— В общем, пока то, что мы знаем, — сказал Итагаро, когда на экране вновь пошли беззвучные кадры: с внешним, а затем внутренним видом ангара с дирижаблем в нём. Причём изображение и тут было нечётким…
— Но почему так смазано? — спросил Минакри. — Что за качество записи?
— Наверно, тут собран съёмочный брак, который в готовый фильм не вошёл бы, — предположил Итагаро. — Но хорошо хоть, у нас есть это…
А на экране, сменяя друг друга, шли по-прежнему беззвучные кадры: ещё люди в военной форме разных стран и родов войск в каком-то помещении; кадры явно семейной хроники, похоже, вовсе не предназначавшиеся для широкой аудитории; другая, в других интерьерах, с участием других людей, но тоже семейная хроника… Должно быть — да, их, участников экспедиции. И вообще всё наверняка было задумано как масштабная (возможно, даже многосерийная) документальная героическая эпопея, где они предстали бы и как обычные люди, члены своих семей — и как подвижники, совершившие в истории Фархелема нечто весьма значительное. Так вдруг понял Джантар…
— А вот это: «офицер таких-то войск»… — обратила внимание Фиар. — И как-то сразу отделило чхаинцев от остальных. И вообще: мирная экспедиция объединяющегося человечества — и сплошная военная форма, офицерские звания?
— Даже точно не указанные, — добавил Итагаро. — Просто «офицер», и всё…
А на экране продолжали сменяться по-прежнему беззвучные кадры: какое-то помещение (возможно, на борту дирижабля); снова группа людей в военной форме; зал с длинными рядами экранов, за которыми сидели люди по большей части опять же в самой разной военной форме (должно быть, одно из помещений главного штаба экспедиции); ещё зал, полный людей, над головами которых возвышались плакаты и чьи-то портреты (хотя подробности рассмотреть не удалось: изображение тут было особенно нечётким, к тому же то и дело перебиваясь помехами); вновь снятые явно любительской камерой кадры — где на фоне сельских пейзажей присутствовали люди и в простой крестьянской одежде, и опять же в военной форме (причём ощущался уже лёгкий, труднообъяснимый налёт неестественности, что-то было не так, как в обычной семейной хронике); почему-то мелькнул эпизод, где кордон полиции в малознакомой (похоже, иностранной) форме сдерживал натиск толпы, а потом полицейские тащили кого-то сквозь клубы дымовой завесы к фургону с решётками на окнах (и это было так непонятно и неуместно здесь, что оставалось лишь гадать: как вообще попало сюда, какое отношение могло иметь к основной теме этого, так и не состоявшегося в готовом виде, фильма? Тем более, напомнив то, что Джантару сейчас вовсе не хотел вспоминать: тогда, в школьном дворе, выглядело почти так же!)…
— Нет, но… это? — вырвалось у Фиар. — Что это? Откуда… тут?
— Протест «простых людей», — Джантару показалось: это почти одновременно сказали в ответ Герм и Минакри.
— Тогда ещё не могло быть, — возразил Итагаро. — Это что-то другое. Но правда: выглядит, как бунт, восстание…
— Наверно, что-то постороннее. Сюда попало по ошибке. Как и это, — добавила Фиар, когда на экране замелькали, сменяя друг друга, явно старые фотографии.
— А мне кажется: эту экспедицию сначала хотели представить как великое событие в плане всей мировой истории, — решился высказать своё предположение Джантар. — Как легенду, где имеет значение всё: и большое, и малое. Вот, наверно, и реакция на неё в какой-то другой стране… Но когда будет хоть что-то по делу? — не выдержав, добавил он.
— Не знаю… — Итагаро был растерян не меньше. — Неужели мы записали просто биографическую хронику отдельных участников экспедиции? И то — неозвученные, бракованные фрагменты?
— Обидно будет, если всё зря… — упавшим голосом откликнулся Лартаяу.
— А по времени уже половина первой дорожки, — Герм взглянул на свои наручные часы. — Ещё столько, и надо будет переворачивать кассету…
А на экране всё сменялись старые фотографии, документы, газетные вырезки, чередуясь с лицами каких-то людей, что-то беззвучно говорящих в объектив камеры — и казалось, догадка Итагаро получала подтверждение. Фильм обретал чисто биографический характер — и большего ждать не приходилось…
— Значит, провал… — с мрачной уверенностью констатировал Лартаяу. — Вот вам предчувствия, видения… Ладно, досмотрим до конца — хотя уже видим, что это…
— Подожди, Лартаяу, — ответила Фиар. — Не надо поспешных выводов. Мы же не знаем, что там дальше.
— А что там может быть… — с горечью ответил Лартаяу. — Хотя… что это?..
