Эзотерики сразу приуныли и поплелись отдыхать в ленинский уголок, который нам выделил председатель колхоза в общественной столовой.
После работы я открыл тетрадь с записями. Для настройки на Луч Школы я стал изучать алхимические комментарии Джи к известной сказке Шарля Перро "Кот в сапогах". Джи написал их, путешествуя по Дальнему Востоку, на открытках, которые отсылал одной преданной ученице.
"7 октября 1979 г . Бухта Находка.
Было у мельника три сына, и оставил он им, умирая, всего только мельницу, осла и кота. Братья поделили между собой отцовское добро без нотариуса и судьи, которые бы живо проглотили все их небогатое наследство. Старшему досталась мельница (инстинктивно-двигательный центр). Среднему – осел (эмоциональный центр). Ну, а уж младшему пришлось взять себе кота (медитативный, мыслящий центр).
Комментарий: Младший Брат, который "вовсе был Дурак", получает в наследство Кота, а ведь Кот, по египетским представлениям, – это солнечное Божество, принцип Солнечного Арканологического творчества.
Бедняга долго не мог утешиться, получив такую жалкую долю наследства. "Братья, – говорил он, – могут честно заработать себе на хлеб, если только будут держаться вместе. А что станется со мною, после того как я съем своего кота и сделаю из его шкурки муфту? Прямо хоть с голоду помирай!" Кот слышал эти слова, но и виду не подал, а сказал спокойно и рассудительно: "Не печальтесь, хозяин. Дайте-ка мне мешок, да закажите пару сапог, чтобы легче было бродить по кустарникам, и вы сами увидите, что вас не так уж и обделили, как это вам сейчас кажется".
Хозяин кота и сам не знал, верить этому или нет, но кто его знает – а вдруг и в самом деле он чем-нибудь поможет в беде.
Комментарий: Мельник – это первые семь лет человека, когда он формирует свой физический план, физическое тело. Когда молочные зубы сменяются коренными, рождается Старший Сын (вторые семь лет человека). Затем, где-то в районе четырнадцати лет, рождается Средний Сын – астральное тело, тело эмоций, страстей, сексуальное созревание. Где-то в районе двадцати одного года рождается Младший Сын, представитель развивающегося сознания, то есть ментальное тело, или человеческое "Я" (Эфир, эфирное тело).
9 октября 1979 г .
Приморский край. Бухта Находка.
Итак, продолжаю комментировать алхимический сюжет "Кота в Сапогах". Мельник (1-7 лет), Старший Брат (7-14 лет), Средний Брат (14-21 год), Младший Брат (21-28 лет). После двадцати восьми лет в человеческой жизни наступает перелом, как бы некая Герметическая Смерть, несущая в себе возможность возрождения. Если человеческая монада, сформировавшая в себе эфирное, астральное и ментальное тела, способна к дальнейшему развитию, то наступает алхимический период под названием "Кот в Сапогах". (Если монада не способна к развитию, она в дальнейшей жизни лишь прокручивает автоматически, шаблонно, достижения своих первых двадцати восьми лет).
Перелом несет в себе прекращение прежней Поддержки, зарю Новой Жизни, Нового, совершенно иного, Герметического Творчества – жить надо уже под руководством Солнца, Света, то есть под руководством Кота в Сапогах. Сапоги – это вступление на Путь. До этого Кот был без сапог. Наступает иной период: Кот в Сапогах, то есть медитативный, мыслящий Центр, начинает осваивать свои прежние семилетия. А именно – семь лет уходит на работу по приведению в порядок своего астрала, своих чувств, эмоций, "дедов", которых контролировать труднее, чем мысли, ибо они более завораживающие, более скоростные, капризные, неуловимые (35+7=42).
Следующие семь лет уходят на работу по приведению в порядок своего эфира, то есть всего своего подсознания, всех его Привычек и Комплексов (42+7=49).
Следующие семь лет уходят на работу по преобразованию своего физического тела, раскрытию эроса и его трансформации – до восприятия высшей Анимы… "
Условия работы оказались довольно тяжелыми, и посему наша бригада, состоящая из ленивцев и лоботрясов, через три дня разбежалась. Остались только мы с Петровичем – самые стойкие и надежные.
– Ничего, – ободрял Вячеслав, делая эскизы на стенах, – чем меньше народу, тем больше денег вам достанется.
Он приезжал утром на машине, учил нас, как класть мозаику, а вечером уезжал домой. Иногда он брал нас проветриться в город. Мы закупали провизию и вино и ехали к Нике. В ее небольшом эзотерическом салоне откуда-то появились красивые студентки, которые умно рассуждали о Гурджиеве и Четвертом Пути. Они курили длинные сигареты и задумчиво пускали дым в потолок. Время летело быстро и незаметно.
