О пожаре в поселке в окраинах Лос-Анджелеса Тамара Вениаминовна узнала из новостей по каналу CNN.
– Вот, Федор, и сгорели мои три стихии.
– Ты напишешь еще лучше, – а сам подумал, что шестьсот тысяч американских, пусть и теряющих вес долларов – неплохой доход от живописи.
Глава седьмая
Мария Анатольевна сидела у приоткрытой двери, выходящей на террасу, и курила. Она не зажгла лампы. Лишь блеклый свет от фонарей на набережной освещал ее лицо.
Где он может быть, куда его нелегкая занесла, думала она, и прикурила следующую сигарету от предыдущей. Вчера утром Степан Николаевич, как обычно, выпил большую кружку черного кофе с лимоном, съел два бутерброда и выкурил Camel. Сегодня ему предстояла встреча с представителями кампании Sony. Она предполагала переговоры о выгодной закупке компьютеров и другой оргтехники. Сел в BMW и, газанув, выехал со двора.
Муж так и сказал: «Удастся обвести япошек вокруг пальца, будем мы с тобой миллионерами».
Тон и вид мужа были убедительны. Лишь после того, как Степан закрыл за собой дверь, Мария почувствовала какую-то тревогу.
Весь день она была так занята, что даже толком не поела. Перехватила чего-то на бегу и всего-то. К концу дня на нее опять напал мандраж. Это от голода, решила она, и по пути в офис она заскочила в любимый ею бар и выпила пятьдесят граммов коньяку и съела два бутерброда с икрой и рыбой. Нутро немного согрелось, и тряска отступила. Так на рюмке коньяка и двух бутербродах она продержалась до вечера. За весь день Степан ни разу не позвонил. Сама Мария не решалась. Он очень сердился, когда она отвлекала его разговорами по телефону. Он так и говорил: «Мобильная связь существует не для пустопорожней болтовни, а для передачи срочных и важных сообщений».
Уже в час ночи, когда, по ее мнению, не могло быть никаких переговоров, она позвонила на мобильный телефон Степана. «Телефон находится вне зоны обслуживания или отключен», – услышала она.
В эту ночь она умудрилась немного поспать. Тамара с бонной на даче, и нечего их беспокоить. Но когда и утром муж не объявился, Мария решила все же позвонить бонне. А вдруг муж поехал проведать дочь? Степан удочерил Тамару и привязался к ней.
Утро пришло к Марии с головной болью и сильной тахикардией. Настойка пустырника и две таблетки валерианы успокоили сердцебиение. Надо идти на работу. Но ноги не слушались.
В офис Мария доплелась к десяти часам. Нонсенс. Она требовала от подчиненных строгой дисциплины, а тут сама опоздала. Стыдно. Едва войдя в кабинет, она набрала номер телефона знакомого милицейского функционера.
– Маша, поверьте мне. У меня большой опыт. Подождите еще сутки, и ваш благоверный приползет, как нашкодивший кот.
Это так возмутило Марию, что она, не сказав ни слова, разъединилась с полковником.
– Болван, – успела она сказать в микрофон.
День прошел, словно она была в обмороке. Она никуда больше не звонила, ни к кому не обращалась. «Наслышана, как пропадают люди. Буду ждать», – решила она. С этой мыслью она покинула офис и пошла по улицам вечернего города без цели. Куда ноги вынесут. Несли женщину ее красивые длинные ноги в сторону то бара, то кафе. И везде она выпивала. Пила и не пьянела. В таком состоянии она и приехала домой. Водитель маршрутного такси даже помог ей выйти из салона.
И вот теперь она сидит у открытой двери и курит. Минут тридцать назад она явственно ощутила – Степана нет. Нет вообще. И чем больше она проникалась этой мыслью, тем спокойнее становилась.
Как пришел, так и ушел, вертелось в ее голове. Грех-то какой! Промелькнуло и тут же смылось другими мыслями. И опять греховными. А ведь я единственная по закону наследница. У Степана никого. Ни жены, ни детей, ни родителей. Она вспомнила его сетования: «Ты понимаешь, Мария, я рос в детдоме и не знаю, кто мои родители. Когда я встретил Анну (это его жена), мне показалось, что я обрел в ней все вкупе. И отца, и мать. Она была и мудра сердцем, и рассудительна головой. Она ушла, и я думал, что опять я сирота и опять мне одному жить, бороться. Я сник. Жил по инерции. И вот ты. Я опять живу».
Вот и пожил. Недолго. Марию пробрал озноб. Стало страшно. Как же так?! Жил, жил человек и нет его. Чувство, что проникло, уже не покидало. На часах одиннадцать вечера. Хмель прошел, и Марии захотелось есть. Жизнь.
