию, стала Мария Грдлян. Не потому что фамилия невыговаривабельная, а что вообще взяла фамилию мужа. Она же была такая вольная, неподвластная… Их брак продержался, кажется, года два (общих друзей-приятелей было полно, я был в курсе всех сплетен). Но если знать Машку, два года – это был внушительный срок.
Я издалека приглядывался к этому «Арту» (все его так называли): если мы оба когда-то любили одну женщину, а она нас, – значит, было в нас что-то общее? Или нет?
Я помнил, что он немного моложе меня. Но прежде чем поступить в театральный, успел закончить цирковое училище и поработать в цирке. У него тоже была «династия», только не театральная, а цирковая. То ли его родители были клоуны, а он гимнаст, то ли наоборот.
Он, как и я, не добился большого успеха. Но, в отличие от меня, имел репутацию актёра-интеллектуала. Снимался в артхаусе, участвовал в фестивальных «проектах» и всё такое.
Внешне интеллектуал мне напомнил то ли змею, то ли какое-то земноводное вроде тритона: очень покатые плечи, мускулистая, длинная шея – и руки тоже длиннющие, жилистые. Я успел рассмотреть, пока он вёл, почти нёс старого графа. Руки красивые.
* * *
В наших рейтингах появилась пятая строчка – «Мт.» Цифры Митеньки успокоили и обрадовали меня: они были плохие. Иногда даже ниже моих.
Но мне не давал покоя вопрос: почему этого земноводного Митеньку тоже включили в число главных героев? Чем дольше я думал, тем становилось яснее: его готовят мне на замену.
Судите сами. Шоугуру мне объяснял, что ему нужен «центральный», «якорный» персонаж. Чтобы смотреть на всё происходящее его глазами. Кто может стать таким персонажем вместо меня?
Маменька? Ни в коем случае. Маменька – пороховая бочка.
Старый граф? Нет, он здесь на три месяца, и первый месяц уже прошёл.
Ольга?.. Ну да, может быть, Ольга… но как же тогда быть с помолвкой? И с этим принцем, с которым она танцевала?
Получается, самый реальный претендент – Митенька. Он папенькин камердинер и управляющий дома. Выгодная наблюдательная позиция… Однажды маменька захотела отправить его (не Артура, а предыдущего, оленеокого Митеньку) на конюшню, а старый граф возразил: «Нельзя, Митенька дворянин…» Ольга упоминала, что они с Митенькой в детстве были друзьями. Родом он из деревеньки, соседней с нашей Опалихой, которая теперь заложена-перезаложена… А вдруг Ольгин будущий муж – не Мишель-Камиль, не «Шах» Костя, а этот змеистый Митенька?..
Когда старый граф немного пришёл в себя после приезда, я рассказал об условиях, которые выставил сыну старый князь Долгорукий: помолвка могла состояться, но без объявления, только в ближнем кругу и т. д. Маменьке всё это было не важно, она ликовала, что Ольга выйдет за князя-миллионера. У старого графа не было сил возражать.
Маменька развила бешеную активность: всего за несколько дней были сшиты новые платья, куплены ананасы и стерлядь, столовое серебро отдраено до зеркального блеска.
11
Накануне помолвки Мишель устроил мальчишник с цыганами.
Голося «К нам приехал, к нам приехал», в дверь моей комнатки, теснясь, полезли цветастые юбки, рубахи, платки и ленты; красный шёлковый гитарист пятился задом, подняв наперевес маленькую гитарку и тарабаня по струнам, а вслед за ним – Камиль, порозовевший, расстёгнутый и, со своей татарской физиономией, немного комичный в роли широкого русского барина.
Дуняша выкатила меня на середину и скрылась. Комната сразу же оказалась тесной:
– «…Михал Иваныч да-а-ара-а-а-го-о-ой!» – Поднесли фужер на подносе, и Камиль-Мишель выпил трудными медленными глотками, как будто это была не вода.
– Айдэ, айдэ, айдэ! – аплодировали цыганки. – Джа-ла-ла чепурингала!
Мишель бросил на поднос большие квадратные ассигнации. Хлопнули пробки, запенилась газировка, затопали каблучки, зазвенели мониста, налетел ветер от пенистых юбок.
– «Ветры-ветерочки»! – выкрикнул я свою реплику, стараясь перекрыть гитары и скрипку, на которой лихо пеленькал цыган в котелке и полосатых штанах. – Знаете песню?
– Не повышайте голос. Направленный микрофон, – прозвучало у меня в правом ухе.
Забыл сказать: кондуктора мне таки заменили. По сравнению с предыдущим – земля и небо. Вот он вклинился – вовремя, коротко, чтобы не сбить меня с реплики, внятно: два слова – и я сразу понял, что режиссёр мог усиливать звук с моего микрофона, то есть мне не нужно было напрягать связки – тем более что мой текст предполагал задушевность:
– Эту песню, Боря, мы пели в походе. Помню, вышли с полком из Москвы…
– «Уж вы, ветры-ветерочки,
Осенние вихорочки!» –
грянули подготовленные цыгане.
Когда музыка задаёт точный ритм и ты говоришь, как бы опираясь на этот ритм, и мелодия под твоими словами меняется и поворачивает, у текста сразу же появляется глубина, он становится многозначительным, даже немного надрывным. Разница примерно такая же, как между чтением стихотворения – и пением: музыка усиливает эмоции. Поэтому даже средний певец популярнее самого лучшего декламатора.
– «Ехал миленькай жениться
На душе красной девице…»
– Тебе это чувство тоже должно быть знакомо. Когда прежняя