– Вот теперь Джи было бы на что посмотреть, – говорил я Петровичу.
День в "Червоном промине" начинался так. Будильник звонил в семь утра. Я, как ответственный бригадир, поднимал заспанного Петровича.
– Ты чего – в такую рань вставать? Мы здесь одни, могли бы и оттянуться.
– На том свете оттянешься, – отвечал я, заваривая чай.
После легкого завтрака Петрович, в джинсах, перемазанных известкой и краской, хватал тяжелую тачку, грузил в нее инструменты и молча толкал ее на остановку. Я шел позади, насвистывая "Вот мчится тройка удалая", стараясь при этом не забывать о Просветлении. День проходил в трудах и заботах, а поздно вечером мы в таком же порядке возвращались в ленинский уголок.
Невдалеке от нас стояла старая кузница.
– Ты знаешь, Петрович, – сказал я как-то раз, – Джи говорил, что тот, кто хочет стать настоящим рыцарем, должен иметь собственный меч. А еще – если он хочет найти его в своих сновидениях, то меч надо выковать собственными руками.
– Ну и что? – непонимающе спросил Петрович.
– А то, что не зря у нас кузница рядом. Я сейчас же иду договариваться с кузнецом.
– Я тоже пойду с тобою, – вскочил Петрович.
– Нам надо выковать тринадцать мечей, чтобы выстоять перед тринадцатым Арканом смерти.
– А что, нам угрожает опасность?
– Пока нет, но кто предупрежден, тот вооружен. Ибо события вначале случаются на тонком плане, в сновидениях, а затем переходят в жизнь. И тот, кто выиграет битву в сновидении, тот выиграет ее и на земле, – так говорил Джи.
Петрович взял две бутылки чачи, и мы отправились на дело. Через десять минут я стоял перед деревянной дверью ветхого здания, а внутри раздавался лязг железа и удары молота. Войдя, я увидел старого полуобнаженного кузнеца, который тяжелым молотом ковал дымящееся железо на огромной наковальне. Он приостановился, вытер со лба пот и спросил:
– Ну, чего пожаловали, бродяги?
Я поставил перед ним две бутылки чачи и сказал:
– Не позволите ли вы нам выковать в кузнице мастерки для работы на остановке?
Кузнец погладил бутылки, откупорил пробку и отпил глоток.
– Да за такую горилку вся кузница – ваша! Можете работать по ночам, вас никто не тронет.
Мы ударили по рукам и разошлись. В эту же ночь, принеся с машинной свалки тринадцать крепких рессор, мы принялись за дело. Через семь ночей мечи были готовы. Глубокой ночью мы пошли на кладбище колхозных машин испробовать их на крепость. Вытащив мечи, мы разрубили на части старую полуторку, стоящую одиноко в поле. Мы чувствовали невероятный подъем и счастье: наша мечта воплотилась в жизнь.
– Надо бы найти подходящий тайник, – сказал я, любуясь мечами, слабо поблескивающими в бледных отсветах луны.
За селом, над речным обрывом, чернели входы в заброшенные каменоломни. В прошлом веке здесь добывали белый камень, а теперь даже местные пацаны не проявляли к ним интереса. Мы запаслись фонариками и двухсотметровым мотком лески, аккуратно завернули стальные мечи в два мешка и спрятали так, что никто, кроме нас, не должен был их найти.
На следующий день, когда солнце спускалось за степь, приехал Вячеслав.
– Ну и страшные же рожи у вас образовались, – сказал он вместо приветствия, – совсем забурели вы здесь. Поехали в город оттягиваться – можете отдохнуть от мозаики.
– Ты вовремя приехал, – сказал я. – В этом пустынном месте мы одичали, как степные сайгаки.
– А как же твое Просветление? – поинтересовался Художник.
– Хотя времени маловато, – отвечал я, – но все же часок для медитации мне удается найти. Иначе я сразу забываю о своей цели и для чего тут работаю.
– Ну а теперь – по машинам, – оборвал он, и мы, ловко побросав вещи, забрались в автомобиль.
Через час мы подъезжали к дому Художника. На пороге у двери сидел один из тех, кто сбежал в первую же неделю. Он, держа руки в карманах, подошел к машине и нагловато заявил:
– Я приехал сказать тебе, что больше никогда не буду у тебя работать, потому что я изучил всего доктора Штейнера и могу быть полезным человечеству как наставник или учитель. А ваш образ жизни не для меня, и, в порядке компенсации за моральный ущерб, прошу вас найти мне привлекательную даму, с глубокими духовными интересами.
