вызывающим бесстыдством и походят на буйно помешанных».[258]
В Кадисе Эквиано делил время между созерцанием роскоши и красоты города и, подобно ветхозаветному Иакову, борьбой с Богом посредством молитв и Писания. Утром 6 октября он проснулся будто от «некоего толчка», возвещающего, что он «увидит или услышит что-то чудесное», и почувствовал себя вознесенным к «вершине благодати». То, на что он так уповал, произошло в этот самый день:
Я читал и размышлял над четвертой главой Деяний, двенадцатым стихом [Ибо нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись]. Перебирая в торжественном предчувствии вечности свои недавние поступки, я начал думать, что жил нравственной жизнью и что у меня есть твердое основание для веры благорасположение Господа. Но, продолжая размышлять над этим предметом, я не мог понять, дается ли спасение частью за наши собственные добрые дела или только как высочайший дар Господа. И в этот миг глубокого сомнения Господь благоволил ворваться мне в душу яркими лучами небесного сияния, и тотчас будто сдернули покрывало, впустив свет в темную комнату (Ис. 25:7). Глазами верующего я отчетливо увидел распятого Спасителя, истекающего кровью на кресте на горе Голгофа, Евангелие предстало передо мной незапечатанной книгой, я видел себя преступником, осужденным согласно закону, который всей своей силой обрушился на мое сознание, «и когда пришла заповедь, то грех ожил, а я умер» [Рим. 7:9]. Я видел Господа Иисуса Христа в его унижении, несущим всю тяжесть моих укоров, грехов и стыда, и ясно осознавал, что деяниями закона ни одна живая плоть не может быть оправдана[259] И я понял, что с первым Адамом грех пришел, а когда придет второй Адам (Господь Иисус Христос), все спасенные должны возродиться. И вот тогда мне было дано познать, что такое родиться вновь (Ин. 3:5)[260]. (272)
Наконец-таки оправданный, Эквиано постиг теперь во всей полноте, что «был отвратителен… [и] не совершил ничего доброго». Он впервые осознал, что все случившееся с ним было частью провиденциального плана. Провидением был сам Господь – зиждитель, попечитель и страж для целого мира и всех его обитателей, в особенности же людей. Как следует из происхождения этого термина от латинского pro-video (смотреть вперед), все события в Божьем мире происходят не случайно, а по плану. И поскольку Господь милостив, любые события, какими бы несчастливыми ни казались, являются частью грандиозного плана, которого лишь набросок явлен нам в Библии. «Теперь каждое событие, случившееся со мной начиная с того дня, как меня забрали от родителей, и до самого последнего часа, предстало передо мной, будто только что произошло, освещенное особым провиденциальным светом. Я ощущал незримую руку Бога, направлявшую и защищавшую меня, когда я об этом даже не помышлял». Эквиано понял, что с высоты Провидения даже рабство был счастливым падением: «Теперь эфиоп хотел, чтобы его спас Иисус Христос» (274). Через «радость Святого Духа» он «чувствовал удивительные изменения: тяжесть греха, зияющая пасть ада и страх смерти, тяготившие прежде, утратили свой ужас, и теперь я действительно думал, что смерть станет мне самым лучшим земным другом». Когда он вышел из каюты и попытался поделиться радостью с товарищами по команде, слова его прозвучали для них «тарабарщиной». Единственным его собеседником в окружении тех, кто не был оправдан, оставалась Библия. Просветленный «светом живых», он понял, что «по свободной благодати… стал сопричастен первому воскрешению» – распятию и воскресению Христа (275).
В декабре он вернулся в Лондон, где проповедь Уильяма Ромэйна в церкви Блэкфэйрз рассеяла последние остатки сомнений, которые испытывал Эквиано относительно связи между благими делами и «избранностью по суверенному Божественному произволению» (277). Он поспешил в церковь на Нью-Уэй в Вестминстере, где Джордж Смит и другие друзья немедленно распознали в нем признаки нового рождения. Вновь пройдя испытание, Эквиано «был принят в их церковное братство», и прежнее отчаянное желание немедленного самоуничтожения уступило место надежде на наступление часа, когда он воссоединится со Спасителем: «Теперь единственным моим желанием было раствориться во Христе и пребывать с ним. Но увы! Я должен ждать определенное мне время» (278).
Глава девятая
В поисках миссии
Испытав духовное перерождение, Эквиано был «счастлив, как никогда прежде» (198), и предпочел бы больше уже ничего не менять в жизни. Следующую зиму он провел в Лондоне, и, когда в начале 1775 года капитан Стрейндж стал вновь готовиться к рейсу в Средиземноморье, Эквиано сперва отказывался присоединиться к команде Норе, но в конце концов поддался уговорам друзей и отправился в новое плавание. Корабль отплыл в марте и через месяц достиг Кадисской бухты в Испании, где вера Эквиано сразу же подверглась испытанию. В воскресенье на входе в гавань судно наскочило на «одиночную скалу, называемую Порпус[261]», пробившую обшивку судна ниже ватерлинии. Несмотря на преследовавший его всю жизнь страх утонуть, Эквиано отнесся к происшествию с радостным смирением: «Хотя я не умел плавать и не видел никакого способа избежать гибели, но совершенно не ощущал страха, не имея ни малейшего желания спасать свою жизнь. Я даже обрадовался, видя в смерти нежданное наступление блаженства» (284). Находившиеся поблизости были изумлены его спокойствием и кротостью перед лицом опасности, которая всех прочих привела в смятение, заставив молить Господа о пощаде. Он же поведал «им о божественном покое, коим, по высшей благодати, наслаждался», утешаясь про себя морскими метафорами популярного гимна:
Христос – мой мудрый лоцман, слова его – мой компас;Любой шторм одолеет душа, когда со мной такой Господь.Верю, его милость и силаСпасут меня в час испытаний.Пускай путь усеян скалами и глубокими трясинами,Но Христос меня сохранит и присмотрит за мной.Как я могу утонуть с такой опорой,На которой покоится мир и все сущее?[262]
С точки зрения Эквиано, именно Провидение устроило так, что все произошло в то время, когда гавань была полна кораблей и в пору прилива. На помощь поспешили моряки с ближайших судов, и, пока часть из них тремя помпами откачивала воду, остальные со всей возможной быстротой разгрузили его и вытянули на берег. Пока команда Норе занималась своими делами в Кадисе, судно было отремонтировано.
Оттуда они направились в Малагу за слитками серебра, фруктами и винами. Эквиано был впечатлен «приятным и богатым городом» на Costa del Sol, испанском побережье Средиземного моря. Его восхитил кафедральный собор, строившийся с 1528 года, впрочем, как узнал Эквиано, «он до сих пор не вполне завершен». Из-за отсутствующей восточной башни собор прозвали «Ла Манкита»», однорукая дама[263]. Большая часть интерьера была, однако, «закончена и изумительно украшена самыми дорогими мраморными колоннами и великолепной живописью. Изнутри
