Благородные эйты умеют обращаться со словами.
— Я вижу, — взгляд Мара был холоден.
— Папочка! — Рута бросилась уже к отцу, чтобы вцепиться в руку его, прижаться, мелко дрожа всем телом. — Папочка, защити меня…
Представление. И девочке не хватает опыта, а потому остро чувствуется нота фальши. И Рута знает. Взгляд ее, чересчур уж внимательный для того, кто близок к истерике, не отпускает Кириса.
— Объяснись.
Это уже не просьба — приказ. А контракт у Кириса до конца года. Жесткий контракт, надо сказать. Год от года жестче. Но, конечно, ты же понимаешь, друг мой… есть некоторые правила, которые мы оба должны соблюдать… я верю тебе, как не верил ни одному человеку… но это только я… даст нам право…
— Мы шли проверять одну… теорию, — Кирис сумел заткнуть море в голове и успокоиться. Все вдруг стало неважно.
Пожалуй, именно этого ему и не хватало в последнее время — отстраненности.
Отрава ли тому виной, от которой его тело, судя по всему, избавлялось медленно и крайне неохотно, или же понимание, что осталось недолго.
Поженитесь… некоторое время, конечно, будут сплетничать, не без того… сам понимаешь, мезальянс, но не буду лгать, Сауле не в том положении, чтобы выбирать. Все же репутация у нее далека от идеальной… глупый роман. От женщин одни беды, друг мой… конечно, она согласится. Она уже согласилась, когда выбрала не ту свою любовь.
Я тебе говорю, что ни одна любовь не выдержит испытания деньгами… если бы она и вправду любила…
— Папочка, он мне не верит… никто мне не верит… — Рута плакала.
Крупными хрустальными слезами, которые катились по щекам, чтобы упасть на кружевной воротничок.
— Дорогая…
— Папочка…
— Думаю, вам всем стоит взглянуть.
Потерпи, Сауле скоро перебесится и забудет этого своего… знаешь, он от денег отказался. Я ему предлагал и чек, и приличное место, если уберется из жизни сестрицы. Но нет, он глупый… то есть благородный, но по мне еще та дурость. Так вот, о чем это я? Ах, да… он отказался. А вот Сауле, когда поняла, что остаток жизни придется ютиться в каком-то клоповнике, быстро пришла в сознание. Она не на тебя злится, друг мой, на себя саму. А ты так, слишком мягок, чтобы дать отпор.
— Рута видела кое-что, о чем решила сказать…
Всхлип.
Руки, прижатые ко рту.
Мрачный взгляд эйты Ирмы, не обещающий ничего хорошего. Кирису, само собой. Мар по-прежнему хмур. Лайма, напротив, кажется безразличной.
Представление.
Хотелось бы знать, где Йонас. В последнее время мальчишка совсем утратил осторожность. И не один ли из амулетов, которыми поделился Кирис, тому виной?
Мальчишку бы предупредить, но…
В нем Кирис не уверен.
Он здесь и в себе не уверен. То ли отрава тому виной, то ли сам остров, вытягивавший души, то ли просто… устал и запутался.
— Я не опоздала? — поинтересовалась Эгле, застегивая медные пуговицы на старой куртке. Доходившая почти до колен, она казалась тяжелой и неудобной с виду. Опушка давно истрепалась, а кожа пошла пятнами, отчего куртка казалась рябой.
В цвет плотным брюкам из рыбьей кожи.
Наряд дополняли высокие сапоги и меховая шапка с длинными ушами, которые свисали едва ли не до пояса. Расшитая бисером, шапка поблескивала, и наряд в своем варварском великолепии готов был затмить скромные драгоценности эйт.
— Эгле, ты опять… — Мар откровенно поморщился. — Ты выглядишь, как дикарка…
— Зато тепло и удобно. Там, между прочим, ветрено. И дождь начался. Так что, если вы гулять, я бы настоятельно рекомендовала одеться по погоде.
Она оперлась на подлокотник кресла и руки на груди скрестила.
Маленькая.
Едва ли выше Руты ростом, а девчонка еще вытянется.
Нелепая.
В этом доме, в этой компании.
Живая.
Пожалуй, единственная по-настоящему живая, кроме старой Йорги, к которой Кирис заглянул утром. Просто… захотелось. А она молча подала ему кружку с травяным отваром. Он выпил, не спрашивая, чего она там намешала. Травы были горькими, но взбодрили.
