быть сверкающей, Саша осталась одна в коридоре. Когда Саша и Женя ехали в такси, Саша все еще была одна в коридоре, психбольничном, больничном, холодном мерзком коридоре.
Сашина коридорная одинокость исчезла только утром. Было первое июля. Она выплыла из своего обычного спокойного сна, вышла в кухню и снова врезалась в тропическую бабочку, точнее в целую стаю. Она увидела на столе пять роз, кривых и диких, оторванных от уличных кустов, а на холодильнике – еще один стикер, теперь голубой. На стикере в одну линию были нарисованы: кусок торта со свечкой, шарик и подарочная коробка с бантиком. Женя! Саша побежала на веранду и напрыгнула на Женю, смеющегося Женю, праздничного Женю. «А букет в банку поставишь?» – спросила Саша, и Женя поднял себя над плетеным креслом. «Спасибо, братик!» – Саша чувствовала улыбки в лице, в груди и в глазах, все было сплошной яркой бабочкой-улыбкой, большой и резвой. Когда они завтракали на веранде, ели свое обычное, расставленное вокруг банки с розами, Саша сказала: «Только про мою днюху никому не говори», – и тогда засмеялся только Женя. Он беззвучно смеялся будто бы над собой, над всей этой праздничной ситуацией, над тем, что, конечно, ничего никому сказать не может, а Саша просто улыбнулась.
В больницу Саша и Женя шли весело, рядом, ставя синхронно ноги, Саша болтала и веселила Женю, Женя погладил бездомного котенка, а в следующем дворе сорвал маленький цветок и дал его Саше. Они привычно прошли площадь по краю, остановились похохотать о чем-то с Ваней, купили три квасные полторашки и, когда времени осталось совсем чуть-чуть, оттащили себя и пакет с бутылками к маршрутке. Когда Саша зашагнула в салон, ей позвонил Джумбер и поздравил с прекрасным интервью. Он хвалил ее и говорил, что такими темпами их ждет мировая слава. «Есть, правда, пара моментов, которые, к сожалению, бросают тень на больницу, – добавил Джумбер. – Честно говоря, когда читаю такое, чувствую себя беспомощно». Саша сумела только сказать, что ей жаль. «Как думаете, Саша, вы могли бы советоваться со мной, прежде чем рассказывать Москве про ужасную провинцию?» Саша сказала, что ничего такого не имела в виду. «Я понимаю, Саша, вы умница. Может быть, я зря это сказал, не хотел портить ваш триумф». Джумбер еще раз похвалил Сашу и попрощался. Когда они с Женей вышли из маршрутки, пакет с тремя квасными бутылками остался кататься под сиденьями.
Когда Саша и Женя пришли в редакцию, к Сашиному лицу подлетел смартфон и завис. «Видела, какая ты красотка?» – cказала Даша. Картинкой, которая вчера не загрузилась в замурованном офисе, оказался Сашин портрет, видимо из каких-то старых соцсетей, Саша даже не помнила, кто и когда ее сфотографировал, но на этом снимке точно была она, со своими глазищами и зачем-то с голыми плечами. Саша взяла из Дашиной руки телефон и проскроллила статью. Больше никаких фотографий там не было. А еще там не было никаких имен, кроме Сашиного и того, что принадлежало звонившей ей журналистке. «Ну, блин, ты молодец, Саш, – сказал Игорь. – Четко все получилось». – «Да, мне тоже очень понравилось, так остроумно, смело», – сказала Таня. «А можно мне тоже почитать?» – спросил Астроном. «Почитаешь, подожди, – сказала Даша и начала тыкать в экран. – Саш, смотри, еще почти три тысячи подписчиков, если сложить все соцсети!» Даша что-то показала Саше, Саша посмотрела мельком. «Да, надо отэсэмэсить Джумберу», – ответила Саша. «И про Дашины успехи тоже», – сказала Таня. Какие успехи?
Саша настолько увязла в своей одинокости, а потом так резко была выдернута из нее Женей, что совсем забыла об обычном, не скачущем вокруг нее ходе жизни. Оказалось, что Дашин пост пролез во все медиа, в том числе московские, петербургские и уж тем более южные; что другие редакции, считающие себя более настоящими в сравнении с «Ветрянкой», вдруг узнали о психушечных медиа, признали их работу, перепроверили факты, написали свои статьи и все как одна сослались на первоисточник; что флешмоб, придуманный Дашей, вдруг раздулся и прокатился по сотням пабликов, в которых мерцали веселые и «приколдесные», как сказала сама Даша, селфи с минералочными бутылками. Только Саша уже не была уверена, что отэсэмэсит о таких успехах Джумберу.
– А что шлагбаум? – спросила Саша.
– Убрали! – крикнули хором все, кроме Жени.
Властная семья из соседней республики испугалась всеобщей ненависти, администрация Южного Ветра испугалась порчи своей репутации. Завод по разливу минеральной воды весело выталкивал из себя ящики с бутылками, некоторые трудящиеся на заводе собирались выпить после смены и заодно обсудить, как отблагодарить «Ветрянку», паблики «Ветрянки» принимали все новых и новых подписчиков, редакция сочиняла приветственный пост для новеньких, а Даша сидела отдельно от всех и переносила все сотни скриншотов, что она наделала за последние сутки, в специальную телефонную папку, но делала это незаметно, замораживая улыбку, чтобы никто не увидел ее чересчур сильной радости, потому что чересчур сильно радоваться успехам везде считается стыдным.
Саша уделила полчаса Дашиному и всеобщему триумфу, потом провела редколлегию, снова что-то придумалось, что-то написалось, что-то отложилось в запланированные посты. Игорь ушел с диктофоном, Игорь вернулся, курили на улице, возвращались в пристройку, жаловались на жару, пили теплую воду, что-то смонтировалось, снова что-то написалось. Почему они не злятся? почему? почему не расстроились, что там только я и только про меня? они разве меня так любят? боятся? или настолько скрываются? у них же псевдонимы, почему не обиделись, что я не назвала ни один? или думают, что редактор все вырезал? или просто выбирают, чтобы за них всегда говорил кто-нибудь еще? Саша понимала, что у «Ветрянки» случился большой успех, но почему-то не могла его впустить в себя, позволить ему себя успокоить и согреть, она все перекапывала и перекапывала в голове свое интервью, все думала, как поступить дальше, даже когда пришла домой и села перед Остапкой.
А вот Даша не просто впустила в себя успех, она плавала в нем на мягком надувном матрасе, наслаждалась покачиваниями. Придя домой, она снова и снова рассматривала флешмобные селфи с бутылками, делала новые скриншоты и добавляла их в телефонную папку. Перед сном Даша надела поверх пижамы обычный черный балахон, зашла в ванную, встала перед зеркалом и причесалась. Потом пригладила брови и затемнила их карандашом. Налепила на скулы золотые блестки и повернулась к потолочной лампочке так, чтобы все лицо было на свету. Потом Даша сделала селфи. Сфотографировала свое уже пару лет как не фотографируемое лицо. Зашла в галерею, посмотрела на снимок и удалила. Посидела на краю ванны, открыла папку с
