— Рассказывай и работай одновременно. Твоя задача — не чесать языком, а помогать мне в перемотке шерсти.
— Он не может одновременно работать и разговаривать, — подколола Змея Тара. — Это искусство доступно только женщинам.
Друг Ливия осторожно подтолкнул ногой лежавшую на полу гору шерсти и вновь начал заматывать ее в клубок.
— Ты закончил на том, что в вас с Сабриной никто не верил, — напомнила Руна. — Сабрина и Северин. У вас даже имена похожи. Это судьба.
— Если так, то моя судьба — до конца своих дней страдать по любимой женщине, которая скоро забудет мое имя. Но иногда я думаю… я вспоминаю те дни, когда мы были счастливы. Я возил ее по всему миру, угощал самой вкусной едой, покупал самую красивую одежду. Я помню, как она улыбалась. Эта улыбка должна появляться на ее губах как можно чаще. Если дети принесут ей счастье, если она почувствует себя женщиной рядом с другим мужчиной, я готов это пережить.
— Я считаю, что тебе нужно вернуться к ней, хорошенько начистить пятак ее новому хахалю, запереть свою женушку в спальне и не выпускать до тех пор, пока она не будет носить под сердцем твоего ребенка, — вынесла вердикт Тара, не отрываясь от вышивания.
— Мы не женаты, — коротко ответил Северин.
— Да вы встречались не один десяток лет! Почему ты не подарил ей свадебное украшение?
Змей поводил в воздухе клубком, который за последние полчаса увеличился в размерах, и пожал плечами.
— Хотел, чтобы она сама приняла решение. Знаете, как в древности, когда женщины с янтарными глазами говорили своим мужчинам «не пора ли нам официально оформить наши отношения, мой Жрец». То есть, со Жрецами это так не работало, но любовников они выбирали сами. В нашем мире, — он сделал акцент на слово «нашем», — все стало уродливым и кривым. Мужчины зарабатывают деньги и доказывают свою силу, а женщины украшают их и не имеют никаких прав. Может, я старомоден, но мне не нравятся эти порядки.
— Клубок достаточно велик, — сказала Руна. — Отрежь нить и начни новый. Но не комкай шерсть в самом начале, обмотай ее вокруг катушки. Вот, здесь, в корзине, полно маленьких катушек. Ты отлично справляешься. У Ливия на это терпения не хватало.
Северин расхохотался, обрезая шерстяную нить маленькими острыми ножницами.
— Ты серьезно? Он сидел и помогал тебе перематывать шерсть, а?
— Почти каждый вечер. Мы сидели у камина, и он перематывал шерсть для мамы, Альвис и меня. Что? — удивилась она, поймав недоуменный взгляд гостя. — В те времена других развлечений не было. Мы разговаривали. Пели. Анигар, мой младший брат — потом он сменил имя на «Андре» — отлично пел. У него был великолепный голос.
— Ливий только что заслужил в моих глазах несколько дополнительных плюсов. Восхищаюсь его выдержкой. После сегодняшнего вечера меня будет бросать в дрожь от одной мысли о чисто женских посиделках за рукоделием.
Спицы в руках Руны мерно двигались, добавляя петли к шерстяному полотну.
— Не будь таким грубым, Северин. Мы сидим в уютной гостиной шикарной виллы, пьем вино, едим фрукты, слушаем шум моря и наслаждаемся обществом друг друга. Чем бы ты занимался, если бы Ливий не поручил тебе встретить своего французского приятеля?
— Ну не знаю. Заложил бы за воротник в баре. Пошлялся по городу. Покурил «травы». Попробовал затащить Насира к девкам. Он откажется, ясно как день, и тогда бы мы пошли искать приключений на свою задницу. Набили бы морду кому-нибудь из прихвостней Фуада Талеба. Чем не вариант, а?
— Знаешь, я согласна, — произнесла Руна. — Я о женщинах в нашем… вашем мире. Когда о тебе заботятся, это прекрасно, но порой градус заботы зашкаливает. Иногда ты хочешь забыть о чем-то, не придаешь этому значения, но приходит мужчина и делает из мухи слона. Северин, это слишком большая катушка. Возьми другую.
Змей с покорным видом наклонился к корзине.
— Сразу начинают говорить об уважении и о том, что другие должны знать свое место, — поддакнула Тара.
