«На протяжении почти двух тысяч лет еврейский народ трижды в день молился о том, “чтобы поставить судей твоих, как прежде, и советников твоих, как вначале”[151]. Сегодня мы с трепетом приближаемся к воплощению этого предсказания»[152].
В первые годы судьи Верховного суда назначались политиками, и хотя можно было ожидать, что предпочтение будет отдано членам правящей партии Mapai, на самом деле цель состояла в том, чтобы создать политически сбалансированную коллегию судей, которая также представляла бы религиозно соблюдающих и политический центр, отдавая явный приоритет профессиональным юристам над политическими назначенцами. Со временем Верховный суд обеспечил свою независимость постановлением, согласно которому его собственные члены будут избирать новых судей единогласно. Политическая система в целом старалась поддерживать достоинство и независимость Верховного суда – верное проявление концепции этатизма.
Первоначально суд был склонен к вынесению постановлений в соответствии с буквой закона, возможно, под влиянием немецкой правовой системы, из которой вышли многие ведущие члены израильской системы. Историки разделились во мнениях относительно причин такой предрасположенности. Объяснения варьируются от страха судей столкнуться с коллективистскими настроениями, преобладавшими в израильском обществе, до их желания научить общественность уважать верховенство закона и государственную сферу. Но суд быстро расширил свои полномочия. В 1953 году две коммунистические газеты, ивритская Kol Haʻam («Глас народа») и арабская Al-Ittihad («Союз»), обратились в Верховный суд с ходатайством об отмене приказа министра внутренних дел о закрытии газет, поскольку они публиковали клеветнические статьи против правительства, которые были истолкованы как подстрекательство к общественным возмущениям против призыва в армию. Сама по себе эта проблема была бурей в стакане воды, поскольку статьи были опубликованы в ответ на рассказ о том, будто посол Израиля в ООН выразил согласие на мобилизацию 200 000 израильтян для борьбы против СССР в Корее, что оказалось уткой. Важнее было то, что суд отменил приказ министра внутренних дел, поскольку суд установил, что статьи не содержали достаточных оснований для ограничения свободы прессы. Суд основывал свое решение на свободах, закрепленных в Декларации независимости, тем самым придав декларации статус своего рода конституции, гарантирующей права и свободы личности.
В Декларации независимости упоминается право евреев на репатриацию в Израиль, и «собирание рассеянных» объявляется государственной целью. Это было преимущественное право, предоставленное именно евреям по сравнению с другими гражданами. Оно возникло из сионистского мировоззрения, согласно которому Израиль должен был стать еврейским государством, домом для каждого еврея, желающего жить в нем. Закон о возвращении, принятый в июле 1950 года, закрепил право, указанное в декларации. Соединение еврейской национальной идентичности и репатриации в Израиль предоставляет евреям безусловное право на израильское гражданство со дня их прибытия в страну, за исключением случаев, когда они угрожают общественному порядку (по причинам преступности, здоровья, безопасности или действий, направленных против еврейского народа). Гражданство включает право голосовать и быть избранным в депутаты. Когда в 1950 году был разработан закон, в нем не объяснялось, как определить, кто является евреем. В период с 1948 по 1951 год, в годы массовой иммиграции, никто не поднимал и не изучал этот вопрос, и чье-либо заявление, что он или она являются евреями, принималось и записывалось в графе «национальность» в удостоверении личности.
В конце 1950-х годов министр внутренних дел Исраэль Бар-Иегуда (из левой партии Ahdut Haʻavoda) обнаружил, что официальные лица его министерства трактуют закон по-своему, иногда добросовестно принимая заявления, а иногда отказывая. Он издал конкретные инструкции: любое лицо, добровольно заявляющее, что он или она евреи, а также дети от смешанных браков должны быть зарегистрированы как евреи без излишних доказательств. Поправка Бар-Иегуды превратила гибкую процедуру в негибкий закон, и эта взрывоопасная проблема, которой до этого избегали благодаря двусмысленности Закона о возвращении, теперь была вынесена на общественную повестку дня. В июле 1958 года в Кнессете прошли первые дебаты на тему «Кто является евреем?». Правительство ратифицировало принципы Бар-Иегуды, тем самым определив, что человека можно считать евреем с точки зрения принадлежности к еврейскому народу, даже если это не соответствует еврейским религиозным законам. В ответ на это решение министры Mafdal (Национальной религиозной партии) подали в отставку. Для них этот вопрос был первостепенным, поскольку пересматривал границы еврейского сообщества.
Ввиду отсутствия компромисса, который примирил бы требования как нерелигиозной стороны об определении национальной идентичности, так и религиозных кругов, настаивавших на галахическом определении, Бен-Гурион решил проконсультироваться с 50 еврейскими мудрецами в Израиле и диаспоре. Вопрос осложнялся, во-первых, тем, что он адресовал его людям, не только незнакомым с этой проблемой, но и оторванным от реалий жизни в Израиле, а во-вторых, большинство из 50 избранных были религиозно соблюдающими. По сути, Бен-Гурион «препоручил» ответ, который удовлетворил бы Mafdal и положил конец кризису коалиции. И действительно, большинство респондентов заявили, что «кто является евреем» следует определять в соответствии с галахическим законом. Когда министры от Mafdal вернулись в состав правительства, Министерство внутренних дел было передано религиозному человеку, отменившему принципы, которыми руководствовался его предшественник, и неофициально приказавшему должностным лицам министерства регистрировать в качестве евреев только лиц, рожденных от еврейской матери или обращенных в иудаизм в соответствии с Галахой. Не будучи основанными на законе, эти инструкции повлекли за собой обжалования.
Первая апелляция, основанная на противоречии между положениями закона и постановлениями министра внутренних дел, была подана братом Даниэлем, кармелитским монахом еврейского происхождения, прежнее имя которого было Давид Освальд Руфайзен. Руфайзен считал себя евреем христианской веры и просил записать его в удостоверение личности евреем. Сотрудник Министерства внутренних дел отклонил его просьбу, и в 1962 году Руфайзен подал прошение в Верховный суд, требуя реализации своих прав в соответствии с Законом о возвращении. Его ходатайство требовало от суда решить, совпадает ли определение еврейской национальности, данное в Законе о возвращении, с его религиозным определением, или они разные. Мнением большинства суд вынес решение против брата Даниэля, обосновав это не галахическим определением «кто является евреем», согласно которому он фактически считался евреем («еврей, который перешел в другую веру, остается евреем»), но тем, как еврея воспринимает обыватель. Никто бы не подумал, что христианский монах может быть евреем. Однако по крайней мере один судья считал, что должно быть полное разграничение между религиозным и национальным определениями еврейства, и поэтому пришел к выводу, что брат Даниэль был евреем согласно его собственному определению. В конце концов брат Даниэль получил гражданство в соответствии с Законом о гражданстве, который распространяется на всех нееврейских граждан в Израиле, но идеологический вопрос остался нерешенным. Может ли человек быть евреем по национальности, не будучи евреем по религии?
Споры вспыхнули несколько лет спустя,
