— Быстрей, быстрей, Павелко, не останавливайся! Как увидишь давленину и свежие следы — стреляй, не дожидаясь команды, — хрипло дыша, подбадривал Евтей. — Да много не стреляй. Тигрицы нет — отбивать некого. Просто страху ему нагнать и чтобы от собак отвлечь, может, не станет их шибко преследовать — растеряется. А мы и подоспеем... Токо, чур, Павелко, вперед бригады ни на шаг не отрываться! С энтим в одиночку не устоять... Ну, давай бог! Ишь как собаки всполошились... Близко уже...
Хоть и ждал Павел этого мгновения, напряженно выискивая глазами давленину, но, увидев ее, все-таки вздрогнул, на мгновение оцепенел и лишь после этого торопливо снял карабин и, обойдя стороной растерзанного кабана-прошлогодка, выискал на снегу выходной тигриный след. Удостоверившись, что он горячий, принялся неторопливо стрелять. Подбежав к Павлу, Евтей вывел рвущегося и повизгивавшего Барсика на тигриный след и, отстегнув ошейник, отпустил его. Тотчас спустили своих собак и Савелий с Николаем.
— Дуй за имя, Павлуха! — услышал Павел за спиной азартный голос Савелия. — Не останавливайся!
Притормаживая рогатиной, Павел стремительно скользил вниз, умело объезжая деревья, удачно проскакивая сквозь заросли кустов. Неожиданно громко и близко внизу залаяли собаки; мощно, раскатисто рявкнул тигр. Павел резко затормозил, остановился в растерянности. Тигроловы, один за другим спустившись к нему, тоже остановились, заглядывая вниз, пытались высмотреть среди деревьев собак. Лай их, дружный и настырный, раздавался совсем недалеко. Но вот опять рявкнул тигр — и сейчас же истошно завизжала жигайловская собака.
— Побьет собак! Быстрей к нему! — всполошился Савелий и ринулся вниз.
Павел, сильно оттолкнувшись, догнал бригадира и, чуть опередив его, стал набирать скорость, но услышал сзади предостерегающий окрик Евтея:
— Помедленней, ребята!! Шибко не разгоняйтесь, на тигру наедете! Снимайте лыжи, мать вашу!! Куды вы прете?!
Чуть притормозив, Павел оглянулся вправо на голос. Евтей с Николаем, попав в полосу кустарников, лихорадочно выпутывались из них. Вот Николай, споткнувшись, упал на бок. Евтей подал ему конец рогатины.
Лишь несколько секунд смотрел Павел на отставших, намереваясь дождаться их, полагая, что и Савелий остановится, но тот, промчавшись мимо, лихо объехав торчащую из-под снега коряжину и упавшую вниз вершиной пушистую ель, выскользнул на чистый склон и вдруг, выронив рогатину, взмахивая руками, точно пытаясь удержаться, перевернулся через голову и зарылся в снегу. «Доазартничался», — подумал Павел, но тотчас похолодел, увидев на фоне зеленой хвои большого оранжевого тигра... Коротко рявкнув, тигр небольшими, но упругими, сильными скачками ринулся вверх, прямо на барахтающегося в снегу человека...
— На помощь!! — неистово закричал Павел, помчавшись тигру наперерез. «Только бы не упасть», — промелькнула мысль, и уж больше он не ощущал себя и ни о чем не мыслил, какая-то новая сила и какой-то новый разум завладели его телом, а он, словно бы отстранившись от себя, подчинялся тому разуму и той силе: не упуская из виду скачущее оранжевое пятно, он мчался ему наперерез.
Выскользнув на чистое место между Савелием и тигром, Калугин торопливо, но без суеты, снял лыжи, карабин, затем сбросил рюкзак и, когда до оскаленной тигриной морды осталось уже не более пяти шагов, выстрелил в воздух, затем второй и третий раз. Тигр на мгновение присел, рявкнул, но не испугался, а, широко распахнув красную пасть, с кошачьим шипеньем пошел на человека грудью. Павел, чуть отступив, бросил в его пасть шапку, но зверь с поразительной ловкостью отбил ее лапой. Продолжая отступать, неловко зажав под мышкой правой руки рогатину и этой же рукой держа взведенный карабин, Павел бросил в тигра рукавицу. Зверь схватил ее пастью, приостановившись, пожевал и, вытолкнув, яростно зарычал, застегал хвостом, прижал уши, готовясь к прыжку.
«Не дать ему прыгнуть. — Павел выстрелил над головой зверя и увидел, как тот, крупно вздрогнув, распрямил уши и вновь с шипеньем двинулся вперед. — Надо время протянуть, сейчас ребята подбегут...» Медленно пятясь, Павел ощупывал пятками склон, чтобы не упасть. В стволе карабина оставался только один патрон, нестерпимо хотел выпустить его в оскаленную звериную пасть... Но Павел знал, что никогда не сделает этого. А раз так — надо отбиваться рогатиной, и держать ее нужно двумя руками. Выстрелив последний патрон, Павел воткнул карабин прикладом в снег и выставил рогатину.
