«я внимательно изучил расположение 1029 планет, которые потом и нарисовал, чтобы вы могли их, с божьей помощью, увидеть в этой книге».
Читателя приглашают на Восток, это подчеркивается не только текстом, но и великолепным костюмом Георгия: под его короной можно видеть тюрбан. Это вполне согласуется, во-первых, со всеобщим убеждением, что наука о звездах происходит из Вавилона-Багдада, во-вторых, с почтением и восхищением, которое испытывали к Востоку при дворе Фридриха II. Тюрбан на голове Георгия, воображаемое путешествие на Восток — вся эта мистификация апеллировала к чувству научной экзотики. В этой литературной мистификации Средневековье ничего не изобрело. Птолемей, чтобы прибавить весу «своей» планетной системе, противопоставленной для видимости системе египтян и халдеев, рассказывает, как он работал со старой трудно читаемой рукописью, содержавшей «естественное и органичное изложение» проблемы[512].
Далее следует краткое введение в суть произведения, по форме нам уже знакомое из «Книги об искусстве соколиной охоты». В нем перечисляются обстоятельства, повод, метод, способ изложения, польза, имя автора. Этот литературный этикет гарантировал научную серьезность уже в комментариях на Платона и Аристотеля в Александрии первых веков нашей эры. Автор жалуется на то, что «до сих пор не нашелся ни один исследователь, который дал бы ответ тем, кто отстаивает противоположные мнения, и дал бы аргументы согласным; ни один не описал это искусство во всей полноте. Наше же намерение в этом сочинении состоит в том, чтобы и ответить первым, и дать опору вторым, и с божьей помощью описать все это искусство».
Резонно сравнивать такой ход мысли с прологом Фридриха II. Однако его трактат написан четким выверенным языком. Пролог Фендула намного темнее, грамматические неправильности и сумбурность изложения доходят подчас до косноязычия и сознательной абракадабры. Георгий заявляет, что написал свою «Книгу об астрологии» на основе многих текстов, «большей частью из цветов Альбумазара», переведя его с персидского на латынь и «исправив на основании знаний индийцев». Не случайно поэтому на листе 41v, примерно в середине рукописи, мы встречаем еще один портрет — настоящего автора, который представлен восседающим на троне с раскрытой книгой, подобно ветхозаветному пророку (илл. 14). На книге написано: Albumasar philosophus.
Вся книга Георгия Фендула представляет собой не что иное, как сильно сокращенное изложение хорошо известного тогда «Большого введения в астрономию» багдадского астронома Абу Ма‛шара аль-Балхи (787–886). Этот уроженец Хорасана был представителем третьего поколения багдадской интеллектуальной элиты, большей частью персидского происхождения. Он начал свою ученую карьеру при аль-Мамуне как специалист по хадисам, высказываниям Мухаммеда и его сподвижников. В Багдаде он стал виднейшим адептом идеи, что все мировые системы знания являются результатом одного откровения, и лишь авторитет великого астролога спас его от обвинения в ереси. «Большое введение в астрологию», написанное в 849–850 годах, не относится к великим достижениям арабской астрономии, но получило самое широкое распространение и на Востоке, и на Западе, где с ним сравнялось по количеству рукописей только «Введение» Аль-Кабизи (Алькабиций).
Кое-что из Альбумазара начал переводить в начале XII века Аделард Батский, создав ему славу астролога, что подготовило почву для рецепции «Большого введения», переведенного почти одновременно двумя крупными учеными: Иоанном Севильским в 1133 году (Liber introductorius maior) и Германом Каринтийским (Introductorium maius in astronomiam) в 1140 году[513]. Характерно, что среди всей астрономической / астрологической литературы, которую переводил Иоанн Севильский (Мессалах, Захль ибн-Биср, аль-Кабизи), только «Большое введение» касается теоретических вопросов мироздания, все остальные имели более практическое значение. Появление «Большого введения» сыграло важную роль в первом знакомстве европейцев с аристотелевской натурфилософией, несмотря на то что Альбумазар использовал Стагирита в завуалированной форме, часто не напрямую[514].
Компендий Георгия Фендула является кратким изложением популярного учебника, с историей ученых странствий на закуску. Упоминание персидского языка и «индийского знания», indica industria, придавало георгиевскому компендию еще больший авторитет. Фибоначчи в автобиографических заметках также пишет о своем восхищении перед девятью индийскими цифрами и о том, как он в поисках знаний изъездил весь восточный мир. Присоединяясь ко всеобщему преклонению перед восточной наукой, открытой в XII веке, Фендул и сам претендует на роль первооткрывателя.
Обратим внимание на то, в чем автор не ссылается на авторитет дамасских мудрецов: «Я внимательно изучил расположение 1029 планет, которые потом и нарисовал, чтобы вы могли их, с божьей помощью, увидеть в этой книге». В этом следует видеть настоящую оригинальность произведения, ради которой была придумана вся пестрая история о бессонных ночах, проведенных в созерцании звезд. Автор избрал из пространного сочинения Альбумазара те пассажи, в которых описываются созвездия и планеты с их астрологическими характеристиками. Он задумал создание именно упрощенного «иллюстрированного Альбумазара», дав наглядное представление о том, как небесные тела влияют на земную жизнь. Миниатюрам при этом выделялась ведущая роль по сравнению с текстом, сведенным к краткому комментарию. Альбумазар примерно половину своего сочинения (книги I–IV) посвятил натурфилософскому обоснованию астрологии, в чем опирался на Аристотеля, Гермеса Трисмегиста (например, «О тридцати шести деканах») и, возможно, на «Четверокнижие» Птолемея. Вторая часть — более практическая с астрологической точки зрения, именно из нее Георгий Фендул черпает материал для иллюстрирования.
Мы не можем говорить, что миниатюры созданы тем же человеком, что и текст. Ясно, что миниатюрист был настоящим художником, хорошо знакомым с искусством Центральной и Южной Италии своего времени. Скорее всего, он работал вместе с астрологом, подобно тому, как миниатюристы следовали устным или письменным указаниям ученых[515]. Ниже мы увидим, насколько успешным было это сотрудничество и с какими трудностями оно сталкивалось.
Выдержки, сделанные Фендулом, представляют собой описания астрологических свойств небесных тел, разделенные на две части: знаки зодиака с их деканами (fol. 5v–35r) и планеты (42r–69v). Им предпосылается натурфилософское введение (fol. 2r–5r), взятое из 1–4 глав второй книги «Большого введения». В нем на основании учения о четырех качествах (теплое — холодное — сухое — влажное) и их соотношении с четырьмя элементами (вода — земля — воздух — огонь) дается краткое описание устройства космоса. У Фендула это учение является связующим звеном между натурфилософией и астрологией, что видно из главы «Об элементах и о 12 знаках» (fol. 4r: De quatuor elementis et de XII signis). Через причастность элементов и качеств созвездиям неразрывная связь неба и земли становится очевидной, хотя Аристотель упоминается лишь в завуалированной форме: «как мы читаем в философии»[516].
Каждый знак зодиака имеет в книге свое астрологическое описание, позаимствованное из 1 главы VI книги «Большого введения»[517]. Даются сведения о его облике и «элементарных» свойствах. Далее описываются соответствующий знаку сегмент
