С лицом ничего сделать было нельзя. Макияж, который сделала сестра Абдаллы в Иордании, смылся в душе. Невозможно же не мыться! Кое-как я замаскировала тональным кремом синяк от пощечины Амира. Провела по губам светлой помадой. Другой цвет только бы подчеркнул синяки и ссадины на лице. Тон помады в тон синякам – это слишком смело для меня.
В дверь номера постучали. Я открыла. На пороге стоял Андрей. Увидев спящего Айболита, он решительно направился к нему.
– Иван, просыпайтесь. Нужно выходить.
Айболит вскочил. Сонно моргая, уставился на меня и застыл на кровати. Андрей, видя, что он спросонья забыл, где находится и что происходит, деликатно кашлянул.
– Да, сейчас. Я уже! – Айболит схватил дорожную сумку и метнулся в ванную комнату.
Ровно через пять минут вышел в белой рубашке и светлых широких брюках.
Мы пересекли маленький холл отеля и вышли к морю. На белом песке стояла маленькая, синяя свадебная арка, собранная из воздушных шариков. Небо полыхало алым закатом. Тихо шумело бирюзовое море. Возле арки нетерпеливо переминалась с ноги на ногу женщина лет тридцати. Она деловито просматривала какие-то бланки.
– Она из муниципалитета, – шепнул Андрей. – Подойдите к ней.
Айболит улыбнулся, взял меня за руку и подвел к арке.
Церемония была ультракороткой. Женщина увидела наши раскрашенные синяками физиономии, нервно сглотнула и спросила:
– Согласны ли вы быть мужем и женой?
– Да, – хором ответили мы.
– Тогда обменяйтесь кольцами.
Айболит достал из кармана две коробочки и одну из них протянул мне. Я в ответ протянула ему руку. Тоненькое колечко точно по размеру моего пальца засверкало в лучах заходящего солнца. Я в свою очередь одела кольцо на его палец.
– Это ваши свидетельства о браке. Подпишите здесь и здесь, – женщина дала нам те самые бланки, которые до этого держала в руках.
Сразу после этого она убежала.
– Поздравляю вас, ребята. А теперь ужин. К сожалению, у нас нет возможности сделать всё красиво и романтично. Обычно мы ведем молодожёнов на пешую экскурсию до мыса Афродиты, там, где она вышла из воды. Но кое-что нужно сделать прямо сейчас, – он взял пластиковый стул и поставил возле меня. – Сядьте, Марья.
Я послушно села. Он встал на колено, достал из кармана ручку и взял меня за ногу. Снял мою туфельку и протянул ручку.
– Напишите на подошве любые имена. Штук десять. Родных, знакомых, кого хотите. Это не так важно. Главное: чтобы мужских и женских имен было поровну
– Зачем? – не понял Айболит.
– Потом расскажу, – загадочно улыбнулся Андрей.
Родни? Даже вспоминать их не хочу! Я написала имена всех тех, кто помогал нам с Ваней в дороге. И первыми на подошве появились имена Марка, Далии и Амоса.
Андрей посадил нас в свою машину и через десять минут мы вышли возле греческой таверны на берегу моря. Столы стояли прямо возле лини прибоя. Звучала потрясающая греческая музыка, вся посвященная любви к жизни. Таверна была битком набита людьми. Радостные мужчины пели и танцевали. Ухоженные женщины с легким снисхождением кивали им.
Вот что сразу бросается в глаза на Кипре – это ухоженность местных женщин и их любовь к себе. Что такое женская ухоженность? Это не богатый муж и не дикое количество денег. Это самоуважение. В гордых взглядах киприоток оно выплёскивалось через край. Мужчины за ними не ухаживали, нет. Им милостиво позволяли быть рядом. И они с радостью соглашались служить женщинам. Почему у горских не так? Да и не у горских тоже? Почему эти мужчины научились уважать своих женщин? Почему они поняли, что красивая женщина – это, в первую очередь, свободная женщина? А не забитое бесправное существо, которому не позволяется одеваться, как хочется, выходить из дома без спросу, работать, учиться, самой строить свою жизнь. Чего так боятся мужчины в других религиях и культурах, что заставляют женщин быть домашним скотом?
- 24 -
Свадебный подарок
Официанты быстро заставили стол многочисленными плошками и тарелками.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Куда столько? – удивился Айболит.
– Это мезе, – Андрей взял блюдо с козьим сыром и разложил по тарелкам. – Или мезедеполион, как говорят в Греции. Много разных блюд небольшими порциями, чтобы вы всё попробовали. Советую морепродукты. Свежайшие и очень вкусные.
