различии между этими работами? О несходстве, которое очевидно даже для человека, далекого от политэкономии?
(Последовала тягостная пауза).
Ну, смелее! – подбодрил звезду баскетбола В. А. Тищенко. – Какой из томов толще?».
Уже после написания этих строк я прочел мемуары бывшего преподавателя кафедры политэкономии Университета, редактора нашей многотиражки, В. И. Марцинкевича (впоследствии научного сотрудника ИМЭМО). В этих воспоминаниях, в противовес жестким оценкам, которые Марцинкевич дал ряду бывших коллег-преподавателей РГУ, автор характеризует В. А. Тищенко, как человека «интеллигентного, доброжелательного, уверенного в себе и слегка ироничного»[22].
Занятия английским казались приятным отдыхом. Этот предмет преподавала близкая по возрасту И. Н. Николаева. После первых же занятий Ирина Николаевна разрешила мне использовать взамен обязательных учебных текстов детективы на английском языке из университетской библиотеки и газетные заметки на криминальные темы. Временами требовалось пересказывать содержание текстов на языке оригинала, акцентируя внимание на правовой терминологии англо-саксов.
В памяти по сей день сохранились виды дерзких «robbery» (разбой): вооруженный (armed robbery), банковский (bank robbery), на большой дороге (highway robbery) и намекающее созвучием на откровенное свинство «swindle» (мошенничество).
Пробуждал ассоциации с неведомым идейным течением британский «hooliganism» (хулиганство). В отличие от хамского рыла отечественного хулигана, внешность его английского побратима представлялась по-джентльменски облагороженной применением суффикса «ист», превращавшего асоциальную личность в некоего рафинированного «хулиганиста». Представлялось, что последний нарушал общественный порядок исключительно из-за оригинального направления мыслей и стиля поведения.
Надо сказать, прежние усилия в изучении английского дали мне фору перед однокурсниками, которые в течение 4-х лет тратили бо́льшую часть библиотечного времени на переводы «тысяч» из газетных текстов на иностранном языке.
Контрастом перечисленным «светлым личностям» были преподаватели «Теории государства и права» К. и» Организации суда и прокуратуры» Н. Оба читали скрипучими голосами лекции по конспектам, повторявшим содержание глав и параграфов соответствующих учебников. Оба требовали дословно конспектировать пересказ и ревниво следили за выполнением этого требования. Оба отличались неумением видеть смешное, в том числе в собственном поведении. К., например, требовал тщательного изучения единственного собственного труда – библиографического справочника с перечнем литературы по теории государства и права.
Нашему курсу запомнилась «шутка» Н. Суть ее заключалась в том, что лектор монотонно надиктовал содержание некоего определения объемом в две тетрадных страницы, затем спросил, все ли успели записать сказанное, а в завершение объявил, что вел речь об ошибочном мнении буржуазных ученых, которое опровергается отечественной наукой. Далее, не обращая внимания на гул недовольства, перешел к диктовке «правильного» текста. Кстати, у Н. я получил единственную в первую зимнюю сессию «четверку». Зеленую тоску нагнал Н. на предмет преподавания. Остальные экзамены прошли на «отлично».
Латинисты
Особняком в ряду наших наставников стояли «латинисты». Их было двое, по числу учебных групп курса.
«Латынщик» моей группы «А» – Константин Федорович Блохин – рослый, лет 30-ти, атлетического телосложения, работал в университете по совместительству. Основным местом преподавательской деятельности К. Ф. Блохина был романо-германский факультет педагогического института. Там он обучал будущих педагогов немецкому языку.
Нашу группу «Костя», как называли его между собой однокурсники, успел за отведенный один семестр ознакомить с базовыми правилами чтения, произношения и переводов несложных текстов со словарем. Следуя наставлениям «Кости», мы «зарубили на носу» предусмотренный программой набор латинских юридических терминов, дополненный крылатыми выражениями и пословицами. «Костя» был раскован на лекциях, прост в общении на переменах и за стенами Alma mater. После сдачи зачетов я встречался с ним при случайных обстоятельствах за пределами университета.
Латинистом группы «Б» был друг «Кости» Сергей Федорович Ширяев, человек разнонаправленных интересов и увлечений. Кроме нашего факультета, Сергей Федорович преподавал латынь филологам. О некоторых особенностях его характера и манере преподавания рассказывали однокурсники из параллельной группы. К тому же я мог систематически наблюдать манеру общения латиниста с окружающими на переменах.
Оба наставника демонстрировали познания в разнонаправленных областях, в том числе, не связанных с основной профессией. И того и другого природа наделила чувством юмора, способностью к розыгрышам и импровизации. Друзья увлекались спортом и были сильны физически. «Костя» серьезно занимался штангой. Иногда я виделся с ним в зале бокса на третьем этаже спортивной школы № 1, куда он приходил взвешиваться после тренировок (у штангистов весы сломались).
Сергей Федорович Ширяев в прошлом добился весомых успехов в классической борьбе, занятия которой оставил из-за травмы позвоночника. Несколько раз С. Ф. появлялся в спортзале Университета с бывшими соратниками по ковру ростовскими Динамовцами Г. Ткаченко (серебряный призер первенства СССР 1951 г.), Г. Шатворяном (чемпион СССР 1952 г.) и В. Сташкевичем (серебряный призер чемпионата СССР 1954 года) на занятиях секции борьбы, организованной по инициативе латиниста. Там Сергей Федорович походя размахивал двухпудовой гирей. В отличие от рослого и чубатого «Кости» он был грузноват, приземист и редковолос.
За «Костей», как и за Сергеем Федоровичем, замечалась повадка придавать по ходу занятий акцентированно неприличное русское звучание латинским глаголам вроде mando (поручать, доверять), fuere (происходить), pependi (свешиваться, свисать).
В экстремальных ситуациях оба наставника не чурались применения физической силы. Однажды среди бела дня «Костя» непринужденным хлопком ладони уложил на асфальт налетевшего на него с кулаками здоровенного завсегдатая пивного киоска. Вместе с однокурсником Виктором Захарченко я видел эту картину с противоположной стороны улицы Энгельса. Заметив наше присутствие, педагог признался, что такого эффекта от «аплодисмента» вовсе не желал.
С Сергеем Федоровичем мое личное общение началось неформальной встречей во время учебы на первом курсе. Случай не имел отношения к латыни и требует отступления.
В середине первого учебного года декан факультета А. Т. Гужин порекомендовал ребятам нашего курса стать на выбор внештатными сотрудниками милиции или помощниками следователей прокуратуры. Вместе с однокурсниками Сашей Ивановым и Анатолием Сапиным я выбрал отделение уголовного розыска Кировского района. Там на общественных началах в течение 3-х лет мне довелось знакомился с буднями сыскарей, участвуя в оперативных мероприятиях в качестве напарника молодого опера Саши Смолы – ставшего впоследствии другом и свидетелем на нашей с Людмилой свадьбе.
В один из зимних вечеров, выйдя из кабинета отделения уголовного розыска Кировского РОМ, я случайно обратил внимание на толкотню в дежурной комнате Отдела. Увиденная картина походила на дурной сон. В «приемном покое» бушевал нетрезвый любимец студентов, преподаватель истории государства и права зарубежных стран Ф. Откуда и при каких обстоятельствах он попал в дежурку, не знаю по сей день. Этот всесторонне образованный, деликатный в повседневном общении человек, дополнявший лекции чтением вслух фрагментов из произведений мировой литературы и прослушиванием классической музыки (Ф. приносил в аудиторию собственный проигрыватель с пластинками) мало походил на себя. С залихватским гиканьем, из положения
