— Привет! — сказал и я. Но не допустил на лицо ни малейшего удивления. У мужчины лицо всегда должно быть непроницаемым.
— Ты чего натворил? — спросил он. — Менты всех опрашивают, куда ты подевался.
— Да ничего я не натворил.
Тут я вспомнил, что скверная тетка с розовыми волосами тоже что-то мне толковала про ментов.
Менты, менты... Что же это такое? Кто же это такие? Слово вроде бы ничего, занятное слово...
— Если ты там где-то чего-то, — загадочно сказал мужчина, — так лучше добеги до них сам. Меня один допрашивал, Горчаков фамилия, такой рыжеватый. Вроде не дурак. Сказал — если ты появишься, чтоб первым делом его отыскал. Погоди — бумажку с телефоном дам.
Бумажка оказалась клочком газеты.
Менты... Вспомнил!
— Пусть этот Горчаков идет за своими яйцами! — сказал я так, как говорил Бродяга, когда посылал полицейских подальше. А смятую бумажку бросил старику под ноги.
— Ты, Валентин, совсем сдурел? — строго спросил он. Вот теперь кое-что стало ясно. И та тетка, и он приняли меня за другого человека.
— Какой я тебе Валентин? Я — Брич! А что? Мне свое имя скрывать не от кого.
— Ого! — сказал он. И ничего больше. Я повернулся и ушел.
Если в этом дворе меня с кем-то путают, это меняет планы. Значит, и Ксения может перепутать... Надо придумать, как этим совпадением воспользоваться, или хотя бы так все рассчитать, чтобы оно не помешало.
Вон Бродяге показалось однажды, что мужик в гостиничном коридоре похож на шерифа Джима Смолла. Любой другой бы рукой махнул — мало ли что мерещится на второй бутылке виски? А Бродяга пошел следом — и ведь это действительно оказался шериф. Плохо было то, что он обернулся, немедленно узнал Бродягу и поднял страшный шум...
На этом месте мои размышления прервал запах.
Пахло вкусно. Хоть и не мясом, но все равно вкусно. Рыбой!
Я поднял глаза и увидел вывеску. Она была написана какими-то старинными буквами, и я минут пять маялся, пока не сообразил, что надписи как-то соответствуют три серебряные рыбины на цепочках.
“Три карася” — вот что значилось на вывеске. И внизу была совсем официальная табличка со словами “Рыбный ресторан”. Ресторан... Караси... Карасевич?!
Я вошел.
Швейцар хотел было остановить меня, такой правильный швейцар, с золотыми пуговицами, но я его отодвинул.
— Ну, ты, родной! — сказал я ему. — Где хозяин?
— Какой тебе хозяин?
— Карасевич! Где он тут у вас?
Швейцар уставился на меня дикими глазами, и я понял, что он прямо сейчас, в моем присутствии, сошел с ума.
— Хозяина зови! — сказал я ему. — Скажи — по делу пришли.
И в глубине души усмехнулся: дело это было — получить от меня в ухо.
— Сейчас, — сказал швейцар, — а ты тут подожди. Я вошел в холл, а оттуда направился в зал. Там было пусто — время не то, чтобы солидные люди приходили посидеть. Лишь несколько столиков занято, где — пара толстых старух, где — какой-то лысый одиночка, а то еще бородатый один сидел в глубине у стойки и разговаривал с барменом. Швейцар подозвал официанта, что-то шепнул.
— Ты, родной! — сказал я, подходя. — Сказано же — чтоб хозяин был!
— Сейчас. Анатолий Ефимович! — позвал швейцар. Бородатый слез с высокого стула и неторопливо направился ко мне.
Тут я и задумался. Это вроде не был Карасевич. Карасевич — большой и бородатый, а этот — среднего роста, мне по ухо. И не толстый.
— Я за хозяина, — сказал этот Анатолий Ефимович.
— Мне сам нужен.
— Сказано — я за него. Ну? Глаза были очень неприятные.
— Сказано — нужен сам, — повторил я.
— Ага... Юра! — это он позвал швейцара, и тот мгновенно оказался рядом. — Юра, что будет, если кто-то из вас не выполнит мою просьбу или скажет мне кривое слово?
— Плохо будет, Анатолий Ефимович! — весело ответил швейцар. — Наш нам бошки пооткручивает!
— Ясно? — спросил бородатый. — Юра, ты хороший парень, но будь жестче. Когда непонятно кто ломится в двери, не бойся дать ему в рыло. Один раз, но от души. Второго не понадобится. Лучше пусть мы будем вытаскивать тебя из ментовки, это не такое дорогое удовольствие по сравнению с разгромом, который может устроить какое-нибудь похмельное рыло.
Тут бы хорошо было впасть в ярость и сделать то, на что бородатый намекал — разгромить в мелкие дребезги этот траханный ресторан “Три карася”! Но бешенство не наступало. Бородатый нехорошо смотрел; и я понимал, что это — боец. Он же видел меня, он же не мог не видеть, что я круче всей местной шушеры! И спокойно так нарывался на драку. Или не нарывался? Или он уже столько в жизни дрался, что я для него просто не существовал?
Нужно было немедленно впасть в ярость!
— Ну, ты, родной! — крикнул я ему. И занес кулак так, как собирался занести, чтобы въехать в ухо Карасевичу.
Куда он девался из-под кулака — было непонятно. Зато что-то ткнуло меня между лопаток, несильно, зато в какую-то интересную точку, и я полетел на пол.
Нет!
Поскользнулся.
Я — Брич, и я поскользнулся.
Так.
— Походи к Сашке Барсуку на айкидо, Юра, — сказал бородатый. — Видишь — аккуратно и без суеты. Это даже восьмидесятилетняя бабушка с ним бы проделала.
Бабушка? Со мной?
Я вскочил и развернулся.
— Мало, значит, было, — заметил бородатый. — Юра, поди, позови охрану. А то я, кажется, работаю, а они зарплату получают.
Он видел, что я готовлюсь к настоящему броску, видел — и с места не сдвинулся. А я уже был в бешенстве, я уже летел к нему!..
И вдруг ослеп.
Резь в глазах была страшная.
— Что это с ним? — я услышал шаги и голос подбегавшего Юры. И другие шаги — человека три в крепкой, настоящей мужской обуви неслись сюда издалека.
— Полный порядок, — отвечал голос бородатого. — Красный перец. Унимать похмельное рыло в ресторане, где на каждом столике стоят пряности, — одно удовольствие. Ребята, ребята — сейчас, пожалуйста, без мордобоя! Выведите только на улицу — и аккуратно коленкой под зад. Учить вас еще и учить...
Они не только вывел меня на улицу — они еще провели до переулка. Я держался обеими руками за лицо, жал на глаза, как будто от этого сделалось бы легче, и понимал, что нужно немедленно их чем-то промыть.
Парни по обе стороны меня обсуждали происшествие.
— Говорят, он в Анголе воевал.
— Был там военным переводчиком вроде.
— Да нет, воевал! И потом инструктором в спецназе...
— А откуда он, по-твоему, испанский знает?
Мог ли я совершить ошибку и не признать в этом бородатом настоящего мужика? Нет, не мог. Значит, про Анголу и спецназ — брехня.
Сейчас главное — промыть глаза. Выступили слезы... Слезы, конечно, промывают. Но реветь в три ручья при всем честном народе?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
