А еще через сутки они, где на лесовозах, где на дежурной леспромхозовской машине, где на рейсовом автобусе, добрались до райцентра и предстали пред очи начальника зообазы.
— Все, Томаз Георгиевич, отловились мы: осечка получилась! — едва поздоровавшись с начальником, с ходу выпалил Савелий. — Увела тигренка, увела! В заповедник увела! А ежели других искать — недосуг уже, Новый год через неделю. — Савелий смущенно потупился, потеребил бороду и дальше уж продолжал притухшим виноватым голосом: — Нам ведь, Георгич, тоже свой план выполнять надобно; ежели пушнину не добудем — уволют, по шапке, стало быть, дадут. Да вот и Николаю отпуск уже просрочился — прогул ему закатают, али ишшо чего сделают... Так что, извиняй, Георгич... не обижайся, стало быть. Домой нам ехать пора... Ежели что — мы согласные в конце февраля, после промыслу...
Начальник зообазы — высокий, уже немолодой грузин, прежде работавший начальником орса и всего лишь полгода назад заступивший в новую должность и чувствовавший себя на ней еще не совсем уверенно, умоляюще смотрел на бригадира тигроловов:
— Савелий Мака-арович! Дараго-ой! Виручайте! Такой, понимаешь, знаменитый тигролов — сорок тигров поймал, еще одного как-нибудь поймай! Я на вас недэюсь...
— Так вить домой мы уже собрались, Томаз Георгиевич, нам вить план по пушнине надобно выполнять...
— Виручай, дарагой, виручай! Тигра не поймаем — директор с меня шкуру спустит. Москва слезам нэ верит! Знаешь такую пагаворку?
— А пошто они лицензии такие присылают? Неделя до января осталась! Пошто лицензию на всю зиму не дают? Они думают, тигру поймать — плевое дело?.. Где мы теперь успеем? Пока следы ишшем, тут тебе и срок лицензии пройдет... Вот кабы след на примете был...
— Тибе нужен след! Дарагой! Зачем сразу не сказал? Есть след! Есть след! — обрадовался начальник и, пошарив у себя в нагрудном кармане, вынул оттуда листок бумаги, сунул его почему-то Павлу: — Читай, дарагой! — В телеграмме сообщалось о том, что тринадцатого декабря из Красноармейского района, из села Мельничное, звонил Артемов Ничипор. Велел сказать, что в районе старого брошенного зимовья на устье ключа Благодатного обнаружен свежий след молодого тигра, направление следа — на верховья ключа.
— Вот! — торжествующе сказал начальник. — Разве это не след? Виручай, дарагой, виручай!
— Это бродит, должно, напарник того, чьи кости обглоданы. — Савелий вопросительно посмотрел на брата: — Как думаешь, Евтеюшко, может, рыскнем?
— Время есть, можно рискнуть, только надобно заехать в Мельничное, еще одну собаку выпросить. Наши две собаки могут не удержать такого черта. У Жигайлова надо просить.
— Ну вот, Томаз Георгиевич, стало быть, давайте ответ директору: дескать, ушли тигроловы в тайгу. А там уж, понятное дело, будем стараться, токо пушшай оне там побыстрей распоряжаются, а то уж больно у них там шеи длинные... Пропишите имя: ежели, дескать, будете и впредь так медленно мозгами ворочать да лицензии присылать к шапошному разбору — забидимся тогда не в шутку, откажемся ловить — ей-бо, откажемся! Пушшай сами ловят.
Долго еще Савелий отчитывал неведомых начальников своих, а самый непосредственный его начальник, стоя сейчас перед ним, беспечно и радостно улыбаясь, согласно кивал ему и думал уже о том, из какой ближайшей фермы привезет он на корм тигру теленка или свинью, ведь положено тигру семь килограммов мяса в сутки: «Виручай, дарагой! Виручай! — мысленно умолял он. — Сорок тигров поймал — еще одного поймай как-нибудь. Директору напишу, обязательно напишу!.. Один тигр — семь килограммов, два тигра — четырнадцать килограммов... Виручай, дарагой, виручай!»
* * *
Тигроловам необычайно повезло: еще сегодня утром они выехали из ворот зообазы, и вот уже подходят к благодатненскому зимовью. Удивительно и радостно! Да и как не удивляться? Двести километров от города до Мельничного удалось проехать за полдня. Правда, холодно ехать в открытом кузове, но зато мягко — сена начальник зообазы не пожалел. Подъехали к дому Жигайлова и тут же у калитки встретили хозяина, без трудов уговорили его отдать на время черного пса своего. Жигайлов, старик-пенсионер, однажды оказавший уже тигроловам подобную услугу за десять рублей, потребовал нынче в три раза больше.
Однако промысловики, к удивлению Жигайлова, не стали торговаться, а приняли собаку с радостью, потому что готовы были заплатить и пятьдесят рублей, и, запоздало догадавшись об этом, старик поставил условие:
— Если тигра собачку сожрет или покалечит — заплатите за нее сто рублев!
