для меня наш Север во сто крат,С тех пор как отдал все в обмен на новый лад,И нравы, и язык, и старину святую,И величавую одежду – на другую,По шутовскому образцу:Хвост сзади, спереди какой-то чудный выем,Рассудку вопреки, наперекор стихиям;Движенья связаны, и не краса лицу.Смешные, бритые, седые подбородки…Как платье, волосы, так и умы коротки!Ах, если рождены мы все перенимать,Хоть у китайцев бы нам несколько занятьПремудрого у них незнанья иноземцев!
Кто автор этого обличительного монолога, который мало кто из русских не знает наизусть или хотя бы в общих чертах?
Автор этого монолога – знаменитый Грибоедов (1795–1829), а пьеса, содержащая этот монолог, – «Горе от ума».
Грибоедов, однако, не сразу, а в продолжении ряда лет овладел сюжетом «Горя от ума» и нашел для этой комедии стихотворную сатирическую форму. До этого, будучи молодым гусаром, он «пробовал перо» на переводах с французского.
В кампанию 1812 года Грибоедов подружился с другим воякой – князем А.А. Шаховским, знаменитым водевилистом, а переехав в Петербург в 1815 году, подружился с соперником Шаховского по «водевильной части» – поэтом Н.И. Хмельницким, который вместе с Шаховским ввел его в театральный мир того времени. Более того: они втроем сочинили отличную комедию в стихах «Своя семья», которая и поныне не совсем утратила сценический интерес.
Вот как, кстати, осуществилось это сотрудничество трех властителей театральных дум в начале XIX века: «Желая сочинить новую комедию для бенефиса г-жи Вальберковой, – пишет кн. Шаховской в “Театральных воспоминаниях”, – я выбрал такое содержание пьесы, в котором она могла бы показать разнообразность игры своей, и старался, сколько можно, связать простой интригой эпизодические явления. Времени до назначенного дня бенефиса оставалось мало и, боясь не сдержать моего обещания, я просил А.С. Грибоедова и Н.И. Хмельницкого помочь мне: они, по приязни ко мне, согласились». Содержание «Своей семьи» (или «Замужней невесты») вышло у них не только занимательно, но и подлинно остроумно. При этом львиная доля комедии выпала на долю А.С. Грибоедова, предвосхищая отдельными местами, типы и положения «Горе от ума».
Что особенно здесь важно отметить, так это чисто русский рисунок жизни «Своей семьи» и подлинно живых русских людей, выведенных здесь на сцену, а не вычитанных из иностранных книжек или взятых напрокат из французских водевилей, вошедших в моду в «Грибоедовскую эпоху».
Эти водевили, кстати сказать, явились в данную эпоху «сущим засильем» на чересчур гостеприимной, в отношении этого жанра, русской сцене, и я пользуюсь случаем объяснить, почему это так случилось. Дело в том, что существовавшая тогда система актерских бенефисов требовала все новых и новых пьес. Легкий, сценически изящный водевиль давал для бенефицианта свежую, сценически блестящую роль, забавные положения. Эта сценическая безделка не требовала и особенно большой профессиональной специализации. Ее мог легко смастерить и любитель театра, хорошо знавший французский театр. К заимствованному французскому сюжету прибавлялся острый злободневный куплет, французские имена переделывались на русские, на помощь приходил композитор. Характер тогдашнего актерского мастерства, легкого, психологически примитивного, синтетического, объединявшего танец, пение и слово, также способствовал расцвету водевиля. Дюр, Мартынов, Асенкова, Живокини, Щепкин были яркими представителями этого жанра сценического искусства. Само освоение сценического образа водевиля не требовало большого напряжения и работы: все сводилось к довольно ограниченному числу повторяющихся сценических вариантов. При этом оформление спектакля, построенного на водевиле, не требовало ни больших трудов, ни значительных расходов. Оно было стандартно и примитивно.
Вот, в сущности говоря, и весь секрет успеха водевиля в начале XIX века и позже, отлично объясненный М. Паушкиным в его вводной статье к книге «Старый русский водевиль» (1819–1849), изданной в Москве в 1936 году.
По своему жанру и «Своя семья» может быть причислена, при желании, к водевилю, так как изобилует чисто водевильными ситуациями. В этом смысле Грибоедов, наравне с кн. Шаховским и Хмельницким, заплатили лишь дань неумолимой моде.
Но от такого «водевиля» до сатирической комедии нравов, какую представляет собой «Горе от ума», – дистанция огромного размера, и спрашивается: что послужило к ее появлению на свет из-под пера Грибоедова?
Это вопрос далеко не праздный, так как «Горе от ума» в русской драматургии явилось, подобно «Недорослю» Фонвизина, одной из основных вех нарождавшейся русской комедии, – тех знаменательных вех, которые и поныне памятны в репертуаре русского драматического театра.
Ответ на этот вопрос сводится, в общем, к следующему.
Среди русских, вернувшихся домой после освободительной войны 1812 года с Наполеоном, в особенности среди передовой части русского общества, начались мало-помалу – рядом с упоением военной победой – суды и пересуды насчет того порядка вещей, какой царил тогда в крепостнической России.
Появились «вольтерьянцы», появились вольнодумные критики, которым отнюдь не по душе приходилась грубая «аракчеевщина», развивавшаяся под сенью царского самодержавия, с его религиозно-мистическими идеалами, никак не вязавшимися с потаканием жестокостям помещичьего и полицейского произвола.
Гвардейские офицеры из числа образованных, побывавшие в либеральной Европе, могли воочию сравнить порядки, царившие там, с порядками, заведенными в монархической России, и эти сравнения, конечно, были далеко не в пользу последней.
Они стали трунить над мракобесием в России, негодовать на ее политическую судьбу, спорить о лучшем государственном режиме, более достойном их родины, критикуя в то же время существовавший режим, и кончили тем, что организовали тайные кружки, имевшие целью коренным образом изменить установившийся «порядок вещей».
Среди таких вольнодумцев одно из первых мест, по блеску своего ума и таланта, занял молодой офицер – скоро променявший, впрочем, шпагу на перо – Александр Сергеевич Грибоедов. Музыкант, поэт, выдающийся дипломат на служебном поприще, Грибоедов, несмотря на исключительно удачно сложившуюся чиновничью карьеру, имел все основания быть особенно недовольным как своею собственной судьбой, так и судьбою того государства, про которое друг Грибоедова – Пушкин говорил в минуты досады: «Угораздило же меня родиться в такой стране, как Россия!»
«Он хотел учиться, а учиться было некогда; он хотел заниматься литературой и не мог заниматься ею, сколько бы того хотелось. Обыкновенная жизнь, – говорит биограф Грибоедова, – не представлявшая особенных даров ни ума, ни чувства, равно как и обыкновенная канцелярская работа, без особенных политических и административных действий, – тяготили его, сердили, вызывали сарказмы… Отсюда озлобленный ум… Отсюда внутренний раздор с самим собою, постоянное “ношение самого себя”, – это тревожное кочевание духа, ищущего оседлости, но получающего оседлость только временную, и то не в привольных местах, а там, где ему не думалось и не хотелось останавливаться», – в Персии, например, где Грибоедову пришлось сложить свою голову под ударами сабель религиозных фанатиков.
Нет ничего удивительного, что, когда образовалось тайное общество «декабристов», поставившее себе целью уничтожение абсолютизма в России, крепостного права и наметившего целый ряд реформ в западноевропейском духе, Грибоедов примкнул к декабристам вместе с писателями Одоевским, Бестужевым-Марлинским, Рылеевым и Кюхельбекером.
Ему, однако, не пришлось, волею судьбы, участвовать в восстании 14 декабря 1825 года на Сенатской площади в Петербурге: он должен был уехать на Восток в командировку, где