— Именно. Как-то раз, мы еще жили в Италии, Ливий повел меня в театр. И какой-то пьяный парень крикнул, что я выгляжу как дешевая шлюха. Любой другой притворился бы глухим и списал все на лишний бокал вина, но только не мой брат. Он отделал его так, будто на месте бедняги был предназначенный для торжественного обеда кусок мяса. Когда родители парня явились к нам домой, отец сказал, что его наследник, воспитанный и интеллигентный юноша, никогда бы не позволил себе подобных зверств. И что сделал Ливий, как думаешь?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Вернулся к мерзавцу и угостил его еще одной порцией тумаков, разумеется, — без колебаний ответил Северин. — Именно так и следует поступать со стукачами.
— Так и знала, что ты встанешь на его сторону!
— Это разные вещи, миледи. У меня пятеро младших братьев, каждый из которых — настоящая заноза в заднице, но я без колебаний готов превратить в котлету любого, кто вздумает причинить им вред. А подонка, обозвавшего мою сестру дешевой шлюхой, я похоронил бы живьем. Если за этими недоносками нужен глаз да глаз, то за сестрами следует приглядывать втрое внимательнее. Ты у Ливия одна — без учета сестрицы, за которой присматривают в ее лечебнице — но проблем делаешь столько, что он за голову хватается.
— Прекрати, Северин, — упрекнула его Тара. — Не будем затрагивать эту тему.
Руна подняла голову от вязания. Ее подбородок задрожал, в глазах заблестели слезы.
— Это не моя вина, — сказала она. — Что я могу поделать, если ко мне тянутся неправильные мужчины? Я даже не могу дать им отпор, потому что раньше всех неправильных мужчин от меня отгонял брат! Он должен был позволить мне быть самостоятельной! Я должна была научиться принимать свои собственные решения! Как… Тара!
Эльфийка улыбнулась, открывая шкатулку с нитками для вышивания.
— Иногда я жалею о том, что у меня не было старшего брата, который мог набить морду кому-то из моих ухажеров.
— Ты говоришь это только для того, чтобы меня утешить!
— Ты можешь плакать, можешь устраивать истерики, можешь топать ногами, но Северин прав. Этот мир принадлежит мужчинам. Но в этом нет ничего плохого. Наша работа — быть красивыми. А они приносят нам деньги, драгоценности, платья…
Сестра Ливия гордо вздернула подбородок.
— Я сама шью себе платья!
— Правда? — искренне удивилась Тара, оглядывая ее наряд, элегантное платье из нежно-розового атласа с завышенной талией и глубоким декольте. — Это ты тоже сшила сама?
— Да, — смутилась Руна. — У меня почти нет купленной одежды. Я привыкла шить для себя еще с детства. Люблю особенные вещи, такие, каких больше ни у кого нет. — Она провела ладонью по шерстяному полотну. — Это будет платье на осень. Я придумала его, пока мы с Рамоном ехали сюда. Здесь много разной шерсти, хочу сделать запасы до того, как отправлюсь в Треверберг.
— Ничего себе, — протянула эльфийка, переваривая услышанное. — Так ты еще и модельер? Слушай, я тоже хочу платье. Вечернее. Из черного шелка, украшенное кружевом. Уж коли мы застряли тут надолго, сможешь снять с меня мерки, и…
— Прикуплю новенький костюм — и мы будем готовы к похоронам Фуада, — захохотал Северин.
Руна начала складывать шерстяное полотно.
— Эоланта хотела, чтобы я сшила для нее свадебное платье, — едва слышно сказала она. — Я уже знала, каким оно будет. Скромным, без лишних украшений, с открытой спиной, обнаженными плечами и длинным-длинным шлейфом. Его несли бы мальчики-пажи, а хорошенькие девочки разбрасывали бы всюду свежие полевые цветы. Ливий надел бы белый смокинг — ему очень идет белое — и они были бы самой красивой парой в двух мирах. Я бы смотрела на них и плакала от счастья. А теперь все, что осталось от этой мечты — боль, кровь и пепел.
Тара положила на колени вышивку и обняла ее за плечи.
— Эоланты больше нет, а я до сих пор здесь. И я хочу платье для похорон Фуада Талеба. Она была твоей подругой, не так ли? Разве ты не хочешь, чтобы за нее отомстили?
— Я хочу жить нормальной, спокойной жизнью, — всхлипнула Руна. — Хочу создавать платья. Хочу, чтобы у меня был нормальный брат!
