мечты и может претворить их в жизнь одну за другой.
Рядом с первой нишей Арлин и Саран расписываются на большой памятной табличке. Золотая филигранная паутинка на доске блестит даже на расстоянии. Чем бы она ни была, судя по стеклу, за которым хранится, это ценный предмет. Слишком блестящая, чтобы её просто выдули из песка.
Останавливаю одного из гидов.
– Здравствуйте. Я пропустила инструктаж возниц. Вы не могли бы меня сориентировать?
– Разумеется, Корал. – Гид знает моё имя? Ну да, конечно, я ведь участвую в гонке славы. – Будучи возницами, совершающими паломничество, можете подписать панно посетителей. Его сохранят как источник вдохновения для тех, кто пойдёт по вашим стопам.
Я бы не назвала свой опыт вдохновляющим, но мы движемся к табличке, как только земельщики уходят. Все уже собрались, не считая Дориана. Иуда машет рукой с другого конца зала, затем поворачивается к людям, которые, очевидно, приходятся ему родственниками. Они разговаривают с Эммануэлем и его родителями.
Акаянов нигде не видно. Расписываюсь в углу дощечки.
– Можешь поверить, что мы здесь? – говорю я. – Разве не рад, что пришёл?
Эмрик пренебрежительно машет рукой, но взгляд, блуждающий по стеклянным стенам, украшенным фресками, говорит об обратном. Кожа на одной стороне лица закрыта марлей. Брат разок поправляет края, морщась. Одному океану известно, сколько времени ему потребуется, чтобы восстановиться. Рада, что он может побыть здесь и отвлечься хотя бы на несколько часов.
Это место, внутренняя часть святилища, не для всех. Съёмщикам не по карману стоимость билетов. Нам не по карману быть здесь. Набираю полную грудь прохладного шелковистого воздуха и успокаиваюсь.
На фресках перемешиваются история Офира и пейзажи. Считается, что они воссоздают то, какой была родина эмпирейских старейшин. Некоторые цвета поблёкли, некоторые новые и блестящие. Большинство изображает странных животных на землях, покрытых зелёной травой, но без источников воды. Часть воспроизводит сюжеты с высокими сооружениями под небом таким синим, какого я в жизни не видела. Возможно, в той части света, где бы она ни находилась, солнце поспокойнее.
– И зачем только им было уплывать? – бормочу я. С земель, полных изобилия, пространства и бесплатного воздуха. Теперь мы цепляемся за скалы в бескрайнем океане под безжалостной жарой.
– Хотел бы я знать, почему они не сделали всё, что было в их силах, чтобы уплыть с этого острова, – произносит Эмрик, кривясь. – Чудовища в море, другие в небе, так зачем оставаться?
Остальные не находят это любопытным. Но большая часть толпы представлена стражниками и слугами, которые видели экспонаты много раз, или возницами и их семьями. Напускаю на себя безразличие, не желая выделяться больше обычного.
Что, если мы с Эмриком кажемся этим людям невеждами?
Может, я и разбираюсь в мариленях и других океанических созданиях, но здесь я рыба, беспомощно барахтающаяся в сетях.
Хорошо ещё со мной Эмрик. Но он изнурён, всегда сосредоточен на здесь и сейчас.
Крейн бы поняла мои чувства.
