усталость… Внезапно вскочил на ноги и засеменил к входной двери, даже не взглянув на подследственного, вмиг поникшего, растерявшего полемический задор. Приоткрыв, кликнул: «Абдалла!»
В комнату ворвался оставшийся за дверью конвоир, завершив, надо полагать, ее обустройство в пункт дознания, предбанник пыточной: по указке босса, занял пост подле Семена Петровича. Полковник с шумом уселся, навлекая на себя деловито-властный вид. Взял в руки линейку и аккуратно прислонил ребром к дыроколу.
– Значит так, Семен Петрович, первый вопрос отменяю, он не самый главный. Позже о нем. Так вот… – Дознаватель прервался. – Какое задание у вашей группы и, кто вас послал? Признаетесь – обещаю хорошее отношение…
Деперсонификация вины Семена Петровича будто бы расслабила, но лишь на долю секунды – юридическую дистанцию между злоумышленником-одиночкой и членом преступного сговора он представлял. Между тем напрашивалось: «Сообщества, но какого?» «Тель-Авив-Москва», снарядившего его курьером, или…
Тут его накрыло теплой волной благодарности к сокамернику, своим беззвучным посланием – какие бы цели оно не преследовало – настроившее на должный лад.
– Я не могу быть группой, уважаемый. Да и Минпром заказывал всего одного консультанта… – с едва заметной улыбкой заметил Талызин
– Не считайте меня идиотом! – взорвался полковник, подхватив со стола линейку. Направив ее на объект дознания, просветил: – Группа – те, с кем прилетели!
Внешне степенный, чуть отстраненный Талызин запаниковал – глаза взбаламутились, мечась из стороны в сторону, но не от испуга, а в поисках решения. Семена Петровича буквально раздирал соблазн отослать полковника к видеосъемке, которая, по утверждению «Коли», велась в камере. Но в конце концов смекнул, что подобной легкомысленной ссылкой не столько сядет в лужу, сколько усугубит подозрения.
– Простите, как вас?.. – забраковав неверный аргумент, обратился инженер-электрик.
– Что?! – Дознаватель вскинулся, втыкая «указку истины» кантом в стол.
– Как к вам обращаться, полковник? Ваше имя, – затребовал идентификационный жетон Талызин.
– Кто командир группы? Отвечайте! – перескочил к новому вопросу дознаватель, проигнорировав вопрос.
Семен Петрович поулыбался, после чего призвал в союзники логику, весьма нестандартно причем:
– Вы меня вчера, нетвердо стоящего на ногах, видели? Смахиваю на шпиона, да? Хорош злой умысел! – Талызин нервно хохотнул. Взглянув украдкой на конвоира, продолжил: – А с группой, как вы ее назвали, лишь на погранконтроле соприкоснулся. Весь рейс без задних ног спал…
– Не кажется ли вам странным, что человек с ваша должность едет в другая страна пьяный? – рассмотрел изъян в легенде дознаватель, а может, уже не зная, к чему придраться…
Талызин добродушно рассмеялся и вдруг надел на голову шапку, которую до сих пор держал в руке. Но почти сразу снял.
– Вы же, судя по отличному русскому, знаете Союз не понаслышке… – отсылал к неким традициям Семен Петрович. – Как и понимаете, что с недавних пор решиться на поездку в Ирак может либо сильно пьющий, либо умалишенный человек.
Дознаватель в сердцах швырнул «указку истины» в угол стола. Но, казалось, не со злости: мол, тот еще попался орешек. А, весьма похоже, в раздражении, что загнавшей себя в тупик отчизне доводится расшаркиваться перед кем попало, снося неприкрытые издевки. Натужно поднявшись, отправился к чемодану.
Семен Петрович между тем даже не покосился – смотрел прямо, выказывая полную безучастность. Все это внешне, однако. За фасадом мелко дрожал затурканный судьбой человек, мало себе принадлежащий.
И хотелось ему одного. Нет, не вывернуться из передряги и даже не засадить фатуму в пах, а сорвать прилипшую к спине рубашку, наполовину мокрую. Оттого и покрыл шапкой голову – дабы, под видом случайного жеста-паразита, сковырнуть мерзкую корку из секреций и дрожи.