И голос моря ненадолго отступил.
Море не стоит слушать.
— Так что? Идем? — поинтересовалась Эгле, которую, кажется, нисколько не задели чужие взгляды. Она дернула плечиком и поправила массивную сумку.
Что она там прячет?
По виду так камней нагрузила. И тянет заглянуть, но Кирис не без оснований подозревал, что исполнить желание будет не так-то просто.
Потерпи… в этом году свадьбу играть не стоит. Дай ей перебеситься… и вообще, пойдут слухи, что ты прикрываешь чужой позор… оно тебе надо? Нет, еще годик… ты же видишь, сколько работы. А свадьба — это, поверь мне, совсем непросто… у нас другие задачи… я стану канцлером, тогда никто и слова не скажет. А ты постарайся найти общий язык с Сауле. Она, конечно, еще та зараза, но все-таки сестра… и передай, что еще один публичный скандал, и она отправится в гости к жрицам. Пусть они просветлению души способствуют. У них опыт большой…
Зазвенел колокольчик.
Подали меха.
Зонты.
И галоши.
Собирались все молча, разве что Эгле насвистывала какую-то простенькую песенку.
— Не могла бы она замолчать? — раздраженно пойнтере совалась эйта Ирма, сменившая палантин на тяжелую соболью шубу. — У меня от этого свиста голова раскалывается.
— Эгле, — Мар произнес это со вздохом. — Не могла бы ты не… эпатировать матушку.
— Боюсь, не получится.
— Почему?
— Мы слишком разные. И то, что для меня нормально, ее эпатирует. А то, что нормально для нее, кажется мне полной чушью…
— Это как?
— Как в жизни… воду и масло смешать, конечно, можно, но понадобится эмульгатор. Из тебя он хреновый…
— Эгле!
— Я правду говорю, — она хлопнула ресницами, — как есть хреновый…
ГЛАВА 29
Не буду лгать, я получала удовольствие. Странное и, полагаю, несколько извращенное, потому что нормальный человек не будет испытывать радости от того, что доводит других людей, но…
Эйта Ирма злится.
Она старается держать маску равнодушия, но само мое присутствие питает ее злость. И той становится слишком много.
Вот она мнет несчастных соболей.
Стискивает зонт. И, подозреваю, представляет себе в деталях, как обрушивает его мне на голову.
Лайма кутается в меха, но глаза ее поблескивают, а я не могу понять, что в них — мрачное удовлетворение или же ярость. Если она, то кто ее вызвал?
Я?
Кирис выглядит уставшим. Конечно, ночь не спать. Я вот тоже не отказалась бы прилечь, и зевки с трудом сдерживаю.
А полы он моет неплохо, потому как магия магией, но вода с мылом — оно понадежней будет. Еще у него смешная привычка кивать, соглашаясь с собственными мыслями, которые Кирис, правда, не озвучивал. Именно потому и кивание в тишине выглядело таким забавным.
Я заставила себя отвести взгляд. Нехорошо пялиться на чужого жениха.
Мар…
Держит за ручку дочь и что-то говорит ей на ухо, утешая. А у малышки… какое богатое выражение лица. Здесь и предвкушение. И легкое раздражение — девочка представляла, что все пойдет немного иначе. И с трудом сдерживаемая радость — она все еще надеется, что шутка удалась.
Пускай.
И не могу отделаться от ощущения, что все — не более чем маски.
— Мне не нравится то, что здесь происходит, — заявила эйта Ирма, опираясь на зонт.
— А уж мне как не нравится, — поддержала я свекровь.
Правда, не оценили.
К дому мы шли в полном молчании. Рута по-прежнему дер жалась за руку отца, оттеснив Лайму, — на тропе для троих места было маловато. И Лайма покорно отступила, потом пропустила и эйту Ирму, которая не желала быть последней… то есть последней была именно я, а со мной и Кирис.
— Плохо? — поинтересовалась я шепотом, когда он поморщился.
— Пройдет.
— Тебе бы отдохнуть.
Он лишь махнул рукой. Когда отдыхать? Вот именно, что некогда… сочувствую.
И стянув очередной перстенек, я протянула ему.
— Еще один… подарок брата? — усмехнулся Кирис, но отказываться не стал.
