– Нет переломов, – покачал головой Айболит. – Я сам врач.
– Ладно, спорить не буду. У вас шесть часов до самолета. Но в аэропорт нужно приехать за два часа. На дорогу час. Значит, на отдых всего три часа. Из них час на маскировку синяков. Поэтому через два часа вернусь с племянницей. А вы пока постарайтесь отдохнуть и поесть.
– У вас хороший русский, – похвалила его Маша.
– Учился в Москве, в меде, – улыбнулся он. – Там и женился. Жену привез сюда. У нас трое детей и все говорят по-русски так же хорошо, как и по-арабски.
Абдалла вышел из номера.
– Давай сначала ты, Машенька. – Айболит растянулся на кровати.
– Не оставляй меня одну, Ваня, – устало попросила она. – Пойдем мыться вместе.
Маша
Никогда в жизни так не радовалась горячей ванне. Густая пена обволокла синяки, успокаивая боль. Вибрация джакузи расслабила напряженные мышцы, принеся долгожданное облегчение. Ваня разделся и сел с другой стороны ванны. Он взял с бортика пушистую мочалку. Я протянула руку, отобрала мочалку и начала медленно намыливать его.
Он вздрагивал при каждом прикосновении. У меня сердце сжалось от жалости.
– Очень больно, Ванечка?
– Совсем нет. Я ж мужик. Меня шрамы украшают, – бодро соврал он, посмотрел на меня и улыбнулся.
– За меня никто и никогда так не сражался, – я провела мочалкой по его шее, на которой багровели кровоподтеки, и поцеловала их.
– Потому что они не понимают, что за таких, как ты, нужно рушить миры, – он взял мою руку и поцеловал пальцы.
Нежно и осторожно провел по моим разбитым губам. Я невольно поморщилась.
– Извини! – прошептал он и поцеловал краешек моего рта.
– Ничего, тебе больше досталось, – я провела мочалкой по его груди и позволила руке медленно скользнуть вниз, под мыльную пену.
Он вздохнул и осторожно перехватил мою руку.
– Это я еще сдерживался. Боялся показать им свое боевое искусство. Иначе нас бы не выпустили из Израиля.
Что? О чем он?
– Не поняла, Ваня, прости!
Он вскинул руки и вполголоса воскликнул:
– Кийаяя!
Вытянул ногу верх, скорчил зверскую физиономию и выдохнул:
– Йа-а! У! А! О! Кийяаа! – он вытянул губы трубочкой, изображая Брюса Ли или Джекки Чана, и рубанул воздух ребром ладони.
– Вот балда! – я расхохоталась.
Все напряжение последних дней и часов, вся та пружина, которая сжалась до максимума, вдруг развернулась и взорвалась хохотом. Я не могла остановиться и плюхнулась на спину, взметнув вверх клочки пены. А Ваня все изображал ожесточенный бой с невидимым противником, корча страшные рожи.
– Напрасно ты сейчас смеешься! – с обидой сказал он. – Если бы они увидели, насколько я хорош, то меня бы не выпустили из Израиля. – Такие спецы по боевым искусствам всем нужны. А маленькой и вечно воюющей стране особенно.
– Перестань, сейчас умру! – я закрыла рукой глаза.
– Да что там их Бонд! – не унимался Айболит. – Он рядом со мной просто пионэр в коротких штанишках.
Он так и сказал: пионэр.
– Разрешите представиться: агент ноль-ноль-раз Иван Соломонович Бондштейн!
– Иван Соломонович, – просипела я, уходя под воду.
– А шо такое, девушка? Шо вам таки не нравится? Урданту можно, а мне нет?
– При чем здесь Урдант?
– Как это при чем, Машенька? Я на вас немножко удивляюсь! Иван… дальше Урдант… и физиономия, как у главного раввина Израиля. Когда всё это вместе выходит на сцену, так его еврейская родня переворачивается в гробу, а на православных церквях сам по себе звонит колокол, потому что бог тоже угорает. У него таки есть чувство юмора!
– Ой! – простонала я, задыхаясь от смеха.
Айболит вдруг резко вскочил, упал на меня сверху в воде и поцеловал в губы.
– Какая ты красивая, когда смеешься! – он убрал с моего лба мокрые волосы. – Готов быть клоуном в московском цирке и каждый день выходить на арену, лишь бы ты смеялась!
