– Хорошо, сейчас будет сделано, – достав свою рацию, Гарсия отошел в дальний угол комнаты.
– Будем надеяться, хоть это принесет вам удачу, – вступил в разговор Хулио Верона, приехавший несколько минут назад. – Отпечатки на будильнике ничего не дают. Ничего схожего ни у нас в досье, ни у ФБР. Да, между прочим, доктор Санчес хотела бы видеть одного из вас у себя в морге.
В ответ на вопрошающий взгляд Хорхе Эйнсли сказал:
– Мы вместе отправимся туда.
***– Он странно умер, этот Мэддокс-Даваналь. Что-то здесь не то, – сказала доктор Сандра Санчес, сидевшая за рабочим столом в своем офисе на втором этаже здания морга округа Дейд на Десятой Северо-Западной авеню. Стол был завален папками и бумагами. Судебный медик Санчес держала перед собой несколько листков, исписанных ее убористым почерком.
– Что именно вам кажется странным, доктор? – поинтересовался Хорхе.
После некоторого раздумья она ответила:
– Смерть не укладывается в те версии, которые вы при мне обсуждали. Это не мое дело, конечно. Я ведь только должна установить для вас причину наступления смерти…
– Бросьте скромничать, Сандра, ваш вклад значительно весомее, мы все признаем это, – перебил Эйнсли.
– Спасибо, Малколм, ободрил. Ну так вот, речь о траектории пули. Ее трудно установить в точности, поскольку изрядная часть черепа была снесена. Однако после изучения его остатков под рентгеном могу утверждать, что пуля вошла под углом в правую щеку, пронзила глаз, затем мозг и вышла чуть повыше лобной кости.
– По-моему, маршрут вполне смертоносный, – заметил Хорхе. – Так в чем же здесь неувязка?
– В том, что застрелить человека подобным образом можно только в упор. Ствол пистолета при выстреле должен был по сути упираться ему в лицо.
– Наверное, все произошло так быстро, что жертва даже не поняла, что случилось, – предположил Хорхе.
– Может, и так, но в это трудно поверить. Перед нами встают в таком случае два вопроса. Во-первых, зачем стрелявший пошел на бессмысленный риск и приблизился к такому физически сильному противнику, как Мэддокс? Во-вторых, как бы быстро ни действовал убийца, Мэддокс чисто инстинктивно должен был оказать сопротивление, но никаких следов борьбы вы не обнаружили. Верно?
– Верно. Ты же сам мне указал на это, Хорхе, – напомнил Малколм Эйнсли. – Но только это еще не все, что вы хотели сказать, Сандра. Договаривайте.
– У меня, собственно, остался к вам один простой вопрос. Вы рассматривали версию самоубийства? Эйнсли помолчал, потом ответил медленно:
– Нет, не рассматривали.
– А какие для этого основания? – пылко встрял Хорхе. – Имеются отчетливые следы внешнего вторжения. Балконная дверь была взломана, снаружи оставлены следы, а главное – нет орудия преступления. При самоубийстве пистолет нашли бы сразу.
– Знаете, молодой человек, у меня со слухом все в порядке, – не менее пылко отозвалась Сандра Санчес. – Я, как уже было сказано, работала здесь рядом с вами более часа и слышала эти аргументы.
– Извините, доктор, – Хорхе слегка покраснел. – Я обдумаю ваш вопрос. Но ведь есть одна очевидная вещь… Когда человек стреляет в себя, на руке всегда остаются частички сгоревшего пороха. Вы их обнаружили?
– Нет, хотя я осмотрела обе руки перед вскрытием трупа, – ответила Санчес. – Впрочем, достаточно хотя бы небольшого знакомства с огнестрельным оружием, чтобы затереть или смыть пороховые ожоги. И отсюда еще один вопрос к вам, Малколм. Не думаете ли вы, что все эти улики могли быть сфабрикованы?
– Это действительно не исключено, – признал Эйнсли. – С вашей подачи мы рассмотрим это дело под иным углом зрения.
– Вот и хорошо, – Санчес удовлетворенно кивнула. – А я тем временем, если позволите, классифицирую этот случай как смерть при невыясненных обстоятельствах.
Глава 9
Среди записок, ожидавших Эйнсли по возвращении в отдел, была одна от Бет Эмбри. Она не подписалась, но Эйнсли узнал номер телефона и сразу же перезвонил.
– Я тут опросила кое-кого из своих старых знакомых, – начала она без предисловий. – И узнала о Мэддокс-Даванале кое-что полезное для тебя.
– Ты просто душка. Бет. Рассказывай скорей.
– У парня были финансовые проблемы, и весьма серьезные. Кроме того, он обрюхатил молоденькую девчонку, и ее адвокат собирался взыскать алименты либо с него, либо с семьи Даваналь, если он будет упрямиться.
Поразительные известия стали поступать с завидной регулярностью, отметил про себя Эйнсли.
– Похоже, он действительно был по уши в дерьме, – сказал он. – Но у меня не идут из памяти слова, что ты сказала при нашей прошлой встрече. Что ты не удивилась бы, если бы Байрон сам наложил на себя руки.
