— Хорошая штука, — поддержал я хвастоство старого приятеля. — Полезная.
— Ну тебя, Джон, — сплюнул Охотник, как следует затянувшись. Выпустил густой дым, тут же залил в себя очередную порцию виски. — Ты ещё холодней, чем мои кости. И взгляд такой же. Синий, ледяной. Страшный…
— Если хочу победить своего врага опять, это единственное, что остаётся делать, — вздохнул я, затягиваясь. — Теперь, без Эммы… Только так.
— Да, жалко девчонку… — покачал головой Семён. — Вы ведь оба должны были там помереть. Сам знаешь, я только озвучиваю вслух.
— Лучше бы погибли, Семёныч, — положил я голову на сложенные на крае ограждения крыши руки. — Столько всего плохого произошло после, честно. Лучше б…
— Не говори так, — сурово произнёс Охотник. — Вы двое доказали, что в нашем сраном двадцать третьем веке слово любовь ещё что-то да значит. И эта самая любовь клала огромный титановый болт на трудности, на предрассудки и на самого сильного врага.
— Как же легко тебе об этом рассуждать.
— На то и нужны старики, — легонько кивнул Семён. — Чтобы говорить о том, о чём молодые боятся. Или стесняются — вставь сюда свою причину.
= МАЯК СМЕРТНИКА АКТИВИРОВАН: СЕМЬ, ОДИН, ЧАРЛИ, ВОСЕМЬ, СЕМЬ, ОСКАР =
— Рядовой покинул нас.
— Вижу уже. Скоро и семь, три, дельта, девять, семь, браво прозвучит… — сказал Охотник, вновь отпивая из горла. Седые косы колыхнулись вслед за движением старого приятеля. — Послушай, Джон. Времени у нас не так много. Ты торопишься, я тороплюсь. Поэтому помолчи и дай мне сказать всё, что хочу. Идёт?
Ты исключение из правил. Прошедший две войны, вступивший в четвёртый отдел полицейского бюро в тридцать четыре года. Ты — солдат без войны, потерянный, уставший, вымотанный. Со старыми ранами, бередить которые значит делать себе только хуже. Машины, которых ты убивал тысячами, окружили тебя. После Третьей Мировой даже, ты сам это увидел. Повсюду, на каждом шагу — андроиды, андроиды, андроиды. Ментальный изьян в голове не давал тебе нормально жить.
Везде был — враг, враг, враг. А в душе — ужас, страх. Жжение. Отчаянье. Приглушённые, уставшие, как и ты. Ты бился, словно грешник на сковороде, в городе, наводнённом преступностью и твоим личным врагом. Но Эмма — она поменяла всё.
Потому что она тоже — исключение из правил. Если ты убивал машины, видя их самую отвратительную сторону, то она убивала людей на той же самой войне, и тоже видела их самую хреновую сторону. Ложь, ненависть, предательство, глупость — она лицезрела всё это своими глазами, а Кардинал стал магнум опусом той вакханалии. Поэтому, оказавшись в столице, в огромном городе, который она не знала, Эмма тоже боялась. Её механическую душу тоже жгло ужасное чувство загнанного зверя, которого вот-вот могут прикончить. И она тоже отчаялась обрести хоть какое-то спокойствие. Прямо как ты, Джон. Один в один.
Причины разные, следствие — едино.
Почему ты думаешь, что сейчас что-то изменилось? Вы встали по разные стороны баррикад, мой дорогой подопечный? Только из-за этого? Не неси бред. Тёмные, люди, Президент, контора, полицейское бюро — это всё не важно. Совсем, совсем не важно. Два сердца, бьющихся в унисон — вот что действительно имеет значение. Ты не смог её забыть, а она не смогла забыть тебя. Всё, что вам нужно сделать, это отбросить шелуху, которая покрыла вас с ног до головы. Если даже фонарь ваших чувств погаснет, то наш мир окончательно погрузиться во тьму. Люди и Тёмные сожрут друг друга, оставив лишь пепел. Не вы двое это начали, но вы двое должны это закончить. Я уверен, ведь я видел многое, Джон. Как-никак сто с лишним лет живу. Жил…
Можешь не верить мне, как Охотнику, как Семёнычу, своему старому приятелю. Но пожалуйста, поверь своему внутреннему голосу. Всё-таки иногда это одно и то же.
— Чего… — очнулся я от созерцания тёмного города.
