— А спецназ? Думаешь, тоже засланные казачки?
— Откуда ты знаешь выражения из прошлого?
— Словарь идиом, идиот, — вздохнула Эмма. — Не время препираться.
Лифт загудел, закрылись двери, а кабинка медленно понеслась вниз. Пара минут на короткий разговор у нас точно была.
— Понятия не имею, Эмма! — встряхнул я руками, выражая раздражение. Слишком много всего случилось подряд, слишком много непонятного и неизвестного. — Мы в заднице, если Кардинал заодно со спятившими машинами. Два сапога, м-мать их, пара.
— Спокойно, спокойно, — протянула с металлического пола девушка. — Твой шеф не идиот. От нас не было вестей довольно давно, поэтому он не мог не послать под…
Двери открылись, и из просторного больничного холла на нас смотрел серебристый магнум. А в ответ на него глядел М4, слегка дрожавший в моих потных ладонях.
— Прямо, до упора, — железным голосом произнёс Пётр Васильевич. Я заметил, как по его плечу стекала кровь — след попадания пистолетной пули. — Вас прикроют. Не останавливайтесь, если жить хотите. Марш, Джон!
— Есть! — коротко кивнул я, бросая оружие и из последних сил поднимая Эмму.
Вокруг грохотали выстрелы, но они звучали снаружи. Что-то тяжёлое, спаренные пулемёты, вероятно. Им вторили короткие очереди из винтовок и уже знакомых М4. Весь холл, по которому я брёл, стараясь не запнуться, был усыпан гильзами, телами и частями биомеханических андроидов. Простецкое наностекло главного входа оказалось выбито напрочь, и пришлось задержаться, чтобы переступить мимо торчавших осколков бритвенно острого материала. Прямо ко входу был припаркован лёгкий БТР спецслужб, легко опознаваемый по светло-синему окрасу. Нас спасает… Армия? Край глаза зацепил два таких же транспорта, чьи бортовые орудия и отстреливались от неизвестных врагов, нападавших, судя по всему, со всех сторон.
Со зданий тоже вёлся огонь противника, но я не остановился, повинуясь приказу главврача. Подоспевший солдат в омега броне закрыл нас с Эммой от целого веера лазеров, с противным шипением впившихся в товарища. Остальные накрыли окно, с которого стрелял снайпер, разделяющимися ракетами. Кассетные снаряды превратили кусок здания в жалкий огрызок. Трап БТР-а был опущен, чтобы мы смогли подняться. Шаг. Ещё один, ещё, ещё. Организм был на пределе, и я почувствовал, что сейчас упаду набок, опрокидывая вместе с собой и напарника.
— Хрен там плавал, — прорычал я.
Переключение в боевой режим. Подтвердите.
Да / Нет.
— Конечно да!
Тело и впрямь не выдерживало. Кажется, сухожилия порвались, но внутрь БТР-а я всё-таки попал, усадив Эмму на одно из свободных сидений. Адская боль, которую не сумели приглушить даже стимуляторы, забила собой голову, и я застонал, кое-как опустившись рядом с девушкой. Та, кое-как подняв руку, сжала моё плечо. Двойные гравидвигатели загудели, когда транспортник начал взлёт. Снаружи всё ещё гремел бой, но я не мог перестать думать об изничтожавшем разум давлении. Коктейль, усиленный Петром Васильевичем, потихоньку начинал действовать. Для успокоения я начал качать головой в такт гулу и стрельбы. Мы поднимались всё выше, а затем двинулись куда-то вперёд. Было плевать, если честно, куда. Главное, чтобы подальше отсюда.
— Один-три, это один-один, — донёсся голос пилота. — Груз на борту, повторяю, груз на борту, дайте зелёный коридор до Центра…
— Джон, мы справились, — потеребила меня Эмма. — Эй, Джон?
— Да… Да… — продолжал я качать головой. — Теперь у нас с тобой равный счёт…
— Ты чего несёшь? — не поняла меня девушка.
— Счёт по спасению задниц друг друга, — дебильно хихикнул я, откидываясь на сиденье. В висках стучало, но тёплый воздух, подаваемый системой жизнеобеспечения бронетранспортёра, давал небольшое облегчение. — Это война, напарник. Ай… Ч-чёрт. Кардинал, похоже, решил замахнуться на власть. Не вижу иных причин ему объединятся с разумными андроидами.
