милиции. Выслушав сбивчивые ответы стесняющегося очевидца, Мэтр, окинул взором публику, оценил произведенный эффект и продолжил глумление над участниками процессуального действа. Второй этап он посвятил дотошному выяснению вопроса о том, насколько категорично страж порядка отказывался принять бесстыдные предложения хулигана. В результате этой эскапады женская часть зрителей спешно покинула зал.
Случай вошел в «избранные судебные речи» Мэтра и стал легендой нескольких поколений ростовских юристов, в первую очередь, сотрудников городской милиции. Потерпевшего по этому делу, кровно обиженного выходкой «кивалы»[27], я знал лично. Надо сказать, что в мемуарах Л. Григоряна бывший дежурный Кировского РОМ упомянут под вымышленной фамилией.
Подводя итог собственным впечатлениям о С. Ф. Ширяеве, не могу избавиться от мыслей о двойственности его натуры, объединившей, с одной стороны, стремление к показушности, с другой – малозаметную для посторонних, самоотверженную, иногда с риском для жизни и здоровья, борьбу со специфическим видом преступности[28].
Учеба на первом курсе окончилась в конце июня 1962 года успешно сданной сессией. Завершился период устройства и привыкания к новому образу жизни. Определилось время аудиторных и библиотечных занятий, тренировок и работы в качестве внештатного оперуполномоченного уголовного розыска. Выявились предпочтительные точки общепита.
Учебный материал усваивался без усилий. Отсутствие трудностей на первых порах учебы вызывало легкую тревогу. Детальное конспектирование лекций, чтение учебников и дополнительно рекомендованной литературы не избавляло от опасения, что я упускаю неведомый пласт задач. Всякий раз, выполнив намеченную библиотечную программу, я замечал, что другие однокурсники продолжают корпеть над учебной литературой до позднего вечера. Усердие друзей было живым укором, пока не выяснилось, что усилия тратятся большей частью на выполнение заданий по иностранному языку в виде переводов «тысяч». Я же от этой нудьги освободился на условиях рассказанных выше. Ощущению избытка свободного времени способствовало отсутствие привычной трехсменной работы на заводе. И все же тревога оставалась до окончания первой сессии. Ее итоги (три предмета «отлично» и один «хорошо» – помешал сильный грипп) подтвердили, что мои усилия распределялись правильно.
Физкультура и спорт
Спортивные занятия на первых порах ограничивались гимнастикой в зале главного корпуса. Тренировки с парнями вел преподаватель кафедры физподготовки Николай Григорьевич Рябцев (внутри студенческой братии – «Коля»), подвижный мужчина лет пятидесяти, доброжелательный любитель спортивных афоризмов и прибауток. Кроме работы на кафедре, «Коля» выполнял на общественных началах обязанности председателя профсоюзного комитета университета. Многолетнее пребывание Н. Г. Рябцева в спортзале выработало привычку обращаться ко всякому заглянувшему на занятия, со словами: «Заходи, раздевайся!». Это означало предложение облачиться в спортивную форму. Со временем присказка «Коли» стала для окружающих настолько привычной, что превратилась в его второе имя. Незаметно для самого себя он распространил и на посетителей профкома, включая женщин. В последнем случае неосведомленные о смысле высказывания сотрудницы и студентки впадали в кратковременный ступор, особенно в теплое время года, когда верхняя одежда женщин оставалась дома.
Еще одной особенностью «Коли» было легкомысленное отношение к приемам страховки подопечных при выполнении упражнений.
Моя подготовленность к силовой работе на перекладине и брусьях пришлась ему по душе на первом же занятии. Далее следовало осваивать вольные упражнения. «Давай сальто вперед», – скомандовал «Коля», указывая на акробатическую дорожку с придвинутым подкидным мостиком.
Признавшись, что не выполнял этого упражнения ни разу, я попросил преподавателя воспользоваться страховочными ремнями, которые видел на вечерних занятиях акробатов.
«Ерунда это, – беззаботно ответил «Коля». – Прыгай, подстрахую». И действительно, пролетая мимо него после наскока на мостик с разбега, я почувствовал точный шлепок, после которого уверенно приземлился на ноги.
Далее оказалось, что такие приемы срабатывали не всегда. На том же занятии чуть не закончилось бедой сальто однокурсника и впоследствии товарища, аварца Гунаша Набиева. Этот парень отличался необыкновенной старательностью во всем, в том числе в выполнении спортивных упражнений. Получив, задание подтянуться десять раз, он преодолевал этот рубеж и продолжал упражняться, пока в изнеможении не срывался вниз.
Сальто вперед у него не получилось дважды. Оба раза, оттолкнувшись от мостика, Гунаш летел вперед параллельно дорожке и приземлялся плашмя. Третья попытка совершилась после разъяснений «Коли» о необходимости сделать траекторию вылета покруче.
Выслушав наставления, Гунаш взлетел с мостика «свечой». Затем, поменяв в апогее направление движения на 180 градусов, спикировал головой на дорожку. Страховочный шлепок Рябцева исправить траекторию не смог. Гунаша спасла от беды мощная шея. Но даже для него это было слишком. Поднявшись на ноги в сумеречном состоянии, мощный горец произнес извиняющимся тоном: «Сегодня больше прыгать не могу».
«Коля», побледневший не менее Гунаша, с облегчением затараторил: «Конечно, конечно, Гена! Отдыхай, дорогой! Отдыхай!».
Кстати, судьба и уникальные качества Гунаша заслуживают отдельного описания. Об определяющих фактах биографии он рассказал во время вечерних посиделок в период работ в подшефном колхозе летом 1962 года. Раннее детство прошло в глухом горном ауле. В начальной школе преподавание шло на аварском языке. По задумке родителей образование сына должно было завершиться окончанием четвертого класса. Средней школы в ауле не было. Далее предстояло освоение практики овцеводства. Но Гунаш, проявив неожиданное упорство, уговорил отца отправить его для продолжения учебы в райцентр. Там, на собеседовании со школьным директором, выяснилось, что преподавание в десятилетке ведется на впервые услышанном Гунашом русском языке. Для полноценного овладения незнакомой речью директор поставил условие: вернуться в первый класс и повторить программу начальной школы. Гунаш согласился.
До призыва в армию он успел окончить семь классов. После срочной службы вопреки желанию родителей Гунаш обосновался в Ростове, устроился на завод в качестве разнорабочего и продолжил учебу в школе заводской молодежи. Получив аттестат, поступил на вечернее отделение юрфака, с которого впоследствии перевелся на наш курс. Учился старательно, но с напряжением. Отличался благоговейным отношением к печатному научному слову.
В конце второго курса одновременно с ним мы писали курсовые работы о причинах преступности под руководством В. Г. Беляева (о нем далее). Плоды трудов Гунаша, представленные на суд научного руководителя, поначалу вызвали у Валерия Григорьевича возмущение. По содержанию работа слово в слово повторяла главу рекомендованной для изучения монографии А. Б. Сахарова.
Правда, выслушав горячие пояснения Набиева, руководитель понял суть происшедшего. «Это же в книге написано! – откровенно недоумевал Гунаш. – Что я могу добавить? Кто я такой? Все равно лучше Сахарова не напишу!».
На поверхностный взгляд, в его словах можно было усмотреть скрытую насмешку над сутью задания. Однако, обстановку проясняли искренние интонации горца. Задав уточняющие вопросы, В. Г. сумел разглядеть за отрывочными объяснениями «плагиатора» гипнотизирующее воздействие на него печатного текста и парализующий эффект излишней самокритики. После дополнительных консультаций с научным руководителем, Гунаш все-таки преодолел
