информирует. По злому умыслу информирует.
– Если через час рации работать не будут, – Шаблий говорит медленно, и тембр его голоса звучит металлическими нотками, – под расстрел пойдешь. Надеюсь, ты все понял?!
Рации работали уже через двадцать минут. Все четыре радиста получили по комплекту нового питания. Но сколько мы ни допытывались, где взял его командир штабной батареи Федоров, узнать нам так и не удалось.
Время двигалось к полудню. Жара – летняя, душная, палящая жара надвигалась на нас в точном соответствии с движением часовой стрелки. Находиться на открытых местах стало нестерпимо. Солнце прожигает гимнастерку, словно раскаленным утюгом. Спасаться еще можно под густой кроной деревьев, но их тут не так много.
Люди группы управления разомлели от зноя – лица у всех красные, потные, глаза прищурены от яркого света. Смотреть, действительно, трудно – от солнечных бликов все вокруг подернуто рябью, и в поле зрения нет-нет да и поплывут радужные волны.
Мы идем живой растянувшейся цепочкой по узкой лесной тропе. Справа неглубокая канава и подымающийся косогор, а слева отлогая поляна, поросшая редколесьем. Мы идем, утомленные жарой, и мало обращаем внимания на то, что нас окружает. Возглавляет шествие капитан Воронцов. В середине цепочки идут оба командира полков – Федотов и Шаблий. Я иду замыкающим, и сзади меня только разведчик Ярцев, связной пятой батареи. Ошалевшие от жары, опьяненные ароматами леса, одурманенные гомоном птиц, двигаемся мы в каком-то полузабытьи, механически переставляя ногами. Внезапная подножка, и удар в спину валит меня на землю. «Немцы слева!» – слышу я истошный крик Ярцева сзади. Над головой хлестнуло автоматной очередью. Я осмотрелся – большинство управленцев, и наших и федотовских, в придорожной канаве. Там же и оба командира. Мои все целы – у пехотных, кажется, один убит. Его тело безжизненно распласталось на прохожей части тропы. Скосив глазом влево, я различаю за деревьями и кустами фигуры немцев. Солнце слепит глаза и вырисовывает бликующими пятнами контражура металлические квадраты стальных шлемов и размытые очертания пятнистых маскхалатов. Вся наша группа как-то притихла, притаилась за бугром канавы. Мне виден Борис по кличке Зверь из пехотной разведки и с ним несколько автоматчиков в маскировочных халатах. Их поведение на редкость спокойно. Борис – опытный десантник-разведчик, я это знаю. Он всматривается в противника жестким выражением своих глаз, криво улыбается и что-то шепчет соседу, мрачному верзиле в зеленом комбинезоне с засученными рукавами. Немцы опоясывают нас полукольцом. Сзади крутой косогор. Полукольцо постепенно суживается. Фигуры немцев в пятнистых маскхалатах выходят из леса и, крадучись, за кустами, перебежками приближаются к нам.
Я лежу и смотрю на них. Рука сжимает автомат, но огня никто не ведет, и мой палец не дергает гашетки. Холодный пот струится меж лопаток и стекает по крестцу. Голубая наша пехота-десантники пребывают в какой-то расслабленной, ленивой неподвижности – будто и не их совсем опоясывают немецкие автоматчики. Вот уже какие-то десять-пятнадцать метров отделяют нас от противника. В висках стучит, и цветной туман заволакивает зрение. Против света немцы кажутся причудливыми движущимися кляксами, ирреальными пятнами-призраками. И вдруг! Резкий свист в два пальца словно ударил по барабанной перепонке. Мгновение! И наши десантники стоят уже во весь рост и хлещут от живота автоматными очередями. Они бьют веером, и длинная дробь вытягивает нервы. Первый эффект достигнут – немцы прижаты к земле. А затем молниеносный бросок, и вот уже наши ребята, во главе с Борисом, орудуют ножами. На миг я увидел мрачного верзилу в комбинезоне и его оголенную руку с массивным кулаком, которым он кому-то наносил чувствительные удары.
Общий азарт выбрасывает и меня из канавы. Но что было делать мне в этой свалке, я не имел ни малейшего представления. Стрелять немыслимо – попадешь в своего. Бить кулаком или орудовать ножом – не было моим профилем. На короткий миг я вроде как бы задумался, и тотчас получил удар, сваливший меня на землю. На меня навалилось что-то тяжелое, хрипящее, серо-зеленое – я задыхаюсь от едкого запаха пота, шнапса и чего-то отвратительно гнилостного, от чего, я чувствую, начинаю терять сознание.
И тут, в этот самый момент, дикий, нечеловеческий рык раздался у меня над ухом. Что-то весомое, обмякшее и спокойное придавило меня окончательно. Ощущение – будто завалили меня всего многопудовыми мешками с мукой. Еще я слышу отдельные выстрелы и выкрики на русском и немецком наречии. Но понять, что произошло, я еще не в силах. Тут я ощущаю, как с меня стаскивают нечто тяжелое, придавившее меня, высвобождают из-под навалившегося на меня тела. Встаю на ноги, но еле держусь на них – так сильно они дрожат.
– Это Ярцев, товарищ старшлейтенант, – слышу я чей-то голос. – Промеж лопаток ему вклинил.
– Спасибо тебе, Ярцев, – говорю я и смотрю на труп, лежащий у ног. Из спины убитого торчит рукоятка трофейного кортика с надписью: «Аллее фюр Дейчлянд» – «Все для Германии». Вот, они все это и получают!
Этот невысокий, но какой-то замкнутый в себе паренек, из «курских соловьев», как их всех зовут в полку, сегодня помог мне дважды.
– Спасибо, – говорю я еще раз и жму Ярцеву руку.
Он смущается, но явно доволен и горд.
Поодаль стоит группа пленных – человек восемь. Пленные и наши тяжело дышат. Видимо, азарт боя еще не успел утихнуть, выветриться. Подойдя ближе, я обнаружил на потных лицах не возбуждение, но выражение какого-то безразличия и усталости. Борис, по кличке Зверь, разговаривает с пленными, а потом я слышу фразу, обращенную к Федотову:
– Штрафники люфтваффе, военно-воздушных сил вермахта. Они имели заданием ликвидацию командного пункта дивизии, за который они и приняли нашу оперативную группу.
Выяснив, что дорога вполне свободна, группа управления обоих полков продолжала свой путь. Через какое-то время ко мне подошел Ярцев и, что-то протягивая в руке, доверительно прошептал:
– Это вот, с того, что вас придавил. Буссоль карманная да еще орден. Может, сгодится на память.
Я с удивлением смотрел на Ярцева, а он, сунув мне в руку какие-то железки, отошел, смущенно опустив голову.
Разжав ладонь, я увидел немецкую карманную буссоль и орден Железного креста третьей степени.
Теперь эти «сувениры» лежат в моем «домашнем музее», и гости – взрослые и дети – с интересом рассматривают их, даже не подозревая о том, каким путем они попали ко мне.
В четвертом часу вечера передовые роты головного батальона федотовского полка вышли на рубеж реки Першлинги с ходу форсировали ее. Подвижные группы заслона противника были ликвидированы быстро и стремительно. 351-й полк Федотова, приняв юго-западное направление, стал продвигаться в сторону