Ко мне шагает Арлин. Пытаюсь уступить ей дорогу, уйти, но она коротко произносит:
– Уделишь мне минуту? – Озираюсь по сторонам, проверяя, действительно ли ко мне она обращается. Эмрик смотрит на меня, и я киваю – что Арлин мне сделает на виду у вооружённых стражников и других посетителей? Брат оставляет нас, направляясь далее к другим экспонатам. – Отец часто меня сюда приводил, – говорит Арлин. – В последний раз, когда мне было десять. Его увлекало всё, что связано с эмпирейскими старейшинами, и мы часто играли в дурацкую игру «Спроси и найди». Описывали случайный предмет с фресок, а второй должен был указать, где тот нарисован. Чаще всего это были мелкие незаметные детали, вроде листочка, отличающегося по цвету от остальных, и я вечно ему проигрывала. – Голос Арлин смягчается при воспоминании, золотистые стеклянные стены отражаются в чёрных волосах. Она светится изнутри, словно солнце в пасмурный день. Арлин расправляет плечи и встречается со мной взглядом. – Это была наша последняя прогулка. Знаешь почему? – Арлин отвечает сама: – В тот день взбесившийся марилень пронёсся по Солонии. – У меня в животе нарастает беспокойство, и я знаю, что она скажет, ещё до того, как Арлин заканчивает говорить. – Из-за вас, Охотников, я потеряла отца.
Осознание пробегает по телу, не защищённому скайей, как обжигающий луч солнца, оставляя за собой красные волдыри. Ненависть Арлин объяснима.
Мариленей можно купить, только если у вас уже есть хотя бы один или вы получили разрешение совета. Поэтому, продав особь, мы не несём за неё ответственности. Но отец Арлин умер по причине, которую мы должны были предотвратить… Выдрессируй мы тех мариленей получше, они бы не потеряли контроль.
В горле застревает сдавленное, бесполезное извинение.
Смотрю, как Арлин удаляется, длинное полотно чёрных волос сверкает на свету. Полагаю, это была непрямая угроза.
Свет сдвигается в линиях ниши рядом со мной.
Нет, не свет. Кто-то пошевелился в тени на другом конце зала. Ему здесь не место. Движение было скрытным. Как у хищника, притаившегося под водой в ожидании капли крови, проявления слабости. Волосы на затылке встают дыбом. Поворачиваюсь тут же – и всё равно недостаточно быстро.
Свет гаснет.
И раздаются крики.
Осторожно ползу на четвереньках, проверяя, что двигаюсь к плоской поверхности. Пол ещё твёрже, чем казалось сквозь подошву ботинок. Давит на тыльную сторону ладоней и колени, и у меня ломит кости.
Где, чёрт возьми, Эмрик?
Каждый окликает своих. Узнаю некоторые голоса. Арлин, Эммануэль, Иуда, Саран. Не хватает лишь Дориана и Акаянов. Он знал, что что-то случится?
Бросаю ещё один взгляд и резко зову:
– Эмрик? Ты здесь?
Где-то поблизости разлетается вдребезги стеклянная стена. Прикрываю голову и продолжаю двигаться вперёд. Кто-то налетает на меня, и я едва успеваю отдёрнуть пальцы, чтобы их не растоптали. Какой-то человек рядом со мной теряет самообладание. Скрючивается на полу и рыдает. В темноте невозможно разобрать, в какой стороне спасение. Всюду вокруг люди суетятся. «Только бы Эмрик продвигался к выходу». Поторапливаюсь, отказываясь останавливаться на одном месте. Сердце бьётся в кончиках пальцев с каждым движением.
И тут до меня доходит. Вот где «Ковчег свободы» собирался провести следующую диверсию. Здешнее подразделение стражников пугающе велико.
Задрожав, едва не теряю равновесие.
Стражники кричат из всех углов, дезориентированные в темноте. Зал вдруг становится слишком тесным, слишком маленьким. Словно из него высасывают воздух. По-прежнему стараюсь не останавливаться. Продолжаю звать брата. Куда он исчез?
Вылечу отсюда стрелой, как только найду Эмрика. Но все пути заблокированы, включая главный вход. Мы заперты, как в ловушке. Музей напоминает погребальную лодку.
Опускаю взгляд, не переводя его за пределы ромбовидной плитки на полу. Приступ паники внутри закупоренного строения может стоить мне жизни. Не знаю, кто передо мной и кто позади меня. Дышу через рот, пытаясь успокоиться, и растираю руки. Холод в воздухе внезапно становится слишком сильным. Только когда дыхание