На экране появилась трибуна с людьми опять же в военной форме разных стран (среди которых особенно выделялись двое чхаинцев в обычной гражданской одежде), а в следующем кадре — снова появились участники экспедиции в лётных комбинезонах, теперь уже, судя по всему, как по-военному рапортующие тем, на трибуне… Впрочем, большинство просто неподвижно стояли, рапортовали же, беззвучно произнося какие-то слова, лишь двое. Одним был, кажется, Феринкоатле, другим… видимо, командир всей экспедиции (Джантар вдруг спохватился, что не помнит его имени. Да, странно — но у всех на слуху были лишь имена членов посадочного отряда; тех же, кто летал над Западным континентом, но не сошёл на его поверхность, будто не помнили — точнее, помнили всех вместе, скопом, как одно целое!)… Но не только об этом подумал сейчас Джантар…
«Вот и рапорт, как по уставу… Будто не научная экспедиция на неисследованный континент, а — рядовые военные учения. И опять они «главные», а учёный — инструмент, орудие, чья роль — добыть информацию и бросить к их ногам, как вражеское знамя…»
«Я понимаю, но думай не так громко», — услышал он мысленный ответ Талира. (На экране — участники экспедиции уже ехали к висящему в отдалении дирижаблю: на открытой, многоместной, тоже «армейского» вида машине.)
«Да, конечно, — Джантар лишь тут понял, с каким напряжением смотрел запись. Обычно же его с Талиром диапазоны практически не перекрывались. — Надо быть спокойнее…»
Но тут же, увидев на экране взлетающий с аэродрома, набирающий высоту, а затем летящий над морем дирижабль — он едва сдержал вздох удивления. Точно так и выглядело — в его, как оказалось, вещем сне!..
А в следующих кадрах (по-прежнему беззвучных) стали появляться уже интерьеры каких-то помещений на борту дирижабля; потом — вид из иллюминатора на морскую поверхность, исчерченную рядами волн… (Хотя возможно, волн и не было: само изображение имело грубо исчерченную структуру, будто переснятое прямо с телеэкрана, тем более, что и тут перебивалось помехами.) Затем вновь появилось помещение, которое Джантар определил как главный штаб экспедиции: но теперь уже в нём на большом, сравнимом по размерам с целой стеной, экране был виден, кажется, Уатафа (или Лурима? По тем смазанным кадрам Джантар не смог уверенно запомнить их внешность…), ведущий разговор с человеком в военной форме (тот что-то говорил в микрофон, спиной к камере, глядя на тот большой экран; причём изображение, кроме самого экрана на стене, было довольно чётким, подтверждая догадку Джантара)… Но следом пошли нечёткие кадры с видом, скорее всего, лабораторий на борту дирижабля: там были столы и шкафы с лабораторной посудой; специальный компьютер, подключенный ещё к какой-то аппаратуре; ленты самописцев с кривыми (едва различимыми на экране при таком качестве изображения); a затем — и каких-то других помещений (но тут изображение было столь нечётким, что Джантар вовсе не смог хоть как-то истолковать эти кадры)…
«И это всё ещё в полёте над океаном? — подумал он, от волнения затаив дыхание. — Самого Западного континента мы пока не видели…»
Но как раз в этот момент — на экране появился медленно проплывающий далеко внизу горный хребет. То ли он действительно был невысоким, то ли такое впечатление создавала оптика телекамеры — но, вопреки всем известным фактам казалось: дирижабль летел над этими горами на огромной высоте. Освещённая сторона склонов выглядела равномерно-коричневой, без малейшей примеси других оттенков; особенно же резкие в предзакатном свете тёмно-синие провалы теней — создавали непривычное, даже будто «инопланетное» впечатление. Странно было представить таким ландшафт родной планеты. (А качество изображения было уже заметно выше — хотя и тут из-за пересъёмки с телеэкрана оно казалось довольно грубо исчерченным поперечными полосами…) Затем вид горного хребта снова сменился видом какого-то из помещений дирижабля — где двое участников экспедиции за столом у иллюминатора (через который ничего видно не было, он казался сплошным белым кругом), рассматривали то ли карту, то ли кадры аэрофотосъёмки: изображение всё же было нечётким, чтобы различить такие подробности… В следующем кадре вновь появились горы, но теперь уже не сверху — вершины проплывали в иллюминаторе как-то вровень с дирижаблем. В кадре же, последовавшем за этим — уже возвышались над ним, камера была направлена из иллюминатора к вершинам заметно вверх. И тут (у Джантара вновь едва не вырвался вздох удивления) …были ледники, белыми полосами стекающие вниз по склонам!..