Я замерла. Мне хотелось продолжения. И я дала ему понять, что готова. Но он еще раз припал к моим губам, встал, вышел из джакузи, взял пушистое белое полотенце. Осторожно поднял меня на руки и завернул в полотенце.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Нам нужно поспать, – шепнул он. – Остается только один пункт плана. Самый главный.
Я вдруг поняла, что в эту финальную часть плана меня так никто и не посвятил.
– Специально ничего тебе не говорил, – Айболит словно прочитал мои мысли. – Мы поговорим об этом позже. Когда благополучно доедем до цели. А пока нам нужно поспать перед самолётом.
– Куда мы летим, Ваня? В Москву?
– Пока нет, милая. Еще один шаг, а дальше – Москва. Если всё… прости… когда всё получится.
Айболит
Он отнес Машу в кровать. Она прижалась к нему избитым, зябко дрожащим телом. Чудо, что этот подонок ей ребра не сломал. На них расползлась гигантская гематома.
Айболит сжал зубы. Он бы сейчас многое отдал за то, чтобы оказаться рядом с Амиром. Не бить его, нет, этого не хватит, а убить. Страшное ощущение. Но он его уже переживал, когда погибла Диана. Тогда он тоже думал только об одном: своими руками растерзать тварь, которая ее убила.
Айболит волновался насчет последнего пункта плана по спасению Маши. Как она его воспримет? Цель, конечно, благородная. Но вот средство…
Ведь она бежит от невозможности выбора. А он, Айболит, снова решает за нее. Марк не сомневался в правильности их поступка, когда они до утра сидели в его доме в Иерусалиме. Он объяснял Айболиту, что финал их авантюры – это прокатанная схема и по-другому никак. И что Маше нечего бояться, что Амир ее вернет.
Но Айболит все равно чувствовал себя агрессором и диктатором. Кто сказал, что мужики втайне обожают это чувство? Бред! Айболит не выносил, когда женщину ставили перед фактом. Он всегда был на стороне женщин. Приятели постоянно издевались над ним еще в институте, называя хроническим подкаблучником. Ему объясняли, что у женщин такая доля: во всем зависеть от мужиков. Айболит видел многочисленные мемы в интернете о сильных и независимых женщинах, которые в рваной одежде мешками скупали кошачий корм по акции. Эти мемы создавали мужики, чтобы оправдать свое предназначение править миром. Быть доминирующей стороной во всем. В каждой минуте и секунде жизни.
Айболиту было наплевать на насмешки. Он твердо стоял на своем: у каждой женщины должен быть выбор, всегда и во всем, несмотря на войны, реформы, бедность, дурное окружение, политические катаклизмы, кучи опилок, которыми набиты головы властных самцов и прочие апокалипсисы.
Айболит лег рядом с Машей, которая заснула, едва коснувшись головой подушки. Обнял ее и задремал.
В дверь осторожно постучали. Айболит встал и приоткрыл ее. В коридоре стоял Абдалла и девушка лет двадцати пяти.
– Это вам, – Абдалла протянул Айболиту два бумажных пакета и картонный поднос с кофе из "Старбакса". – Там сильные обезболивающие и еда, – он зашёл в номер и закрыл дверь. – Вам нужно поесть, выпить кофе и принять лекарства. Иначе как раз к самолету загнетесь от болей.
Айболит разбудил Машу. Они наскоро перекусили шаурмой и салатом.
– Так, кофе будете пить потом, в процессе, – девушка уперла руки в бока, внимательно их рассматривая. – Меня зовут Ясмина, – сказал она по-английски. – Я – племянница оптимиста Абдаллы, который думает, что за час можно нарисовать вам нормальные лица, – она закатила глаза. – Да там одного тоника с консилером по пять слоев!
– Все так плохо? – спросила Маша.
– Да, но постараюсь придать вам приличный вид. Иначе весь аэропорт будет на вас пялиться. Начну с тебя, – она показала на Айболита. – С тобой работы больше. У Марьи лицо все же получше будет. А вот ты, красавчик, просто мечта кинопродюсера.
– Почему это? – не понял Абдалла.
– Потому что он может сниматься в фильмах ужасов без грима. Это же гигантская экономия! Грим – штука не дешевая.
Она приступила к работе, тщательно замазывая синяки и ссадины на лице Айболита. Через полчаса он не узнал себя в зеркале. С Машиным лицом Ясмина справилась быстрее. Но все равно заканчивала под нетерпеливые реплики брата.
