— Ок, ладно. А кого реабилитируем-то?
— Карину.
— Понятно, — хмыкнул он. В телефонной трубке повисло противное молчание. Но, как обычно, друг не подвёл, в конце концов пообещав: — Ладно, знаю я несколько способов. Только кошелёк готовь.
— Без проблем.
Из миссии по возвращению Каро к жизни Козырев вернулся с расцарапанной физиономией.
— Любуйся, — ткнул он пальцем в свою щёку. — Твоя постаралась.
— Она не моя, — напрягся я. — Мне стоит переживать на тему того, что именно ты с ней сделал?
— Попытался затащить к парикмахеру.
— И как, успешно?
— Смотря для кого. Нанятый мной стилист утверждает, что она теперь похожа на человека. Зато моя Ева уверена, что я себе любовницу завёл.
— Хочешь, я с ней поговорю?
— С Евой? И что ты ей скажешь? Что это ты любовницу завёл?
— Костя! — шикнул на него.
— А, ладно! — друг махнул рукой. — Мой брак уже мало что может испортить ещё сильнее.
***
Карина теперь действительно выглядела иначе. Отдалённо напоминала себя прошлую. Не скажу, что она стала более живой, но надежда на то, что случившиеся изменения во внешности как-то её взбодрят, меня не покидала.
— Этот придурок выкинул всю мою старую одежду! — зашипела она на меня, когда, уложив Егора спать, мы остались вдвоём на той же кухне, где я когда-то впервые принял судьбоносное решение остаться с сыном один на один.
— Нужно повысить ему зарплату, — усмехнулся я. — Но поверь, это только цветочки. Дальше самое главное.
Павлова почти застонала.
— Даже боюсь себе это представить.
— Я хочу… отдать Егора в садик.
Злиться она не стала. А смысл гневаться на умалишенного, коим она меня посчитала? С ними не спорят, их изолируют от общества.
— Шутишь?
— Нет.
— Подожди, подожди, — включила она режим сарказма, — то есть ты хочешь ребёнка со смертельно опасным заболеванием отправить в детский сад, где толпа оголтелых детей и где каждый может его задеть, толкнуть, ударить и ещё невесть что?
— В целом да, но я бы несколько иначе расставил акценты.
— Нет.
Проспорили почти всю ночь, так ни к чему и не придя. А на утро, поцеловав Егора в висок, я вылетел домой.
***
До запланированного ЭКО оставались считанные дни. Нина ходила дёрганная и напряжённая, но при любых попытках поддержать её пыталась сделать вид, что всё в норме, словно и не было всех этих иголок. Наверное, опасалась, что если я решу, что ей тяжело даётся гормональная терапия, то обязательно поверну назад. И да, я боялся, но лишить нас этого шанса я бы никогда не отважился.
А потом как гром среди ясного неба — Нину обвинили в злоупотреблении должностными обязанностями и похищении чужого ребёнка. До этого дня я и не подозревал, что для неё значило все эти годы продолжать работать с детьми, каждый из которых напоминал о том, чего была лишена она.
Скандал случился несусветный, во многом и из-за нашей фамилии. Жена чахла на глазах, сгорая от чувства стыда и занимаясь самоедством. И пусть мои люди достаточно быстро всё замяли, все эти потрясения не прошли мимо.
Прервав гормональную терапию, Нина сказала чёткое «нет».
— Не вывожу, не справляюсь, — плакала она, уткнувшись мне в грудь.
Я же буквально кипел от ярости, но не на неё.
— Найди этого Павла Сергеевича — отца мальчишки, которого спасала Нина, — велел я Косте на следующий день.
— А что его искать? — удивился Козырев. — Ты же сам ему денег отстегнул за молчание. Так что мы про него теперь всё знаем.
— Я хочу, чтобы впредь он был у нас под полным колпаком. Каждый шаг вправо-влево.
— Убивать будем? — полусерьёзно уточнил друг.
— Компромат собирать. Ему сейчас от денег крышу снесёт, поэтому поймать его на чём-нибудь противозаконном будет раз плюнуть. А тут мы… слегка посодействуем, чтобы его закрыли.
— Эт можно, — кивнул Костян. — Как говорится, было бы тело, а дело всегда найдётся.