— Держись, держись, родимый!! Не допущай его до себя, не допущай!! — точно издалека услышал он. — Не допуща-а-ай!
Но зверь уже опять прижал уши и, не обращая внимания на наседавших сзади собак, готовился к прыжку.
— Куда, паразит?! Куда?! — испуганно закричал Павел. — Я тебе прыгну!! Я тебе прыгну!! — И с тем же, вероятно, отчаянием, с каким курица-наседка кидается на разъяренного цепного пса, он сделал два шага вперед, резко ткнул концом развилки в оскаленную тигриную пасть.
Тигр сомкнул челюсти, рванул рогатину на себя, Павел качнулся, но устоял на ногах и тоже, с подступившей вдруг злостью, рванул рогатину к себе, пытаясь вырвать ее, но не смог; в это же время справа и слева от него послышался шорох, замелькали ноги, полы шинелок, чья-то рогатина ударила тигра сбоку в шею. Зверь качнулся, но еще две рогатины тотчас опрокинули его на бок в снег. Павел на мгновение растерялся, не зная, куда ткнуть свою рогатину: кругом пыхтели, хрипели, что-то кричали, матерились. Тигр, сбитый на бок, раскидывая лапами снег, поднимал голову и, выплевывая из пасти куски коры и дерева, страшно выпучив от напряжения глаза, пытался упереться задними лапами во что-нибудь, но, не находя опоры, елозил по снегу из стороны в сторону. В это место, в мягкий тигриный пах, изо всех сил и надавил Павел рогатиной.
— Вдавливайте, вдавливайте его поглубже в снег! — звучал голос Евтея. — Крепше шею держи, Николай! Ах ты, держи его... Мать твою!..
— Убери, Евтейка, ногу, ногу, говорю, убери! Шшас он тебя за ногу поймат — вишь, вишь, целит?!
— В снег его глубже, брательник! В снег! Кинь ему в пасть мешок. Где мешок? Мешок где?
На тигриную морду падает мешок, зверь глухо, утробно рыча, ловит его лапами, сжимает челюсти — охотникам только этого и надо: навалившись, они переворачивают чуть расслабившегося тигра на спину и вдавливают его в снег. Держать стало сразу легче. Однако, скоро почуяв обман, тигр отбросил мешок и принялся царапать и отталкивать рогатины. Вновь навалились, предельно напряглись тигроловы.
« Эх, еще бы одного человека!» — подумал Павел.
— Ишшо бы человечка одного! — точно угадав мысли его, воскликнул Савелий. — Подтолкни ему, Николай, мешок к морде, может, ишшо отвлекется?
Несколько раз тигр пытался буйствовать, взрывался, и всякий раз, когда удавалось сдержать и погасить его буйство, Павел удивлялся этому и не без страха ожидал следующего взрыва. Пальцы у него онемели, и он с тревогой подумал о том, чтобы не отморозить их вовсе. В левом кармане его лежали запасные кожаные перчатки; улучив момент, когда тигр опять отвлекся мешком, Павел освободил левую руку, вынул перчатки и, помогая себе зубами, быстро надел их — и вовремя! Тигр ударил лапой подкравшегося к нему Амура, пес, взвизгнув, отлетел в снег, обиженно залаял и стал заходить с другого бока. Нахальство собаки, вероятно, и привело тигра в бешенство. Собрав все силы, он рванулся, оглушительно рявкая. Но устояли тигроловы и на этот раз. Лишь через час или больше зверь перестал вырываться, и Савелий, передав рогатину Николаю, приступил к связыванию лап. Связывал он этого тигра точно так же, как первого, только с большей осторожностью и медленней.
В объемистый мешок тигра удалось запихать только до половины. Недолго думая, Савелий достал из Евтеева мешка двухметровый кусок бязи, обмотал ею голову тигра и грудь его, затем Евтей вырубил еловую жердь, к ней и прикрутили веревками спеленатого зверя. И лишь после этого тигроловы обнаружили, что нет на площадке жигайловского кобеля...
Спустившись вниз, в молодой ельничек, откуда тигр выскочил на Савелия, Евтей обнаружил там растерзанного Валета. Барсик на этот раз не пострадал, у Амура было надорвано ухо, но это ему попало от тигра уже тогда, когда зверь был прижат рогатинами.
— Придется платить Жигайлову сто рублей, — поморщился Савелий.
— Жалко пса, — сказал Евтей, обращаясь к Павлу, разглядывающему свою изодранную тигром шапку. — Ничо-о, Павелко, зашьешь, носить будешь как память — фартовая шапка!.. — Евтей задумчиво оглядел вершины кедров. — Два часа связывали — ишь как кругом вытолкли!.. Сухостоя для нодьи не видно. Придется этого битюга волоком вниз тащить до подошвы. Килограммов сто двадцать — сто пятьдесят в нем будет. Поканителимся мы с ним теперь, ох и поканителимся...
