– Кто это тебе, Рикки, пробил череп? – удивленно спросил Джон.
– Это приезжала из Запорожья моя первая жена Софья. Устроила тут погром и заехала утюгом по голове.
– А я, как честная дура, стала защищать его, – всхлипнула жена, – но он, подонок, подбил мне глаз.
– Чтобы не вмешивалась, – наставительно пояснил Рикки.
– Может, мы не вовремя пожаловали? – поинтересовался Джи.
– Да нет – как раз вовремя, чтобы посмотреть на поведение своего приятеля. Садитесь, я налью вам чаю, – миролюбиво добавила жена.
– А я вот научился все меньше и меньше доставаться внешним миром, – сказал Джон. – Поскольку я учусь актерскому мастерству, то при общении стараюсь точно передавать свое внутреннее настроение через интонацию и жесты, без всякого отождествления. Но на самом деле я изучаю искусство сталкинга, или игры в жизни.
– Что это значит? – спросил Рикки.
– Это значит, что я не просто несусь по жизни, управляемый инстинктами, а уже играю шахматную партию и представляю, хотя бы примерно, что последует за тем или иным ходом.
– А я предпочитаю изучать Штейнера, – гордо заявил Рикки.
– А я жду, пока нечто внутри тебя проговорит все свои программы и замолкнет, – ответил Джон. – Тогда, может быть, удастся услышать голос твоей сущности.
– Долго же тебе придется ждать, – вставила жена.
– А вот что мне делать? – спросил Рикки, держась за больную голову, – во мне постоянно сидит эротическое желание, и я ни о чем другом не могу подумать, только о женщинах. И ничего мне не помогает.
– А ты, любезный, займись любовью в своем воображении с какой-нибудь красоткой, – предложил Джон, – и тебя отпустит.
– Да я уже все перепробовал, – отвечал Рикки. – Вчера, в трамвае, я увидел симпатичную девчонку, и тут же в воображении сделал все, что хотел, и почувствовал, что вся моя тяжелая энергия ушла в нее. А она порозовела, обрадовалась, стоит-упы-бается, не зная чему. Но когда я приехал в гости к Нике и попробовал сделать то же самое, она презрительно произнесла:
"Есть такие наглые ребята, которые норовят раздеть женщину глазами. А есть и такие, которые внутрь пытаются забраться".
Я сделал вид, что не понимаю, о чем это она.
– Надо же, как Ника все отслеживает! – удивился Джон.
– Недаром она проходит у меня обучение, – улыбнулся я.
– Мне нравится ваша Школа, – произнес Рикки, – но только в ней не хватает искреннего общения, везде один только стал-кинг.
– Поскольку ты боишься его осваивать, – добавил Джон, – на Празднике города ты и лишился двух зубов.
– Ну, хватит вам ссориться, – примирительно произнес Джи.
– Тогда я вам расскажу суфийскую историю, – улыбнулся Джон. – Один из братьев моей бабушки был по натуре настоящий Иудушка Головлев и все время строил козни своей родне. Бабушка поссорилась с ним и не разговаривала пятьдесят лет, пока его не хватил паралич, и он уже стал умирать. Он оставил после себя пятнадцать сберкнижек по десять тысяч рублей на каждой и дюжину авторских свидетельств на изобретения по акустике театров, а также золото и серебро. Но родственники передрались из-за этих книжек.
– А что же тут эзотерического? – удивился Рикки.
– Ну, раз ты не догоняешь, то послушай другую суфийскую притчу. Первая моя жена была балерина, на пять лет старше меня. Она меня била по ночам, когда я засыпал. Но я ушел только после того, как она ударила меня по лбу сабо и я потерял сознание от сотрясения мозга.
Был у меня один ученик, с мускулатурой культуриста и почти без шеи. Он носил все мои старые башмаки и брюки. У меня была когда-то любовница, которая шила мне костюмы. Этот ученичок нашел ее и сделался ее любовником, и она шила такие же, как у меня, костюмы уже ему. А потом он нашел мою первую жену, балерину, и женился на ней. И с тех пор стал я его встречать на улице с пробитой головой.
– Ничего не понимаю, – разозлился Рикки.
– Это, брат, тебе не хухры-мухры, – свысока улыбнулся Джон, – это настоящий Коан.
– Так и что? – не унимался Рикки.
– А то, что над Коаном – год надо думать, а потом внезапно просветлеешь.
– А как мой друг Василий? – поинтересовался Рикки, поправляя повязку на голове.
– Хотел я его взять на Корабль Ванькой Жуковым, но не получилось, – сказал я.
– Да это просто дурачок, – расхохотался Джон, – который на Шивананде помешался, а о реальности ничего не знает.