Обернулся назад, инстинктивно сжимая в руках почти пустую бутылку виски. В висках стучало, ноги не слушались, всё тело дрожало — я был пьян. Голова закружилась, все мысли спутались, пытаясь выстроить хоть какую-то логическую цепочку. Бежевый плащ, седые дреды, голубые огоньки глаз. Нет, всего этого не было. Я опустился на абсолютно пустую крышу небоскрёба в одиночестве. В одиночестве же открыл алкоголь, в одиночку же выдул почти литр. Неужели и впрямь привиделось? Но как же все эти разговоры, пожатые руки, обмен любезностями, сигарета…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Единственный дотлевший синтетический окурок в пальцах выпал сам по себе, шмякнувшись о бетонную поверхность парковки. Глаза листали открытые чаты, и с каждой секундой мой взгляд всё больше и больше наполнялся шоком и удивлением. Все эти переписки… С бывшими агентами четвёртого отдела. От первого сообщения до последнего. Это был я, использовавший одновременно два аккаунта. Первый — "Виселица". А второй — родной профиль Охотника. М-мать. Что это было? Вирус? Остаточный образ в Сети? Но последний такое вытворять не может. Что за чертовщина?!
— Пора к мозгоправу… — охнул я, сползая вниз по ограждению. — Точно пора…
Звякнул нейроинтерфейс, показывая входящий звонок. Вздохнув и сделав очередной глоток из бутылки, я ответил.
— Ник.
— Джони, дорогой! — рассмеялся голос главы Белых Лилий. — Надеюсь, ты на авто или хотя бы поблизости от энергоузла. Предварительная разведка территории дала неутешительные результаты — Тёмные обосновались на точке так основательно, что одним стареньким танком мы не обойдёмся. Нужна тяжёлая артиллерия, а где её достать, я не знаю. Есть идеи?
— У вас есть танк? — хмыкнул я.
— Да, Барбара пилотирует, — с хорошо слышимой гордостью произнёс Ник. — МК-3, со времён Третьей Мировой у бабули пылился. Мы его заправили и снарядов в трёхсотмиллиметровку закинули. Постреляет всласть! Но, как я и сказал, его одного не хватит.
— Идей — нет. Есть только недопитый алкоголь.
— Ты там пьёшь, что ли, мальчик мой? — вмешалась в разговор Барбара. — Не мне тебя судить, конечно. Но у нас тут война на носу! И если мы не отобьём у Тёмных энергоузел, военные готовятся сравнять всю столицу с землёй!
— ЧЕГО?! — аж подскочил я, слегка виляющей походкой направляясь к легиону.
— Того, Джонатан, — сурово припечатала бабушка. — Думаешь, зря я старые спутники Федерации взломала? Они всё ещё прослушивают армейские линии, и вот там и проскочила информация. Восход Алой Звезды тебе о чём-нибудь говорит?
— Говорит, ещё как, — протянул я, тут же закашлявшись — без запивания виски окончательно убивал организм. Вот она, сила натуральности. Кое-как сесть в машину у меня всё же получилось, хотя перед глазами тут же встала пелена. — Если угрозу от девятого и выше кода не удаётся устранить в срок, то правительство принимает решение ликвидировать её, невзирая на жертвы.
— А у нас тринадцатый, причём локальный, только в столице, — причитала дальше Барбара. — Эвакуацию уже запретили, да и уведомлять никто никого не станет. И чем только думает Президент?
— Жопой, — хмыкнул я, поднимая легион в воздух. Оказавшись над парковкой, доверил управление автопилоту. — Тёмные и впрямь только у нас, больше нигде?
— Да, пришло подтверждение от остальных городов, — со вздохом ответила бабушка. Судя по грохоту на фоне, она уже сидела в экранированном корпусе боевой машины войны. — Нет времени на разнюхивание планов врага. Ложная мышеловка так ложная мышеловка, нам в неё в любом случае надо лезть. Я спрашивала у Никуси, может, ты попросишь помощи у своих бывших товарищей из четвёртого отдела…
— Бесполезно, — кхэкнул я, делая очередной глоток виски. Помирать — так с музыкой. — Всё, что могу предложить, это себя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Хреновы дела наши тогда, мальчик мой, — вновь вздохнула бабуля. — У Тёмных там целая армия. Люди Ника, контролируемые удалённо, боевые андроиды, тяжёлые ракетные и зенитные установки…
— А у нас?
— Человек десять, считая нас троих, — тут же отрапортовала Барбара. — Последние Белые Лилии, верные Нику, одна моя подруга со старой работы, и даже парочка людей с Белого Рынка. Какой-то мистер Рей, впервые его, если честно, вижу.