Мне есть как-то не хотелось. Но Андрей, как истинный киприот, мог уговорить даже мертвого. Следующий час мы с Айболитом жевали, глотали, грызли и запивали. Веселье в таверне достигло нужного градуса и все пошли танцевать, выстроившись в один большой круг. А посередине танцевал парень лет двадцати со стаканами на голове. Каждый раз, когда он поворачивался, я зажмуривалась, готовясь услышать звон. Но он не разбил ни одного.
Время пролетело незаметно. На очередном витке танца Андрей озабоченно взглянул на часы и шепнул:
– Вам пора в номер. Отдохните пару часов. А потом отвезу вас в аэропорт. А сейчас самое главное: Марья, снимите, пожалуйста, обувь.
Я скинула туфли. Андрей взял в руку одну светлую туфельку и осмотрел подошву, на которой я писала имена друзей. Всё стерлось. Остались только три имени: Фатьма – жена бедуинского шейха, Марк и Далия.
– А что мы делаем? – поинтересовался Айболит. – Это какой-то заговор на счастье?
– У вас будет трое детей: две дочки и сын, – улыбнулся Андрей. – Это старинная киприотская традиция: узнавать заранее пол и количество детей.
Он явно ожидал, что мы в этот момент начнем обниматься и целоваться, но мы с Ваней растерялись. Андрей непонимающе взглянул на нас. Он ведь не знал про нашу сложную ситуацию и запутанные отношения.
Этот инцидент с именами детей очень испортил настроение нам обоим. Словно напоминая, что вся эта свадьба, по сути, фальшивка. Шутить не хотелось. Разговаривать тоже. Вернувшись в номер, мы молча легли по разные стороны кровати.
Хотя… если нас тянет друг к другу, то почему фальшивка? Может, это как раз возможность здесь и сейчас стать парой? Я придвинулась к нему и обняла. Он не спал, но лежал неподвижно. Тогда я приподнялась, дотянулась до его губ и поцеловала их. Он обернулся. Какие у него глаза красивые! Серо-голубые.
– Милая, не время сейчас. Не хочу, чтобы это было вот так, – он встал, взял телефон и вышел из номера.
Я свернулась калачиком на кровати. Хотелось плакать и сладкого.
Айболит
Не уснуть. Это очевидно. Да кто бы смог, когда рядом горячо любимая и почти обнаженная, если не считать легкой рубашечки, женщина? Но взять ее сейчас, значит, воспользоваться растерянностью и усталостью. И чем тогда он лучше этого урода Амира?
Айболит спустился вниз, прошел через холл, вышел к морю и сел на тёплый песок. Зашел в "Телеграм", залогинился и просмотрел личные сообщения. Сверху в списке висело сообщение от Дарьи с приложенным к нему видеофайлом. Айболит открыл видео. На экране появилась Дарья. Она сидела на кровати, зябко кутаясь в белую шаль. Вздохнув, она посмотрела прямо в объектив камеры и тихо сказала:
– Я не беременная, Ваня. У меня "эти дни". Да, знаю, что иногда бывают "эти дни" и беременность. Нет, я проверила. Сделала анализ крови. И знаешь, это прозвучит бредово, но я очень рада. Представляю, что ты сейчас думаешь: психопатка, сама не знает, чего хочет. Раньше так и было. Меня на тебе заклинило, Ваня. Бывало, часами в церкви молилась, чтобы бог мне дал ребёнка именно от тебя. Помнишь, как я сказала, что если ты прилетел ко мне именно в залётные дни, то этого хочет бог? Так вот бог четко дал понять, чего он хочет. Я очень благодарна тебе, потому что если бы наш ребенок родился, то он был бы вечными укором нам обоим. А это ведь неправильно. Ребёнок – это радость. Он не может быть отпущением грехов. Ты был прав. Я должна жить своей жизнью, избавиться от прошлого и не вымаливать любовь. Прости, что пыталась коснуться твоей души. Что бегала за тобой. Что напролом шла к заветной цели, не обращая ни что внимания. Прости, что была в твоей жизни! Ты – самое светлое и хорошее, что со мной случилось! Начнем все с чистого листа. Ты с Машей. Я с кем-то другим. Вы с ней подходите друг другу. Люди похожи на времена года. Ты, Ванечка, зима. Уютная печка, возле которой хочется сидеть, прижав ладони к изразцам, дуть на горячий чай и говорить, говорить, говорить, пока не оплывут свечи. А твоя Маша – весна. Нервная, чуткая, еще не проснувшаяся, но уже оттаявшая. Она – оттепель. А я осень. Горькая, пряная, дождливая. Не помню начала, не вижу конца. Мы с тобой должны были соединиться, чтобы понять: после нас всегда приходит весна. А мне нужно лето. Я рада, что у нас была одна ночь, а кроме нее ничего. Что мы не горели, не пылали, не ругались и не мирились. Почти классика, – она тихонько запела, со слезами на глазах:
