был записан шифр, точь-в-точь как в кино. Всех невероятно потрясла эта сцена. До этого мы принимали его за самого обыкновенного беженца… Казалось, арест его не удивил и даже не слишком возмутил. “Позвольте мне одеться, будьте любезны”, – сказал он. Солдаты связали ему руки веревкой и провели мимо всех нас, стоявших разинув рот рядком в пижамах. Он не взглянул ни на кого из нас. Чего мы только потом не слышали, но наиболее правдоподобными были слухи, что он шпионил не на нацистов, а на китайских красных.
В результате обыска в номере Руди обнаружили передатчик и прочие компрометирующие предметы. Наутро после ночи, которую Руди провел в деревянном сарае на территории полицейского участка, начались допросы: “Меня раздраженно спрашивали, «на какую страну и на какую организацию я работаю», – но ничего не могли добиться”. Возможно, как шпион Руди Гамбургер был безнадежен (“Из-за своей наивности он был совершенно непригоден для конспиративной деятельности”, – писал его сын), но отличался необыкновенным упрямством. Он отказывался отвечать на вопросы. “Спустя восемь часов они перешли к пыткам. Связав мне за спиной руки и подтягивая их при помощи какого-то подъемного механизма, меня подняли на пару футов от земли”. Его оставили в подвешенном состоянии – плечевые сухожилия постепенно растягивались и рвались. “Я висел в воздухе в довольно болезненном положении”, – писал Руди с характерной сдержанностью.
После четырех недель допросов его увезли за двенадцать миль по реке Цзялинцзян в особняк Бай, большой загородный дом в живописной долине региона Гелешань, раскинувшейся у подножия покрытых соснами холмов. В особняке располагался концлагерь с камерами пыток для политических заключенных, “обнесенный проволокой под напряжением и охранявшийся вооруженным патрулем, который стрелял по незваным гостям без предупреждения”. Местные называли лагерь “Долиной счастья”.
В особняке размещалось около пятидесяти заключенных. Гамбургер был единственным иностранцем. Его сокамерником был Вон Пинь Фон, молодой человек, говоривший по-английски и утверждавший, будто его арестовали за участие в незаконных уличных демонстрациях. Очевидно, его подсадили к Гамбургеру с целью выяснить, на кого тот работает. Руди был невероятно осторожен с засланным казачком, но Вон самостоятельно пришел к совершенно точному выводу: “На самом деле ты наверняка работаешь на американские или советские спецслужбы”, – заявил он. В течение пятнадцати минут каждый день Гамбургеру дозволялось созерцать вид, открывавшийся из зарешеченного окна особняка, – тридцать миль холмистого пейзажа, покрытого сочной зеленью, – после чего его вновь запирали. Этот изощренный вид психологических издевательств дополнял физические истязания. Каждые шесть недель его приводили к начальству и требовали дать признательные показания. Как и все остальные заключенные, он заболел малярией. На все более скудной рисовой диете он с каждым днем чахнул – физически и морально. “Сколько они еще меня здесь продержат? – пытался понять Руди. – Месяцы? Годы? Страна воюет, а в военное время возможно все”. В июне 1940 года, вскоре после капитуляции Франции, Урсула получила из Москвы указание выйти на связь с “Альбертом”, товарищем в Женеве, и задать ему ряд вопросов: “Работает ли еще его бюро? Каково его финансовое положение? Может ли он отправлять донесения в Центр через Италию? Требуется ли ему передатчик?” Вывод из всего этого был очевиден и крайне удивителен: в Швейцарии действовала еще одна советская агентура под руководством таинственного Альберта. В соответствии с указаниями Урсула опустила записку в почтовый ящик на улице де Лозанн, пообещав вернуться через несколько дней.
Открывший ей дверь мужчина был “приземист, склонен к полноте, у него были темные волосы, темные глаза и скорбный вид”. В круглых очках, с набрякшими веками и безрадостным выражением лица он напоминал крупного и немного удрученного филина. “Привет от мистера Вебера”, – произнесла Урсула. Мужчина кивнул в ответ на пароль, провел ее в свой кабинет, “полный книг и карт, с разбросанными на столе бумагами и журналами”, и расчистил ей место, чтобы она могла сесть. Урсула подумала, что он может быть каким-то ученым. “Филин” изучал свою посетительницу, “высокую, стройную, даже хрупкую на вид женщину в облегающем шерстяном платье. Выглядела она лет на тридцать пять. Двигалась плавно и немного томно”.
“Мое кодовое имя – Соня, – сказала Урсула, улыбнувшись. Беседовали они по-немецки. – Директор сказал мне связаться с вами. Мне дали ваше имя и адрес с указанием прийти к вам и узнать, как обстоят дела в вашей группе. Директор ждет от меня ответного сообщения. Дальнейшие указания будут передавать вам, несомненно, через меня”.
Альбертом был Александр “Шандор” Радо, венгерский еврей, коммунист и “увлеченный ученый-картограф” по профессии. Он также возглавлял советскую агентуру, позже известную как Rote Drei (“Красная тройка”), ставшую стержнем более обширной антинацистской агентуры, которую гиммлеровские охотники за шпионами окрестили Rote Kapelle (“Красной капеллой”). Бывший комиссар Венгерской Красной армии, Радо изучал картографию в Берлине, руководил отделом антинацистской пропаганды в Австрии и бежал в Париж в 1933 году, где нацисты назвали его “главным врагом государства”. В 1935 году его завербовало 4-е управление в Москве, дав ему невообразимо глупое кодовое имя Дора – элементарную анаграмму фамилии Радо. К 1940 году полный и непритязательный венгерский географ руководил в Женеве картографическим бюро под названием “Геопресс”, поставлявшим карты для европейских газет. Он был также советским резидентом в Швейцарии в звании генерал-майора, руководившим важнейшим подразделением “Красной капеллы” – агентурой из шпионов в Италии, Испании и Швейцарии, а самое главное, в нацистской Германии. Радо печатал свои донесения, а затем при помощи микрофотосъемки превращал их в “микроснимки” размером с точку в предложении, вклеивал в книги и отправлял их с курьером в Париж, где их увеличивали, зашифровывали и передавали в Москву через французский пункт советской военной разведки. Нацистская оккупация севера Франции перекрыла этот канал связи. Как говорил Радо, “я возглавлял группу разведки, шла война и у нас не было контакта”.
“Важные данные остаются без дела”, – сообщил он Урсуле. Теоретически активный шпионаж против Германии должен был быть приостановлен в рамках пакта между Германией и СССР, но команда Радо продолжала сбор важных военных разведданных. “«Геопресс» – надежная крыша, и местные власти ни о чем не подозревают, – сообщил Радо Урсуле. – Мы до сих пор регулярно получаем информацию, но она попросту складируется, потому что у меня нет способа передать ее в Центр. Нам необходим передатчик, опытные радисты и квартира или дом, откуда можно было бы выходить на связь. Нам нужен шифр, а также часы передачи и приема. Существует масса проблем, как видите, и их следует решить в срочном порядке”.
“Я практически ничего не знал о Соне, – писал Радо. – Я не имел понятия, ни где она живет, ни