***
После этой истории Нина впала в странное оцепенение. Нет, это не было похоже на прежнюю депрессию. С ней я хотя бы понимал, что делать. А вот с такой растерянной и испуганной… это ставило в тупик, ещё больше порождая во мне желание защищать и оберегать. Но все мои попытки растормошить её заканчивались ничем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Она не страдала в открытую, продолжая улыбаться, быть вежливой и тактичной со всеми, но ощущение было такое, что внутри неё что-то надломилось, очень тонкое и понятное лишь ей одной. Словно впервые за все годы нашего знакомства она лишилась своей самостоятельности.
Принятые решения больше не казались мне правильными. И если честно, то и я сам начинал захлёбываться в собственной беспомощности. Разрываться между ней, командировками и Егором было больше невозможно.
— Вы должны переехать в наш город, — сообщил я в телефонную трубку Карине.
— И что? Только это? — ощетинилась она.
Знаю, её всегда задевало то, что я ставил спокойствие жены во главу всего.
— Да. Так будет лучше для всех.
— Так будет лучше для тебя! — поправила она меня.
— Послушай, Егору сделали операцию, и сейчас вы уже не так привязаны к исследовательскому центру. У нас в городе тоже есть хорошие учреждения, я узнавал.
Она молчала.
— Карин, я хочу рассказать всё Нине. Не сейчас, но чуть позже. У неё сейчас нелёгкий период.
— Да, Костя рассказал. Она действительно похитила ребёнка?
Мои нервы тут же натянулись тетивой. «Убить Козырева», — решил мой мозг.
— Я не собираюсь обсуждать это с тобой.
— Но просишь переехать.
— Прошу. Прошу пойти мне навстречу.
— Я… подумаю.
С Костей я таки разругался. От души. Впервые за долгое-долгое время.
— Какого хера ты обсуждаешь с Кариной нашу с Ниной жизнь?!
— Ты сам просил, чтобы я приглядывал за Павловой!
— Но не так же!
— А как? Как прикажешь мне с ней общаться? Я не умею как ты. С этими чуть-чуть, с теми наполовину. С меня уже достаточно, что после всего мне приходится смотреть Нине в глаза!
— Скоро… скоро нам всем не нужно будет врать.
— Как скоро?! — потребовал он.
— Скоро. Как только Нина встанет на ноги…
— То есть никогда. Потому что у вас опять что-то случится.
— Предлагаешь добить её прямо сейчас?!
— Нет… я не знаю.
***
Так Карина с Егором и переехали в наш город. Я не собирался светить ими налево и направо, постыдно продолжая сохранять их существование в тайне. Единственное послабление, которое я позволил себе, — это представить Егора под своим именем хозяйке супер-пупер навороченного садика, который подобрал нам Костя, когда я сумел убедить Карину в том, что Егору просто необходимо попробовать узнать, что такое нормальное детство.
— Я читал, консультировался, — напирал на неё я. — Дети с диагнозом Егора не обязаны жить в изоляции. При должном контроле и уходе они могут… могут многое.
Павловой потребовались титанические усилия, чтобы согласиться на моё предложение.
И вот уже начало казаться, что жизнь постепенно налаживается, даже Нина неожиданно взбодрилась, словно открыв в себе второе дыхание. Правда, причины я так и не понял. Если честно, первое время я об этом особо и не задумывался, обрадованный тем, что в её глазах появился уже знакомый блеск.
Но то, что случилось потом, поставило меня в тупик, казалось, мир покачнулся сильнее, чем в тот день, когда я узнал про Егора.
Сначала жена начала мне врать, выдумывая нелепую ложь про работу и Гелю. Причём сдала её сама Ангелина, с которой я случайно столкнулся в ресторане во время делового обеда. Ей и говорить ничего не нужно было, опущенные вниз глаза оказались ой какими красноречивыми. Затем Нина перестала отвечать на мои звонки, а в те разы, когда мне удавалось до неё дозвониться, несла какой-то бред про всю ту же Гельку. А когда не пришла ночевать, я решил, что просто схожу с ума. В голове крутились разные догадки, одна страшнее другой.
Пришлось вызвонить Костю и потребовать ответа:
— Что ты знаешь про Нину?
