ну потерпи, – она чувствовала себя виноватой, будто это ему собиралась изменить с Хельмутом. – Я же вернусь. Ты сам не заметишь, как время пройдет.
– Я умру тут с тоски по тебе. И все скажут, что земляне опять уморили шитанн.
– Прекрати ёрничать, нахал! – прикрикнула она. – Ох…
Глубокий поцелуй шитанн заставил ее замолчать. Клык вонзился в десну; она застонала, сама не понимая – то ли от боли, то ли от того, что творили его руки.
– Зараза, – едва выговорила она, отдышавшись. – Что ты со мной делаешь, а?
– Я тебя люблю.
– Бесстыжая твоя морда!
– Не уезжай.
– Даже не думай! – Клара строго погрозила ему пальцем. – Аддарекх, перестань. Ты же взрослый человек, – она поцеловала его в щеку, провела рукой по белому шелковистому хвосту и отстранилась. – Жди меня.
Аддарекх долго смотрел с площадки трапа, как она идет, цокая каблуками, по покрытию космодрома, то входя в освещенные прожекторами сектора, то скрываясь в темноте. Мрланк тихо мурлыкал, прислонясь к его колену. Я, мол, с тобой, кошкочеловек. Я тебя не брошу.
– О-о, – главный инженер доков с отстраненным любопытством хирурга, столкнувшегося с интересным случаем в своей медицинской практике, бросил цепкий взгляд на «Ийон Тихий». – Что это с ним случилось?
– ДТП, бляха, – буркнул Хайнрих. – Чесслово, инспектор, я ехал по главной дороге и даже скорость света не превышал. А этот кретин на своей малолитражке вылез со второстепенной, и сразу на встречку. Не иначе, пьяный.
Инженер шутку оценил, хмыкнул одобрительно. Хайнрих сунул ему папку с документацией.
– Рисунки не закрашивайте, трудоголики, через колено вас. Попортите мою аэрографию – будете заново все разрисовывать репродукциями Босха и Дали.
Убедившись, что инженер усвоил и осознал, он зашагал к выходу из космопорта. Нынешний главнокомандующий отказался от кабинета в космопорту и принимал рапорты подчиненных в церкви на окраине города. Кому-то это казалось неуместным, но Хайнрих чужую экстравагантность уважал. Тем более в таком конкретном проявлении. Церковь – место хорошее, как-никак не рынок и не сортир.
Пронзительный ветер в лицо чуть не вынудил его отказаться от первоначальной точки зрения. Все-таки было бы гораздо комфортнее, если бы встреча с Джеронимо Натта состоялась в здании космопорта. Но, ввалившись в церковь, отфыркиваясь и утирая выступившие от ледяного ветра слезы, он передумал снова. Здесь было светло от множества свечей, тепло и уютно, приятно пахло воском и ладаном. И еще присутствовало неосязаемое единение с Божественным. Этого уж точно в космопорту не достичь.
Кардинал вышел из алтаря, протянул Хайнриху руку, и тот почтительно приложился.
– Будете сперва докладывать, адмирал Шварц? Или исповедуешься, сын мой?
Хайнрих ухмыльнулся.
– Многогрешен, ваше высокопреосвященство. Убивал и разрушал, злословил нещадно и богохульствовал. Прелюбодействовал – вообще пипец! – он вдохновенно закатил глаза.
Джеронимо Натта покачал головой, изо всех сил стараясь не выдать безотчетной улыбки. Хайнрих Шварц вызывал у него симпатию с самого начала их знакомства. Было у него подозрение, переходящее в уверенность, что адмирал Шварц вовсе не так простодушен, как хочет показать, но от этого невольная симпатия только усиливалась.
– Скажи-ка, сын мой, зачем же ты совершал эти деяния, если сознаешь их греховность?
– Во славу Божию, – даже не задумался, стервец, – а также во имя Земли, колыбели светлых религий.
– Ага, – покивал Джеронимо. – И прелюбодействовал во имя Земли?
– Истинно так, – Хайнрих с жаром перекрестился, глядя на кардинала честными-честными глазами.