– А что, дело приняло именно такой оборот? – Бет, казалось, и сама удивилась.
– Самоубийство – вполне вероятная версия, но пока лишь версия. Что тебе известно о его финансовых неурядицах?
– В двух словах, Байрон попросту проигрался в пух и прах. Задолжал деньги здешней мафии. Крупную сумму – больше двух миллионов долларов. Они грозились прикончить его или заложить Теодору Даваналю.
– Который не заплатил бы им ни гроша.
– Я совсем не уверена в этом. Людям, которые взлетели на самую верхотуру так стремительно, как Даванали, всегда есть что скрывать, и мафии, должно быть, много чего о них известно. Но все равно, если бы Теодор заплатил за Байрона долги, он как пить дать положил бы конец безбедной жизни зятя.
Эйнсли еще раз поблагодарил Бет и пообещал держать ее в курсе.
Хорхе, который как раз появился за своим рабочим столом, спросил:
– Так как насчет самоубийства? Вы принимаете эту версию всерьез?
– Я принимаю всерьез Сандру Санчес. К тому же теперь эта версия стала мне казаться куда более правдоподобной.
И он пересказал свой разговор с Бет Эмбри.
Хорхе тихо присвистнул.
– Но ведь если все это правда, то миссис Даваналь лжет. Я сам слышал, как она распиналась по “ящику”, что ее мужа “зверски убили”. Что же она скрывает?
Ответ на последний вопрос у Эйнсли уже был. Ключ к разгадке был в одном только слове, которое он услышал, когда Бет описывала ему семью Даваналей: “гордость”. Как это она сказала? ..В глазах других они всегда должны выглядеть безукоризненно, казаться воплощенным совершенством, своего рода высшей расой.
– Будем снова допрашивать миссис Даваналь? – спросил Хорхе.
– Непременно, но не сразу. Прежде нам нужно еще кое-что разузнать.
В этот же день, в среду, тело Байрона Мэддокса-Даваналя было выдано из морга округа Дейд его жене Фелиции, которая объявила, что отпевание и похороны покойного супруга состоятся в пятницу.
***Весь день в четверг в усадьбе Даваналей шли приготовления к похоронам, и тактичные детективы из отдела убийств старались держаться как можно незаметнее. Но это не помешало Малколму Эйнсли воспользоваться лифтом особняка, чтобы подняться наверх и повидать супругов Васкезес, которые прислуживали патриарху семейства Вильгельму Даваналю. Для них на третьем этаже была отведена комната с кухней. Держались они дружелюбно, старались быть полезны и вообще, по первому впечатлению, казались людьми в высшей степени добросовестными. Да, им почти сразу стало известно о смерти Байрона. Это так ужасно! Да, мистер Вильгельм тоже знает, но на похоронах присутствовать не будет – такие стрессы не для него. И увидеться с ним сейчас мистер Эйнсли тоже никак не сможет, потому что он спит.
Карина Васкезес, почтенная матрона лет около шестидесяти, квалифицированная медсестра, пояснила:
– Наш старый джентльмен легко утомляется и потому много спит, особенно днем. Зато когда он бодрствует, что бы вам ни говорили его близкие, он зорок, как горный орел.
– Иной раз мне кажется, что он как хорошие старинные часы, – добавил ее муж Франческо. – Когда-нибудь они встанут, но до тех пор механизм работает четко.
– Хотел бы я, чтобы однажды и обо мне сказали то же самое, – усмехнулся Эйнсли и спросил:
– Как вы думаете, старик сможет мне что-нибудь рассказать о смерти в своем доме?
– Я бы нисколько не удивилась, – ответила Карина Васкезес. – Он прекрасно осведомлен о всех семейных делах, но держит язык за зубами, а мы с Франческо не привыкли задавать слишком много вопросов. Еще скажу вам: мистер Вильгельм часто просыпается по ночам, так что он вполне мог что-то слышать. С нами он ничего не обсуждает, так что придется вам самому у него спросить.
Эйнсли поблагодарил обоих и сказал, что придет еще раз.
***Несмотря на нехватку времени, Фелиция не пожалела усилий, чтобы организовать для покойного мужа пышные похороны. Для отпевания была избрана епископальная (и более чем внушительных размеров) церковь святого Павла в Корал-Гейблз. О церемонии были оповещены все средства массовой информации; с этого сообщения начинались все выпуски новостей по WBEQ. Все универмаги Даваналей в Майами и окрестностях закрылись в тот день на три часа, чтобы их служащие смогли присутствовать на отпевании, причем негласно всех предупредили, что уклонившихся занесут в черный список. Реквием прозвучал в исполнении многочисленного хора во главе с епископом, дьяконом и каноником. В числе тех, кто подставили под гроб плечо, были мэр города два сенатора штата и конгрессмен из Вашингтона, которых, как магнит металлическую стружку, притянуло к себе могущество дома Даваналей. Церковь была переполнена, хотя не могло не бросаться в глаза отсутствие Теодора и Юджинии Даваналей, так и не выбравшихся из Милана.