– Ты и сам-то, Джон, не пришей… рукав, – разозлился Рикки, – только и можешь, что про театр свой гундеть!
– Учитесь, господа, быть рыцарями-госпитальерами, – сказал вдруг Джи. – Нужно поддерживать и защищать все человеческие души, идущие к Господу.
Рикки достал бутылочку первача.
– С этого и надо было начинать! – молвил до сих пор молчавший Кукуша.
Джон внимательно посмотрел на Рикки и сказал:
– В городе ты еще смотришься, но по-настоящему ученик раскрывается только в путешествии. Надо тебя, Рикки, еще обстоятельно проверить на вшивость.
– Хочешь ли ты, братушка, – сказал Джи, – чтобы завтрашний день был не таким, как вчера или год назад?
– Еще бы, – оскалился Рикки, – да кто ж меня спрашивает?
– Мы, господа, – задумчиво сказал Джи, – каждый день рождаемся утром и каждый день умираем вечером. Это великая мистерия, но немногим дано ее осознать.
Приглашаю вас, брат Касьян и брат Мангуст, поехать вместе с джаз-банд к морю – в город Азов.
– Я согласен! – радостно произнес Рикки. – Жена, ты слышишь? Завтра я уезжаю.
– Да хоть навсегда, – усмехнулась она, прикрывая синяк ладонью, – а то ведь привык глядеть на мир из-под моей юбки.
– После встречи с Кораблем я стал видеть осознанные сны, – сказал Рикки. – А сегодня в сновидении встретил Васину жену Она меня обнимает по-дружески и говорит: "Ну, давай, дорогой, общаться". А я остолбенел и стою. Тут она берет мои руки, и кладет себе на грудь, и требовательно просит: "Давай общаться по-настоящему". А затем ведет меня в другую комнату – а там стоит громадная кровать под белым балдахином, а мои руки все сильнее и сильнее подрагивают на ее груди. Подводит меня к кровати и, глядя в глаза, говорит: "Вот здесь и может быть настоящее общение, вот это я понимаю…"
– Сколько мужика не корми, а он все равно в лес смотрит, – разозлилась жена.
На следующий день, собрав аппаратуру и отвезя ее на вокзал, мы с Рикки купили билеты и вместе с музыкантами сели в вагон. Город Дураков быстро остался позади, и я снова ощутил ветер свободы. Молчаливый Кукуша вдруг исчез, а появился только после того, как проводник проверил билеты. На все наши вопросы он отвечал загадочной улыбкой.
Огромное солнце за окном опускалось в степную пыль, стало уже смеркаться, и Рикки спросил меня:
– А почему вы все время ездите? Ведь это только осложняет связь с высшим планом.
– Главное, – ответил ему Джи, – это уметь оторваться от того места, в котором живешь. Каждый город или поселение переваривает нас в своем чреве, и только в новой обстановке можно получить свежий импульс. Город, в котором мы обитаем, быстро успевает навязать нам свои штампы и маразматические идеалы. Мистический губернатор города всегда связан с дядей Де-мой, то есть Демиургом, который не заинтересован ни в чьем духовном росте.
– Ни фига себе, – восхищенно ответил Рикки и стал устраиваться на ночь.
Шеу взгромоздился на верхнюю полку, Джи занял вторую и сказал, бросив взгляд на нас:
– Куда бы нам положить Кукушу? С Касьяном ему будет тесновато, а вот Рикки как раз сухонький, и они с тощим Кукушей прекрасно уместятся вдвоем.
Рикки слегка позеленел:
– Я вообще-то беспокойно сплю и могу скинуть его с постели.
– Не скинешь, – весело ответил Кукуша, – полка широкая, с запасом.
Они улеглись, и я еще долго слышал сдержанное кряхтение Рикки, словно ему так и не дали крепко выругаться.
Утром, кода мы, с трудом просыпаясь, вышли на перрон,
Джи бодро сказал:
– Ну, господа, немного галерных работ для зарядки – и пойдем осваивать местность…
– И ящики таскать, и место свое с каким-то сопляком делить, а за это еще свои кровные денежки платить? – вдруг злобно буркнул Рикки. – Ну нет, не на такого напали… – и мгновенно исчез в толпе.
Джи посмотрел на меня:
– Вот и последний кандидат дал стрекача, как заяц. Все они – бумажные солдатики, и сгорают мгновенно даже от легкой температуры.
Мы расставили колонки на сцене Дворца культуры и устроились под сенью большого фикуса в холле.
– Какие у тебя планы? – спросил Джи. – Будешь дальше обогревать Космос, набирая своих недовылупившихся адептов?
– Не понимаю, почему вы так скептически настроены? – обиделся я.
– Я хочу предложить тебе поехать со мной дальше, – сказал Джи, – проплавляться и наращивать свое бытие.