Джеронимо попытался представить, что бы это могло значить. Какой-нибудь акт насилия над поверженным врагом, дабы тот еще сильнее осознал глубину своего поражения? Лучше и не вникать. Позволив флоту нарисовать кресты на бортах своих кораблей, Церковь фактически заранее обязалась отпускать любые грехи, приближающие победу в этой войне.
– Бог простит тебе прегрешения, – он осенил адмирала крестом. – Но постарайся грешить поменьше, сын мой, – с вояками всегда так; ну что ты будешь делать, если за это им и платят, за убийства, разрушения?.. – Хотя бы не прелюбодействуй.
– Э нет, ваше высокопреосвященство, – горячо возразил Хайнрих, – это абсолютно невозможно! Лучше я богохульствовать не буду.
И то хорошо.
– Давай присядем, сын мой. Ты привез рапорт?
– Так точно, главнокомандующий, – Хайнрих мгновенно перестроился.
Они сели на скамью у окна с мозаичным витражом. Джеронимо открыл папку с рапортом, полистал. Достал из внутреннего кармана мантии наладонник, подсоединил кристалл памяти, приложенный к папке в специальном кармашке, просмотрел несколько файлов.
– В двух словах, адмирал. Что вы можете сказать о происшедшем и его итогах?
– В двух словах? Враги не отступаются от Нлакиса и не отступятся, пока у них есть шанс отгрызть хоть маленький кусочек. Надо их придавить.
– Координатор не разрешает, – со вздохом ответил кардинал.
– О? Значит, есть причины, – усомниться в позициях Салимы его не заставили бы никакие авторитеты.
– Представляете кого-нибудь к награде? – сменил тему Джеронимо.
– Разумеется. Враг не раз подходил слишком близко к тактической победе, и лишь благодаря заслугам моих людей эта победа доставалась нам. Я ходатайствую о награждении медалями трех человек. Во-первых, аналитика Эллы Ионеску, ранившей и захватившей в плен командира мересанской десантной группы. Во-вторых, лейтенанта десанта Аддарекха Кенцца, без которого мы не распознали бы обман и пропустили к Нлакису мересанский линкор, прикинувшийся райским. В-третьих, сержанта Вилиса Калныньша, внесшего неоценимый вклад в разработку системы психологического давления на врага.
Кардинал кивнул, ничего не сказав насчет шитанн. Только заметил:
– Похоже, что члены вашего экипажа занимаются отнюдь не своими прямыми обязанностями.
– Они все прекрасно выполняют свои обязанности, – возразил Хайнрих. – Но за это им платят жалованье. А медали дают как раз за то, что выходит за рамки обязанностей.
– Хорошо, – согласился Джеронимо. – Я поддержу ваши кандидатуры.
– Кроме того, – добавил Хайнрих, – я предлагаю наградить одним из боевых орденов пилота Фархада аль-Саида.
Кардинал поднял бровь.
– Не узнаю вас, адмирал. Хотите подольститься к координатору?
– Блин! – выругался Хайнрих. – Так и знал! Послушайте, ваше высокопреосвященство, мальчик же не виноват, что родился у своей матери. Это не повод лишать его заслуженной награды. Будь на его месте любой другой, я бы обратился с таким же ходатайством. Мы потеряли двух опытных пилотов, лишились центральной рубки, парень управлял кораблем практически в одиночку. И мы выиграли этот бой! Фархад аль-Саид, вчерашний выпускник, справился с задачей, которая не всякому пилоту со стажем по плечу. Где я кривлю душой, а?
– Нигде, – признал Джеронимо. – Прости меня, сын мой, все мы несовершенны перед Господом, и слуги Божии, всеми своими силами стремясь к идеалу, тем не менее не воплощают его. Юноша получит свой орден. «Меч Земли» его устроит?
– Его устроит все, что командование сочтет подходящим. Парень без мажорских замашек.
Фархад ему нравился. Он даже – совершенно иррационально – жалел, что тот не его сын. Умный, знающий свое дело, умеющий держать себя в руках… Из него когда-нибудь выйдет настоящий капитан, осталось лишь чуть-чуть повзрослеть.
– Хорошо, – промолвил Джеронимо. – Что-то еще, адмирал? – он видел, что Шварц не торопится откланяться.
– Да, ваше высокопреосвященство, – сказал Хайнрих, помедлив. – Я прошу о милости