От Жигайлова поехали они на территорию промхоза в сторожку Хохлова, да узнали по пути, что через час в сторону Благодатного ключа должен ехать на отводы делян леспромхозовский мастер. Вездеход уже стоял около крыльца конторы леспромхоза и готов был отъезжать. Быстро договорившись с водителем и мастером лесоучастка, тигроловы съездили в магазин, закупили продукты, и через полчаса сидели уже в кузове вездехода. Тот путь, который надо было одолевать пешком за два дня, на вездеходе одолели за три часа. Правда, за два километра до устья Благодатного вездеход свернул вправо, на отводы делян, но и тут охотникам подфартило — не пришлось пробивать целик. Лыжня Ничипора Артемова подвернулась — по ней и пошли, а вскоре и след тигра подсекли — он действительно принадлежал молодому тигру и был похож на тот, который тигроловы бросили в верховьях Большой Уссурки. След был четырехдневной давности, и это тоже обрадовало, потому что давало шансы настигнуть зверя у первой давленины. И вот теперь шедший впереди Савелий, увидев избушку, не выдержал напора теснивших его радостных чувств, приостановившись и покачав головой, удивленно сказал:
— Надо же! Солнушко не закатилось, а мы уже стоко дел переделали!
Судя по следам, Ничипор в зимовье не заходил, а, стоя на лыжах, открыл дверь, заглянул внутрь и пошел дальше, — вероятно, очень торопился.
В избушке оставался тот же порядок, какой оставляли тигроловы после своего ухода. Быстро растопив печь приготовленной и оставленной им же самим растопкой, Евтей сказал, обращаясь к Николаю и Павлу:
— Пушай молодые пока дрова впрок заготавливают, а мы с тобой кашеварить заступим, — и с веселым лукавством Евтей подмигнул Савелию.
Спать улеглись, как обычно перед трудным днем, рано. Перед сном Савелий перебрал, прощупал в своем мешке каждую вязку, каждую веревочку. Евтей с Николаем напряженно следили за его руками, и Павел вскоре поймал себя на том же — побывавшие на тигриных лапах вязки и веревки притягивали взор, волновали и тревожили воображение. «Удастся ли настигнуть зверя? И долго ли придется гнаться за ним? А настигнутый — не убьет ли он собак?» Вопросы, вопросы, вопросы — и все тревожные, и все без ответа...
* * *
...Три дня кружил тигр по ключам и распадкам, то и дело натыкаясь на старые леспромхозовские вырубки, пересекая заросшие березняком и ольхой дороги, обходя стороной штабеля леса. Не везло тигру ни на редких кабаньих тропах, ни на частых изюбриных следах.
— Ох и непутевый, балбес! — ругал тигра Савелий. — Ну какого хрена путаться в порубах? Шел бы вон на гору Благодатную: там и чушка держится, и лес некалеченый. Непутевый тигр, непутевый! Чует мое сердце: опять у нас с энтим тигром добром не кончится...
На четвертый день поруба наконец-то кончились, и тигр в самом деле, как хотел того Савелий, повернул к сопке Благодатной и стал подниматься на нее. Вскоре появились свежие кабаньи тропы, тигриный след запетлял по ним. Собаки заволновались, потянулись вверх. Там всюду стоял чистый парковый кедрач. «Если там ловить придется, негде будет рогатину вырубить», — с тревогой подумал Павел, невольно оглядываясь по сторонам, высматривая рогатину. Перехватив взгляд Павла и поняв его, Евтей согласно кивнул и сказал, торопливо сбрасывая котомку:
— Давайте-ка, ребятки, заране рогули вырубим — крепкие да объемистые выбирайте, не дай бог, сломается.
— И то верно, Евтеюшко! — засуетился Савелий. — Там-отко, на горе, некогда будет... Как бы собак не стравить ему, вишь какой охотник — давить уже выучился.
Вырубив крепкие удобные рогатины, тигроловы вновь двинулись по следу. С рогатиной хотя и тяжелей стало идти, но спокойнее.
Кабанья тропа, то разбиваясь на множество следов, то вновь соединяясь, взбиралась все выше и выше. Иногда на крутых местах подбитые сохатиным камусом лыжи пробуксовывали, соскальзывали назад, и тут очень кстати служила опорой рогатина. Смахивая рукавом обильный пот со лба, Павел то и дело с беспокойством оглядывался на Евтея: Барсик давно уже хрипел на поводке, рвался вверх, Амур у Савелия и Валет у Николая делали то же самое.
— Быстрей, быстрей, Павелко, не останавливайся! Как увидишь давленину и свежие следы — стреляй, не дожидаясь команды, — хрипло дыша, подбадривал Евтей. — Да много не стреляй. Тигрицы нет — отбивать некого. Просто страху ему нагнать и чтобы от собак отвлечь, может, не станет их шибко преследовать — растеряется. А мы и подоспеем... Токо, чур, Павелко, вперед бригады ни на шаг не отрываться! С энтим в одиночку не устоять... Ну, давай бог! Ишь как собаки всполошились... Близко уже...