Тем временем дознаватель листал страница за страницей «Экспансию». Остановившись где-то в первой трети, пробежал пару абзацев, вновь зашуршал листами. Перевалив через середину, небрежно метнул книгу в чемодан, казалось, пресытившись нудной работенкой.
Электробритва – новый кандидат в «вещдоки». Брезгливо сморщился, когда из открытой головки на ладонь просыпалась мука из щетины. Не соединив компоненты, швырнул, как и книгу, обратно. Хотел было захлопнуть чемодан, когда вдруг впился глазами в футляр заколки. Поспешно взял в руки, раскрыл.
– Талызин, это что? – Полковник вытаращился.
Семен Петрович медленно повернулся, не в силах скрыть смятение, раздрай. На тот момент боковым зрением уже выхватил, что именно пригвоздило внимание дознавателя. По сути, его смертный приговор…
– Отвечайте, Талызин! – нажимал полковник, указывая на распахнутую коробочку.
– Что на сей раз? – уходил от ответа инженер. – В чем загвоздка?
Дознаватель вернулся к столу, уселся, не выпуская футляр из рук. Осторожно, точно лезвие, извлек заколку, осмотрел. Водрузив на открытую ладонь, спросил:
– Что это?
– Заколка для галстука. Не видите? – едва озвучил Семен Петрович, уводя взор.
– Она почти в два раза шире и толще нормальной, – возгласил первый пункт обвинения дознаватель.
Рассмотрел аномалию и Талызин, впервые лицезрев «свою» заколку живьем. Первое, что ему пришло на ум: объясняясь, призвать какую-нибудь инженерную закавыку, допустив, что дознаватель в технике профан. Но рисковать он не стал, прыгнув «солдатиком» в водоворот импровизаций.
– Вы о такой экономической формации, как социализм, слышали, полковник? Когда «все вокруг народное, все вокруг мое»… – обратился инженер, закидывая нога на ногу.
– А при чем здесь социализм? – усомнился дознаватель, причем совершенно искренне.
– При том, что технические нормы у нас столь же щедры, как и русская душа. Шучу, конечно. – Талызин вымученно улыбнулся. – То, что перед вами, – классический пример экономики, замкнутой не на потребителе, а на самой себе. В ее основе – немыслимый с позиций свободной конкуренции принцип: лишь бы мне, производителю, было удобно. Потребитель-то, в условиях тотального дефицита, что ни подсунь, купит. Пусть в последние годы…
Полковник судорожно перевернул заколку на тыльную сторону, оборвав монолог. За секунду-другую его лик заметался в диапазоне «недоумение – изумление – конфликт с увиденным». Затем, прищурившись, дознаватель стал нечто по слогам вполголоса произносить. Глаза слева направо прошлись разок-другой, из чего следовало: полковник читает. Только где – на заколке?
– Что это эс-пэ, Талызин? – дознаватель поднял на Семен Петровича затуманенный, неясных намерений взгляд.
Все еще пребывая в инерции политэкономического экскурса, Талызин хотел было брякнуть «совместное предприятие», но в последний момент осекся, осознав, что вопрос явно непраздный, между ним и заколкой – прямая связь. И даже не предположить, чем чреватая. При этом нечто подсказывало: верный ответ сулит избавление. Ведь, судя по первой фазе допроса, лопнувшей (на уровне ощущений) как мыльный пузырь, полковник терял инициативу. Стало быть, камень преткновения – треклятая заколка. Кроме того, не вызывало сомнений: в исходной точке у полковника за пазухой ничего не было, и весьма похоже, казус с несанкционированным прибытием тот готов как издержку бюрократической неразберихи проглотить.
– Дорогому С.П., – по слогам, бездумно проговорил дознаватель, не подозревая какой промах допустил. Не добавь он «дорогому», инженер, ежеминутно обмакиваемый им то в смолу, то в кислоту, ни за что бы не додумался.
– С.П. – это Семен Петрович, – сообщил Талызин, отчаянно мигая.