Эту ночь Мария спала хорошо. Но уже в девять утра у нее началась совсем иная жизнь. Жизнь в криминале. Тело ее мужа было обнаружено на въезде на городскую свалку. Оно было завернуто в какую-то дерюгу. И документы, и кошелек с кредитными карточками и визитками, и мобильные телефоны – их у Степана было два, – все это было при нем.
– Вы, Мария Анатольевна, пока проходите по делу об убийстве гражданина Прохорова в качестве свидетеля. Мы и допрашиваем вас так, – старший следователь прокуратуры был немолод, тощ и, судя по цвету лица, тяжело болен.
Он и два оперативных работника районного Управления ВД, заявились к Марии в девять часов утра, пробудив ее от глубокого и тяжелого сна. Женщина – как была, в халате из китайского шелка, со спутанными волосами, с горечью во рту, – встретила их и сначала не поняла, что от нее хотят эти трое мрачных мужчин.
Когда же один из оперов сообщил ей о смерти мужа, она вдруг заплакала. Знала же, что с мужем произошло непоправимое, но вот же! Разрыдалась. Предусмотрительны были ранние гости. Тут же явилась, ждавшая на дворе, медсестра. Укольчик в ягодицу – и Мария спокойна.
Подписывая протокол допроса, она уже вполне владела собой и не пропустила ни одной описки и неточности.
– Распишитесь и тут, – больной следователь ткнул пальцем с обгрызенным ногтем в бумагу размером с половину печатного листа формата А4.
– Это еще что?
– Это так называемая подписка о невыезде. По ней вы не можете выезжать из города без моего ведома. Иначе – постановление о мере пресечения.
– Ишь, какие строгости! А говорите, я лишь свидетель.
– Путь от свидетеля до подозреваемого короток.
Ну, ни поганец ли? Болен смертельно. Ему бы уже о Боге подумать. Он – нет же, копает и копает.
Бригада ушла, и Мария только тут и обратила внимание на свой вид: хороша, Маша. Что же они могли подумать о тебе? Жена-убийца с расстройства напилась.
Опять звонят в ворота. Надо идти открывать. Может, вернулись эти. Нет, стоят ее девочки из офиса. Степан создал специально для жены филиал. Она помнит, как он сказал: «Работать мужу и жене в одном месте безнравственно. Ни тебе ущипнуть кого бы, ни выпить с устатку. Да и тебе неловко же глядеть, как твой муж охмуряет секретаршу».
Это, конечно, было сказано в шутку. Просто надо было расширяться. И кто, как ни жена, может возглавить бюро.
– Мария Анатольевна, мы все так волнуемся. Так волнуемся. Вы на работу не пришли. В «голове», – так прозвали главный офис фирмы, – переполох. Шеф пропал. Он что – заболел? – И зырк, зырк глазами по углам, как будто жена мужа прячет.
– Нет, девочки. Мой муж и ваш босс не заболел. Его убили.
– Что вы такое говорите? Как Степана Николаевича могут убить?
– А вот так. Взяли, вас не спросили и убили. Чего встали? Пришли, так проходите, – Мария задумалась на секунду. – Хотя нет. Таня, смотай в магазин. Купи выпивки и закуски. У меня шаром покати.
Через три часа четыре женщины сидели на диване в холле и пели нестройно: «У меня не характер, а порох. Взгляд милой это тоже повод. Брал руку, целовал пальцы его…»
Таня, та, что ходила в магазин, пыталась подражать голосу певички Ваенги.
Спали вповалку. Ноги Марии покоились на груди пятого размера Веры. Татьянины ноги в свою очередь лежали на животе Марии. Ольга же вообще уснула на паласе у дивана.
* * *
Из уголовного дела № 543 по факту убийства гр-на Прохорова С. Н.:
«Следствием установлено, что гр-н Прохоров С. Н. умер вследствие нанесенных ему трех ножевых ранений в область живота».
Дальше данные судмедэкспертизы. Планы оперативных мероприятий по выявлению преступника. Протоколы допросов. Установление алиби фигурантов по делу и, наконец, постановление прокурора о приостановлении следственных действий. Так дело легло на полку. Глухарь.
Глава восьмая
– Федор, – у Тамары Вениаминовны выпало несколько свободных минут, и она решила пообщаться с мужем, – давай сегодня вместе где-нибудь поужинаем. Как ты относишься к ресторану на барже на набережной Д’Орсе?
– Если моя жена надумала переться невесть куда ради лукового супа, то мне глупо возражать.
В трюме бывшей баржи, когда-то таскавшейся по Сене с грузом песка, был устроен ресторан. Держал его сын бывшего шкипера этой самой баржи. Ему помогали жена и дочь. На кухне – он сам. В зале дочь, на кассе жена. Семейный подряд.
По бортам сети и картины. Этакий примитивизм, но забавно. Весьма, весьма. Мебель грубая, посуда под стать ей. Керамика цвета необожженного кирпича. Столовые приборы из простой стали. Это у нас в России они были бы недороги. Но не тут.