— Тебе пока не надо думать, — выдавила из себя Эмма, и в её взгляде появилось настоящее беспокойство. Надо же… Она! Поколотившая меня в первый день знакомства… Презиравшая и буквально в лицо высказывавшая своё неудовольствие людьми… Беспокоится? Обо мне? Мир и впрямь сошёл с ума. — Проклятье, Джон, не смей отключаться!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— И не думаю, — хмыкнул я, пытаясь унять дрожь в коленях. Мысли вроде пришли в порядок, а боль поутихла. Хорошо, теперь можно и расслабиться.
— Хорошо, — со вздохом облегчения кивнула девушка, с силой сжав моё плечо. В ответ на непонимающий взгляд она лишь усмехнулась. — Физическая стимуляция лучше всего подходит для поддержания бойца в строю.
— Армейский устав Конклава… Сколько же лет я его не перечитывал…
— Судя по подключившейся Сети, мы на подлёте к центральному узлу столицы. Да, это свои… До меня наконец-то дошли сообщения командования.
— Рад за тебя, — улыбнулся я. — М-мать… Быстро же события закрутились.
— Да… — согласилась Эмма. — Скажи, Джон… Зачем ты всё-таки меня спас? Я понимаю, пойти против решения Кардинала наперекор, да. Но всё-таки… Рационально было бы пожертвовать мной, чтобы добраться до Песочного Человека.
— Рационально? — смех сам вырвался из груди. Хриплый, сопровождаемый кашлем хохот. — Там, в гетто, ты сказала, что не хочешь умирать. Ты… Машина, которая испугалась смерти. Я не мог тебя там бросить. Физически не мог.
— Хочешь сказать, ты поступил так, потому что я уникальна?
— Потому что ты такая же, как я. Ненависть к людям, сотворившим тебя… Она такая же, как и моя к машинам, разрушившим само понятие морали на той войне. Мы ненавидим друг друга, Эмма. Но ты и я — мы одной крови. Если можно так, кх-кха, выразиться.
— Самые сумасшедшие слова, что я слышала от человека, — вяло, но искренне улыбнулся напарник. — Я… Рада это слышать, ведь мои мысли — такие же.
— А ещё… — пытаясь не вырубиться под мерный гул гравидвигателей, протянул я. — А ещё мы две половинки одного целого…
— Чего?! — ахнула Эмма, готовая услышать смех или сарказм после этих слов.
— Мы держим друг в друге всё самое человечное. Один без другого… Уже… Уже сам не свой. Это я понял… Там, в гетто, стоя перед тобой и Кардиналом.
Верно. Тот переломный момент, когда ты увидел в своём напарнике нечто большее, чем машину. Нечто большее, чем временного соратника. Что-то другое, светлое, тёплое, близкое. После событий, что вы пережили вместе. После разговора о Третьей Мировой, оказывается, объединявшей вас больше, чем можно было представить. Эмма тоже это почувствовала, просто не так, как ты. Наверно, поэтому её слова в том БТР-е прозвучали слишком двусмысленно.
— Пошёл ты, Джон, — отвела девушка взгляд в сторону. — Говорить такое, когда я не могу тебе ответить в полной мере…
— Хе… Я и не жду, что ты что-то сейчас скажешь. Я просто рад, что сейчас я с тобой. Что ты спасла мою жизнь, что я спас твою… Что мы вместе ведём это чёртово расследование, теперь уже войну. Что для меня ты — больше, чем просто напарник. Больше, чем машина, которая оказалась рядом случайно. Больше, чем тактическая кукла… Ты — Эмма. И мы — одной крови…
Больше услышать я ничего не смог, потому что вырубился, свалившись в сторону.
Спустя семь лет, скажи-ка, Джон, назвал бы ты те слова бредом, вызванным болевым шоком? Возможно, помешательством из-за влитых в кровь стимуляторов? Мне очень интересно, как ты относишься к первому серьёзному шагу, сделанному тобой к пониманию вашей с Эммой связи. Не будь его, дальнейшие взаимоотношения могли нести совсем иной характер. Или их бы не было вовсе, кто знает.
Что сделано, то сделано. Или делай, чтобы никогда не сожалеть, или вечно сожалей, что ничего не сделал. Простое правило. Советую, полезно. Я бежал вперёд, да. Говорил, что думал, делал, что говорил. Горячий человек, честный человек. Солдат, сумевший увидеть отражение в машине. Признавшийся в этом самому себе при слегка… Странных обстоятельствах. Но если бы у меня была возможность что-то поменять, то я всё равно бы оставил всё, как есть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
